Новгородские седмицы: 859-2009 годы
(проект еженедельной газеты "Новгород" www.gazetanovgorod.ru)
Автор Сергей Аксенов
Годы 1801 – 1807. Эра памяти
Год 1801-й принес России не только новое столетие, но и нового царя. На смену нервозному и деспотичному Павлу I пришел «благословенный» император Александр Павлович. Страна, обретшая образованного и в меру демократичного монарха, вступила в новую эпоху. Отражением перемен в государственной и общественной жизни можно считать и проснувшуюся у властей заботу о российских древностях.
С началом XIX века и Новгород вступает в новую эру своей истории. Обилие древних памятников архитектуры, богатейшие рукописные и книжные собрания, иконы и фрески – всё это постепенно попадает в поле зрения как столичных учёных, так и местных любознательных краеведов. Контраст между славной историей города и его запустелым состоянием лишь усугубляет впечатление современников от созерцания величественных храмов и дышащих древностью стен Кремля. Известный церковный деятель той поры Евгений Болховитинов писал в 1804 году: «Новгород мне самими сединами и меланхолической унылостью нравится».
ЖАЛОСТЛИВЫЕ ДРЕВНОСТИ
В провинции эти перемены почувствовали не
сразу. В мае 1803 г. от новгородского гражданского губернатора Ивана Рикмана в
Министерство внутренних дел поступило очередное прошение на разборку кремлевских
стен в «самых опасных местах», которых, судя по всему, было немало. Можно
представить себе, какие последствия имело бы это прошение для нашего Кремля,
будь оно одним махом подписано министром внутренних дел Российской империи. В
лучшем случае он разделил бы печальную судьбу Нижегородского кремля, часть стен
и две башни которого разобрали еще в 1785 году, а камень и кирпич использовали
для починки остальных частей.
Однако на губернаторское прошение министр В.П. Кочубей наложил убористым
почерком резолюцию, передававшую Высочайшую волю: «Повелеваю, чтобы памятники
древности, подобные стене новгородской, были поддержаны и чтоб на сие нужные по
исчислении деньги были ассигнованы». Собственно, этой резолюцией властям всех
российских губерний дали понять, что «просвещенный век» хоть и закончился, но
все же не обошел Россию стороной.
Губернскими чиновниками формулировка ответа из МВД была воспринята как повод и
одновременно форма для прошений нового образца. Уже в следующем своем письме
губернатор Рикман эхом вторит министру: «Во исполнение почтеннейшего предписания
Вашего сиятельства разрушающуюся в Нове-городе городовую стену, яко памятник
древности, как возможно поддержать…»
В дальнейшей переписке новгородских губернаторов с государственными ведомствами
все чаще будут мелькать упоминания о древности и исторической ценности
новгородских памятников, в первую очередь, Кремля. Губернатор П.И. Сумароков,
кстати, опубликовавший в 1815 году книгу «Новгородская история», писал в
прошении князю Горчакову, убеждая его в необходимости ремонта Кремля: «Разобрать
и уничтожить сию древность было бы весьма сожалительно; разбирание оной более
будет стоить, нежели ее починка. Лучше всего ежегодно малыми суммами делать сим
стенам починки, и таким образом лет в пять или шесть можно было бы привести
опять стены крепости в хорошее состояние». Учитывая образованность Сумарокова и
его неподдельный интерес к истории Новгорода, эти фразы уже не выглядят
попугайством.
Среди известных личностей Новгорода начала XIX
века одно из первых мест, несомненно, занимает Амвросий Орнатский. Он родился в
семье диакона Рождественской церкви Череповецкого уезда в 1778 году. С 1788 по
1792 гг. учился в Кирилло-Белозерском духовном училище, затем – в
Александро-Невской духовной семинарии, переименованной в 1797 г. в академию,
которую окончил в 1800 г.
После окончания академии Амвросий назначается преподавателем, а с 1804 г. -
префектом новгородской Духовной семинарии. После пострижения в монахи с февраля
1808 года он становится архимандритом Антониева монастыря и ректором семинарии.
Впоследствии Амвросий настоятельствовал в Юрьеве монастыре, а в 1812 году был
переведён в Новоспасский московский монастырь. Здесь он прославился
самоотверженным трудом по восстановлению московских монастырей, пострадавших от
разорения и пожара во время оккупации Москвы французскими войсками.
В период нахождения в Новгороде Амвросий Орнатский приступает к изданию
многотомной «Истории Российской иерархии». Шесть томов «Истории» последовательно
выходили с 1807 по 1815 гг. Замечательный по содержанию и подробности изложения
материала труд по-прежнему сохраняет научное значение. «История» продолжает
традицию сборников по истории иерархии, появившихся в XVII в. в Западнорусской
митрополии в ходе полемики вокруг церковной унии. Одна из задач таких сочинений
заключалась в рассмотрении истории церковной иерархии с точки зрения выяснения
ее первоначального подчинения Римскому папе или православному Патриарху. Помимо
сведений о епископах Русской Церкви от ее возникновения до начала XIX в.
«История» включила сообщения о епархиях, Соборах, святых, духовных школах и
монастырях России, а также публикацию ряда памятников церковной истории (грамоты
монастырям, монашеские уставы, творения преподобного Нила Сорского и др.). За
свои ученые труды Амвросий получил звание почетного члена императорского
Московского Общества истории и древностей России.
В марте 1816 года Амвросий был рукоположен в сан епископа Старорусского, викария
Новгородской епархии. После шестилетнего служения в Пензе в 1825 г. он подал
прошение в Синод об увольнении на покой для подготовки к переизданию своей
многотомной «Истории». Остаток жизни Амвросий провёл в Кирилло-Белозерском
монастыре. Там он вёл аскетический образ жизни: жил затворником в маленькой
келье, ел очень скудную пищу, сам исполнял все черные работы. Скончался он после
тяжелой болезни 31 декабря 1827 г. и погребён на паперти Успенского собора
Кириллова монастыря.
На протяжении 1780-1820-х годов градообразующим
предприятием Новгорода оставалась Адмиралтейская парусная фабрика. Построенный
для неё на берегу реки Гзени комплекс зданий сохранился до сих пор; сегодня в
нём размещаются городской военкомат и другие учреждения военного ведомства.
Ткацкие механизмы фабрики приводились в действие водяными плотинами. Чтобы
напитать реку Гзень и обеспечить необходимый напор воды, пришлось прорыть
специальный канал, который соединил её с Морозовским ручьём, притоком Веряжи.
Морозовский ручей и канал оказались засыпаны при строительстве ДК профосюзов и
«круглого гаража» в 1960-70-х гг., но в топонимике города ещё сохраняется
Морозовская улица, выходящая на ул. Нехинскую.
Производственный цикл начинался на Веряже в районе Старой Мельницы. Здесь на
старой архиерейской мельнице обрабатывали пеньку – прядильное волокно из стебля
конопли. Затем по воде сплавляли это сырьё по Морозовскому ручью, каналу и рву
Окольного города на берега Гзени, где происходил сам ткацкий процесс.
В 1803 г. на фабрике трудились 1198 человек, среди которых были штаб- и
обер-офицеры, рекруты-матросы, другие служители и ученики. Директором фабрики в
то время был капитан-лейтенант фон Гейзер, которого современники называли
«человеком умным и весьма рачительным». Помимо изготовления парусного полотна, в
1801 г. на фабрике приступили к производству чулок, а с 1804 г. и шляп.
Территория фабрики представляла собой мини-городок: на правом берегу реки
находились производственные и складские корпуса, дом правления и госпиталь.
Напротив, в районе современного Дома быта «Волхова», находился жилой городок с
разбивкой на 32 участка. Здесь же располагалась и шляпная мастерская. Достаточно
тяжёлые условия труда на фабрике часто вызывали конфликты между рабочими и
начальством. В конце 1820-х годов фабрику перевели в Петербург, а на её месте
началось обустройство военного городка.
1803 год – «Первой достопримечательностью по пути был Новгород, отстоящий от Санкт-Петербурга приблизительно на 160 верст… Оказывается, когда-то Новгород был независимой республикой, славился изделиями своих ремесленников, торговал с другими странами, а жители его были довольно образованными. Слава и процветание республики возбудили ревность русского тирана Ивана Васильевича, который напал на Новгород, приказал его разрушить и с беспримерной жестокостью истребил обитателей, пощадив лишь монастырь (кремль – С.А.)».
Марта Вильмот (Англия)
1805 год
– «Издалека кажется, будто город
и теперь еще имеет большое значение; внутри же все выглядит пустым и
заброшенным. Правда, в церквях нет недостатка, но благоустроенных людных улиц
очень мало. Кругом так много обширных пустырей, что жители, пожалуй, могли бы
выращивать и хлеб, и все свое продовольствие, не выходя за его ворота. Где те
времена, когда Новгород заставлял трепетать царей и когда возникла поговорка:
«Кто пойдет супротив Господа Бога и Великого Новгорода?»
Иоганн Готфрид
Зейме (Германия).
«Мое лето 1805 года».
Годы 1808 – 1814. Неравнодушная губерния
Эпоха наполеоновских войн началась для России ещё в конце XVIII века, когда Европу потрясли героический переход войск Суворова через Альпы и освобождение итальянских городов флотом Ушакова.
К 1805 году продвижение Наполеона в Восточную Европу вынудило Александра I вновь развернуть против него военные действия.
После неудачных для России сражений под Аустерлицем и Эйлау, русский царь вступил в унизительные переговоры о мире. При встрече на Немане в июне 1807 года молодые императоры обнялись, после чего Александр произнёс: «Государь, я ненавижу англичан, так же как и Вы!»
Но общая ненависть к британцам недолго удерживала правителей России и Франции в мире. В июне 1812 года «Великая армия» Наполеона численностью 600 тыс. чел. вторглась в пределы Российской империи. Осознавая недостаточность своих войск перед лицом грозного врага, Александр I указом от 6 июля 1812 года объявил о созыве Народного ополчения. Увы, в стране, привыкшей отдавать в армию рекрутов на 25 лет, не было мобильного воинского резерва.
Новгородцы, которым 14 июля 1812 года манифест «К народу русскому» зачитал принц Ольденбургский, на губернском собрании постановили сформировать 10-тысячный корпус и обеспечить его за свой счёт всем необходимым.
Сбор ратников на войну с «супостатом», их вооружение
и снабжение осуществляли комитеты уездных и губернских дворянских собраний.
Средства собирались в виде добровольных пожертвований. За 1812-14 годы было
собрано 83 млн. рублей! Офицеры назначались из добровольцев-дворян, ранее
служивших в армии. Командующие округами избирались дворянскими собраниями. Общая
численность Народного ополчения 1812 года составила свыше 300 тысяч человек.
Конечно, вооружены ополченцы были не лучшим образом. В основном орудовали
пиками, топорами и саблями; лишь небольшая часть воинов имела ружья.
Ратники в Народное ополчение выставлялись
помещиками из крепостных крестьян, из расчёта 4-5 чел. в возрасте 17-45 лет от
100 ревизских душ. Крепостные охотно шли в Ополчение, надеясь после войны на
освобождение.
В середине июля 1812 г. Комитет министров возложил командование ополчением
Петербургской и Новгородской губерний на 67-летнего М.И. Кутузова. Губернским
начальником Новгородского ополчения был назначен генерал от инфантерии Н.С.
Свечин, а командующим ополчением стал генерал-майор и камергер А.А. Жеребцов. В
число ополченцев входили: 27 штаб-офицеров, 234 обер-офицера, 681 урядник, 43
писаря, 94 барабанщика, 9440 воинов, 264 нестроевых, 4 священника, 4 причетника,
2 доктора, 1 штаб-лекарь и 2 фельдшера.
Средства на вооружение и снабжение пожаловали как помещики, так и купцы:
старорусские дали «на благое дело» 56 тыс., новгородские - 50 тыс. рублей.
Крестьян-воинов одели в новые кафтаны, снабдили, несмотря на лето, овчинными
полушубками, рукавицами, двумя парами сапог, двумя штанами, выдали провиант, а
также по 3 рубля «подъемных» и жалованье за 3 месяца. В обоз новгородцы
пожертвовали 650 лошадей, кованые телеги, котлы и медикаменты. Отставные офицеры
организовали для ополченцев краткосрочные военные курсы. Активное участие в
формировании «бородатого войска» принял государственный деятель и поэт Гавриил
Романович Державин, прибывший в Новгород из имения Званка на Волхове.
Дружины Санкт-Петербургского и Новгородского ополчений выступили на фронт в
составе корпуса генерала П.X. Витгенштейна. Уже в ночь с 7 на 8 октября
состоялся штурм Полоцка, где новгородцы и петербуржцы впервые проявили блестящие
боевые качества. «Бородатые люди, – признавался французский маршал Сен-Сир, –
дрались с наибольшим ожесточением и выказали наибольшее мужество».
Санкт-Петербургское и Новгородское ополчения бок о бок сражались при Чашниках, у
Смольни, под Витебском, при Березине, в 1813 году с боями дошли до Данцига и
участвовали в его осаде. При осаде этой крепости, считавшейся одной из самых
неприступных в Европе, погибла большая часть наших земляков, причём не столько
от пуль и ядер, сколько от болезней и холода.
Победоносное завершение войны было омрачено огромными потерями в Новгородском
ополчении. Из более чем 10 тысяч ратников домой вернулась лишь треть. Другим
огорчением крестьян-ополченцев стало возвращение в кабалу к помещикам вместо
обещанной свободы.
И всё же новгородский губернатор Павел Сумароков восторженно писал графу П.Х.
Витгенштейну в декабре 1812 года: «Новгородская губерния не равнодушно взирает
на гремящую славу Вашего Сиятельства, и уже сделала постановление просить у
Государя Императора позволения ознаменовать оную сердечными своими почестями».
Правда, «сердечные почести» в виде обелиска геройскому ополчению появятся в
Новгороде лишь 28 лет спустя, в 1840 году.
Среди ратных подвигов начала XIX столетия менее
заметно, но всё же бурно развивалось историческое источниковедение новгородского
прошлого. Древние летописи и акты, старинные рукописи и церковная архитектура,
фрески, иконы и утварь всё чаще становились объектами пристального внимания
образованных людей того времени. В их числе – Евгений Болховитинов, в миру
Евфимий Алексеевич Болховитинов (1767–1837 гг.).
Он родился в Воронеже в семье священника, с 10 лет обучался в архиерейском
певческом хоре. После окончания Воронежской семинарии, по благословению
святителя Тихона Задонского, Евфимий был отправлен в Москву в
Славяно-греко-латинскую Академию.
В период обучения в Академии будущий новгородский викарий посещал лекции в
Московском университете, одновременно подрабатывая в типографии и
«Филологической семинарии» масонов Н.И. Новикова и И.Е. Шварца. Здесь он
сблизился со знаменитым архивистом, племянником московского архиепископа, Н.Н.
Бантыш-Каменским, внушившим ему особый интерес к древним источникам и
литературе.
После окончания Академии Евфимий Болховитинов вернулся в Воронеж, где в 1799 г.
был рукоположен в сан священника и стал протоиереем в уездном Павловске. Он стал
активно заниматься архивными поисками и описанием местных
достопримечательностей, в результате чего в 1800 г. появился его первый печатный
труд «Историческое описание Воронежской губернии, собранное из историй, архивных
записок и сказаний».
Трагическая гибель жены и трёх детей резко изменила судьбу Евфимия. При
посредничестве Н.Н. Бантыш-Каменского он перевёлся в Петербург и в 1800 г. по
настоянию Петербургского митрополита Амвросия (Подобедова) принял монашеский
постриг с именем Евгений.
В 1804 году Амвросий назначил Евгения Болховитинова викарным епископом Новгорода
и поручил ему «особое смотрение» над новгородской Духовной семинарией. В 1806 г.
молодой епископ был избран в действительные члены Императорской Академии наук.
В Новгороде Евгений настойчиво изучает архивы новгородских монастырей,
устраивает исторические диспуты семинаристов, пишет книгу «Исторические
разговоры о древностях Великого Новгорода» (опубликована в 1808 г., в настоящее
время в НовГУ готовится её переиздание). «Как археолог и историк, он хорошо был
знаком с прошлым духовной школы, как педагог и учитель, знал в совершенстве
современное ее положение и близко принимал к сердцу ее нужды и ее судьбу», –
писал о нём современник.
Впоследствии Евгений возглавлял епархии в Вологде, Калуге и Пскове, где и стал
архиепископом. В 1820-х годах Болховитинов отправляется служить в Киев уже в
сане митрополита. Здесь он начал изучение руин древнейшей на Руси Десятинной
церкви и даже восстановил её в псевдовизантийских формах.
Последнее упокоение преосвящённый Евгений обрёл в феврале 1837 года в Сретенском
приделе киевского Софийского собора, символически связав своей жизнью и смертью
Новгород и Киев – два древнейших центра русской истории и культуры.
1812 г., 6 июля – «Сего ради при всей твердой надежде на храброе НАШЕ воинство полагаем МЫ за необходимонужное собрать внутри Государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой, и в защиту домов, жен и детей каждого из нас. МЫ уже воззвали к первопрестольному Граду НАШЕМУ Москве, а ныне взываем ко всем НАШИМ верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским, приглашая их вместе с НАМИ единодушным и общим восстанием содействовать против всех вражеских замыслов и покушений…».
Из Манифеста
императора Александра I о созыве ополчения.
Составлен в лагере близ Полоцка.
1813 г., 23
августа – «У нас есть наш
белозерской Головин, то он сейчас только сказал: «Превеселая жизнь военных
людей: всё смеются, а иногда случится, что не успеешь принять сурьезную мину,
так и умрешь. Ежели бог поможет взять Вексельминд, то недолго и Данциг будет
спорить; скажу тебе, мой родной, и в главной армии нашей дела наши, благодаря
Всевышнего, хороши…».
Письмо начальника
2-й дружины новгородского ополчения
Дмитрия Десятова брату Николаю Десятову
из бивака при блокаде Данцига.
Годы 1815 – 1821. Эхо прошедшей войны
Победа над наполеоновской Францией проявилась в Новгороде довольно мощными отголосками. Озабоченный боеспособностью и достойным содержанием армии-победительницы император Александр I с 1816 года приступил к развертыванию на территории Новгородской и Черниговской губерний военных поселений. Эту идею «благословенный» монарх выносил сам, частично заимствовав внедрённый в Пруссии генералом Шарнгорстом метод создания армейских резервов в сельских округах (т. н. «ландвер»).
Для воплощения идеи в жизнь Александр Павлович выбрал лучшего исполнителя – графа Алексея Аракчеева, многократно доказавшего государю свою верность и служебное рвение. Аракчеев немедля приступил к масштабному проекту, который должен был избавить население России от тяжелейшей рекрутской повинности и одновременно наладить продовольственное обеспечение многотысячной армии. Будучи уроженцем Бежецкого уезда Новгородской губернии Аракчеев проявлял особое внимание к малой родине, особенно после того, как получил в подарок от Павла I имение «Грузино» на Волхове.
Присутствие воинских частей в Новгороде
становится особенно заметным с 1815 года. В ноябре этого года в город прибывают
лихие эскадроны лейб-гвардии Конноегерского полка, до этого квартировавшие
полгода в Старой Руссе.
Гвардейский Конноегерский полк был сформирован 3 апреля 1814 г. в Версале, под
Парижем, генерал-адъютантом князем Илларионом Васильчиковым. В его состав вошли
только специально отобранные офицеры и нижние чины армейской кавалерии, особо
отличившиеся в Отечественную войну. 30 апреля того же года был утверждён штат
полка из 6 действующих эскадронов и одного запасного. Полку были пожалованы
права и преимущества Молодой Гвардии, чего другие подразделения русской армии
добивались годами и десятилетиями. Но с ветеранами Отечественной войны и
участниками Заграничного похода Александр I был особенно великодушен. Он и сам
ходил до своей кончины в мундире лейб-гвардии Конноегерского полка.
В 1818 году на территории села Кречевицы
размещается Гренадерский полк имени императора Австрийского. Сами Кречевицы
известны как населённый пункт ещё с 1500 года, когда они упоминаются в писцовой
книге Водской пятины как «деревня Кривцовичи Ивановского Переездовского
погосту». Постепенно Кривцовичи трансформировались в Кривчевицы – Кредчевицы – и
наконец – Кречевицы (с 1788 г.).
13 февраля 1818 г. был объявлен указ императора Александра I о передаче селения
военному ведомству. Именно тогда в Кречевицах началось строительство казарм,
манежа, полковой церкви. Бывшее пригородное село стало стремительно превращаться
в военный городок.
Первый расквартированный здесь полк тоже имел славную историю. Его полное
официальное наименование: лейб-гвардии Кексгольмский гренадерский императора
Австрийского полк. Этот полк был сформирован Петром I в 1710 г. и считался одним
из старейших и лучших подразделений русской армии. Гренадёры Кексгольмского
полка участвовали практически во всех войнах России в XVIII - XIX вв.; именно
они выручили Петра I в Полтавском сражении.
В Кречевицах гренадёры квартировали до 1831 года, а потом сюда из Новгорода
перебрались гвардейцы Конноегерского полка, тогда же переименованного в
лейб-гвардии Драгунский полк.
В самом Новгороде тоже не обошлось без перемен. С 1818 года руками пленных
французов начинают сносить оплывшие земляные укрепления вокруг Кремля. В 1820-м
году был объявлен конкурс на лучший проект устройства Публичного сада на месте
снесённых бастионов и валов. Из поступивших проектов императору более других
понравился чертёж с предложением по устройству ещё одного моста у входа в
Покровскую («Тюремную») башню и пейзажными аллеями по всей напольной стороне
Кремля. 12 октября 1821 года проект был подписан и начал воплощаться в жизнь.
В конечном итоге, Публичный, или Летний, сад занял только северную половину
бывшего Малого земляного города. Два сохранившихся бастиона земляной крепости
приспособили для различных нужд. На южной горке был выстроен павильон для
хранения барки императрицы Екатерины, а потому её стали называть
«Екатерининской». Северный бастион губернские власти выбрали для размещения
летнего домика губернского Дворянского собрания.
1817 г., 18 апреля – «Дабы отвратить всю тягость, сопряженную с ныне существующей рекрутской повинностью, по коей поступившие на службу должны находиться в отдалении от родины в разлуке со своими семействами и родными, что, естественно, устрашает их при самом вступлении в службу и тоска по родине ослабляет их силы и новое их состояние делается несносным … посему мы приняли непременное намерение дать каждому полку свою оседлость в известном округе земли, определить на укомплектование оного единственно самих жителей сего округа».
Из Указа
императора Александра I об обращении крестьян
Высоцкой волости Новгородского уезда в
военных поселян
Годы 1822 – 1828. Прах «русской партии»
По многим приметам, первая четверть XIX в. становилась для Новгорода предтечей экономического оживления. Эффективно работала построенная в XVIII в. Вышневолоцкая водная система, росли поставки древесины и камня в строящийся Петербург, началась востребованная в столицах разработка залежей каменного угля под Боровичами.
В 1820-х годах в Новгороде действовали 6 кожевенных заводов и 5 салотопенных, на которых изготавливались свечи, общим объемом до 11 тонн. Через город в год перегоняли до 70 тыс. голов крупного и мелкого скота.Но с началом внедрения системы военных поселений появились признаки близкого спада торговли и перевозок. В военное ведомство стали передаваться целые «кусты» сел и деревень. Кречно и Подрелье, Кречевицы, Стрелка, Мостки, Горбы, Чечулино, Витка, войдя в округа военных поселений, оказались в подчинении у полковых комитетов. Больнее других этот процесс затронул Старорусский уезд – он вообще прекратил своё существование. Старая Русса перешла в полное ведение военных властей, а её уездные земли были распределены между Крестецким, Демянским и Валдайским уездами. «Аракчеевщина» накрывала Новгородскую губернию с головой…
Тем временем в самом Новгороде к 1820-м годам образовалось крайне интересное и влиятельное содружество людей, которое историки со временем назовут «русской партией при императорском дворе».
ПОД ОБЩИМ КРЕСТОМ
В 1821 г. новгородское общество обсуждало
неожиданное известие: настоятелем Деревяницкого монастыря был назначен известный
петербургский ревнитель благочестия и борец с масонами отец Фотий (Спасский).
Сам Фотий имел новгородское происхождение: он родился в бедной семье чтеца
Спасо-Преображенской церкви Спасского погоста Новгородского уезда. Отец и мать
назвали мальчика Петром. Уже в девять лет мальчик благодаря хлопотам отца стал
певчим в Казанском соборе Петербурга.
Но из-за плохой кормёжки и грубого отношения Петя был вынужден вернуться в
семью. К началу 1803 года он был определён в Новгородскую семинарию,
находившуюся в Антониевом монастыре. Тогда же Пётр получил фамилию Спасский – и
по месту рождения, и для спасения души.
Оказавшись со временем в Петербурге и приняв там монашеский постриг (1817 г.),
Фотий начинает активную деятельность на ниве защиты православия от
распространившихся в тогдашней России мистических учений и масонских лож. При
этом он был так смел в своих проповедях и письмах к царю, что вызывал в
сочувствующей среде ощущение мессии и даже был прозван «новым Аввакумом».
21 августа 1822 года Фотий был назначен архимандритом первоклассного
новгородского Юрьева монастыря, который к
этому времени находился в ветхом состоянии, братия его была малочисленна. С
приходом Фотия всё изменилось: монастырь стал стремительно обновляться, особенно
за счёт вложений графини Анны Орловой-Чесменской.
Анна была дочерью одного из фаворитов Екатерины II Алексея Орлова,
прославившегося победой над турецким флотом в Чесменском сражении. Юную графиню
воспитывала сама императрица, и у неё рано проявилась исключительная набожность.
Она так и не вступила в брак, хотя у неё были завидные женихи: ведь доставшееся
графине после родителей имение приносило ежегодно до миллиона рублей дохода и
стоило до сорока миллионов рублей. К началу 1820-х годов Анна Орлова большую
часть времени проводила в Новгороде, поселившись в своём имении на мызе,
неподалёку от Юрьева монастыря. Теперь это место занято Музеем деревянного
зодчества «Витославлицы».
Когда в Новгороде появился Фотий, Анна вступила с ним в близкие духовные
отношения. В этот период про Фотия и Орлову-Чесменскую распространяли грязные
сплетни, которые даже нашли отражение в непристойных эпиграммах, приписываемых
А.С. Пушкину.
Тем временем Фотий ввёл в Юрьеве монастыре общежитийный устав, предполагавший у
братии общую трапезу и одежду, возродил древнее «столповое» пение, исцелял
бесноватых, ввёл хитоны в качестве монашеского одеяния. К себе Фотий применял
самые жёсткие требования монашеской аскезы: наряду с ношением власяницы и вериг,
он подолгу уединялся в Перынском скиту, где проводил время в молитвенных
подвигах рядом с приготовленным гробом, юродствовал, накладывал на себя обет
молчания, не принимал пищи во время поста и т. д.
К концу жизни он всё чаще болел, но, несмотря на это, продолжал себя истязать.
Умер Фотий 26 февраля 1838 г. на руках у своей духовной дочери графини
Орловой-Чесменской и был погребён в Юрьевом монастыре, в усыпальнице в церкви
Похвалы Богородицы.
Орлова-Чесменская пережила его более чем на десять лет. При жизни Фотия она
потратила на восстановление монастыря 700 тысяч рублей, а после его смерти
пожертвовала на благотворительность около 25 миллионов рублей. Перед смертью она
приняла постриг под именем Агнии.
Умерла она 5 октября 1848 года на 64-м году жизни в келье настоятеля Юрьева
монастыря. Похоронили её рядом с Фотием. В 1932 году археолог Михаил Каргер
вскрыл склеп, в котором покоился прах Фотия и Орловой-Чесменской. Останки двух
знаменитых людей были попросту вышвырнуты из храма. В последние годы стало
известно, что местные верующие сохранили прах Фотия и Анны, погребли их в
общей могиле на кладбище у церкви Благовещения на
Мячине. Так и лежат они там, под общим крестом.
«ЖЕЛЕЗНЫЙ ГРАФ»
Граф Алексей Аракчеев – одна из самых известных
и одновременно загадочных фигур российской истории на рубеже XVIII-XIX вв. Каких
только эпитетов и прозвищ не сочинила для него столичная публика и народ. Тут и
«бес лести», и «гений зла», и «железный граф». Неутомимая энергия,
требовательность и неоправданная жестокость Аракчеева были оборотной стороной
«сиятельного» императора Александра I. При этом историки однозначно приписывают
графу заслуги в совершенствовании русской полевой артиллерии и превосходно
отлаженном снабжении русской армии в Отечественную войну. «Вся французская война
шла через мои руки», – без всякого преувеличения говорил Аракчеев.
Занявшись устройством военных поселений на Новгородчине, «железный граф» и здесь
сумел сделать из обречённой идеи работоспособную и экономически прибыльную
систему. Поселяне занимались строительством дорог, производством кирпича,
разводили скот и распахивали новгородские неудобья. Кстати, именно графу
Аракчееву новгородцы обязаны Орловским шоссе, которое соединило город с Юрьевым
монастырём через Мячинские озера. Эту дорогу Аракчеев построил по просьбе
графини Орловой.
Называя себя «истинно русским неучёным дворянином», Аракчеев, конечно, лукавил.
Он получил блестящее образование в 2-х кадетских корпусах и собрал одну из
лучших в стране библиотек. Но вот то, что граф, безусловно, был русским
патриотом, противостоявшим франко- и англоманским партиям при дворе – это не
вызывает сомнения.
Карьера графа Аракчеева оборвалась вместе со смертью его любовницы и управляющей
имением Грузино Анастасии Минкиной. Сокрушаясь по возлюбленной, убитой за
беспримерную жестокость, Аракчеев совершенно отошёл от дел накануне смерти
Александра I и восстания декабристов в 1825 г. Последние годы он доживал в
Грузине в полном отшельничестве и забвении. Создав в имении великолепный
архитектурно-парковый комплекс, он все свои средства завещал на его содержание и
устройство кадетского корпуса. Но судьба распорядилась с графом так же жестоко,
как он вёл себя с подчинёнными.
В годы Великой Отечественной войны усадьба Грузино была практически полностью
уничтожена. Непрерывные обстрелы и бомбёжки занятого немцами села разрушили все
каменные здания и малые архитектурные формы. Руины собора и сохранившиеся части
памятников Александру I и Андрею Первозванному были окончательно снесены при
размещении в Грузине центральной усадьбы совхоза «Березеево» в 1960-х гг.
В 1955 г. могильный склеп Аракчеева был вскрыт и разграблен местными жителями.
Мародёры проникли в склеп, выкопав для этого двухметровую яму. Онии извлекли
из-под руин гробы Аракчеева и Минкиной, распотрошили погребения, после чего
сбросили останки обратно, присыпав их землёй. А затем, уже в 1970-е гг.,
прокладывая линю теплотрассы к зданию сельсовета, экскаватор прокопал траншею
прямо через склеп графа. Уже нарушенные погребения были вновь извлечены, а затем
перемешаны с землёй и строительным мусором при обратной засыпке.
В ходе раскопок 1999 г. на территории усадьбы удалось обнаружить прах Аракчеева
и Минкиной. О том, что это так, «говорили» находки из склепа: обрывки
позолоченных нитей и позумента, кусочки коричневого бархата, ручки от гроба и
позолоченная гербовая пуговица. Проведенная антропологическая экспертиза
подтвердила, что среди найденных остатков есть значительное число фрагментов
черепа и других частей скелета графа Аракчеева.
Но перезахоронить графа на прежнем месте невозможно: здесь теперь дорога и
тепловые сети. Так и ожидают останки «железного графа» окончательного решения
своей участи.
«ХАРАКТЕР НЫНЕШНИХ НОВГОРОДЦЕВ»
1826 г. – «Томная скука подернула флёровым своим покрывалом новгородскую жизнь, и почти одно только общество офицеров гвардейского конноегерского полка, здесь квартирующего, оживляет картину уныния. Летом в воскресные дни музыка их гремит в неотделанном голом саду, прилегающем к грязной кремлёвской стене – и жители города приходят размыкивать туда своё недельное житейское горе… Что касается характера нынешних новгородцев, то оный отзывается духом старинной гордости, как китайская тушь мускусом. Ни переселения, деланные между новгородцами некоторыми из российских государей, ни бедствия, претерпенные ими от внешних и внутренних раздоров, ни самые казни Грозного – ничто не могло истребить в новгородском народе порывов дерзости. Они чужды ласки и гостеприимства, и приветливое Добро пожаловать не услышишь от потомка славян Великого Новгорода».
А.В. Висковатов.
Письма из Новгорода.
«Эти разрушенные стены выдержали многочисленные осады, эти шестьдесят церквей,
куда сегодня лишь изредка забредают прихожане, некогда едва вмещали толпу
верующих, чье благочестие служило их благоденствию. Теперь всё пустынно, уныло,
и молчаливый Новгород стоит между двумя столицами как урок превратности судьбы.
В этом городе можно полюбоваться также деревянным мостом длиной в триста футов и
собором св. Софии с древними фресками; полагают, что они старше эпохи
итальянского Возрождения».
Франсуа Ансело
(Франция).
Шесть месяцев в России.
Годы 1829 – 1835. Город мостов и храмов
Вступление на престол Николая I в конце 1825 года открыло череду восстаний и бунтов, постепенно охвативших почти всю Российскую империю. Сначала декабристы, затем поляки, потом добавились «холерные бунты»… Дошло до того, что в Тамбове в ноябре 1830 года восставшие горожане напали на губернатора; их удалось усмирить лишь регулярными войсками. В июне 1831 года произошёл бунт на Сенной площади в Петербурге. Рабочих, ремесленников и дворовых людей разогнали гвардейские части, усиленные артиллерией. Сам император был вынужден выехать к недовольному народу и увещевать его царским словом. К июлю того же года эпидемия холеры и спровоцированные ею социальные конфликты докатились и до новгородских пределов…
Восстания в новгородских военных поселениях
начались в июле 1831 года – в Старой Руссе, в 10-м рабочем батальоне. Вскоре они
охватили другие воинские части и в конечном итоге в бунт втянулись до 12 полков.
Восставшие обвиняли полковых лекарей в отравлениях и специальном распространении
болезни. Один из участников волнений даже заявил: «Что тут говорить - для
дураков яд да холера, а нам надобно, чтобы вашего дворянского козьего племени не
было».
«Война сословий» приобрела нешуточный оборот. Разозлённые долгими годами
мытарств и муштры люди остервенело бросались на своих командиров и начальников.
Толпа подвергала пыткам офицеров, заставляла их признаваться в «отравлениях» и
подписываться под своими словами. В итоге восставшими в Руссе было убито до 100
офицеров и военных врачей и даже несколько священников.
Услышав о событиях на Новгородчине, Николай I, заявивший ещё раньше, что холера
- «глупый предлог в этом бунте», на этот раз произнёс: «бунт в Новгороде
страшнее, чем в Литве» (имелось в виду польское восстание).
Реакция властей оказалась не слишком быстрой, и восставшие поселяне стали
перетягивать на свою сторону солдатские полки. 1 августа солдаты одной из частей
отказались подчиняться начальству, поддавшись общим паническим настроениям.
Началась вторая волна насилия, в результате которой были убиты ещё несколько
офицеров, в том числе генералы Леонтьев и Эмме.
Лишь к 7 августа ситуацию в Руссе удалось взять под контроль. В город вошли
верные правительственные войска, которые при первой же стычке с бунтовщиками
просто открыли огонь. Было арестовано и подверглось репрессиям более 4 тысяч
человек, осуждено свыше 3 тысяч. Многие умерли на месте наказания под кнутом и
шпицрутенами.
В Новгороде с тревогой ожидали распространения
бунта на ближайшие пригороды, также входившие в округа военных поселений. Граф
Аракчеев, никогда не отличавшийся особой смелостью, опасаясь расправы над собой,
вынужден был прятаться на квартире у местного инженера Казимира Рейхеля. Но беда
миновала, и город вернулся к нормальной жизни.
Но запомнился в истории Новгорода Казимир Яковлевич Рейхель не спасением
Аракчеева, а великолепными мостами, построенными им по всей губернии. Первым из
них стал Волховский мост: арочный, на восьми гранитных «быках» и с деревянными
перекрытиями. Мост возводили с 1825 по 1830 год, и талантливый инженер получил
за него 3 тысячи рублей премии. Новый мост, наконец-то, стал прямым, как это ему
предписывалось ещё генеральным планом 1778 года, и горожане теперь могли не
переживать за его устойчивость перед наводнениями и ледоходами.
Не менее надёжными и красивыми были и другие мосты Рейхеля: через ручей в Савино,
а также через Мсту в Бронницах. Мост через Мсту был последним «писком»
инженерной мысли и сразу после завершения строительства в 1843 году стал одной
из достопримечательностей губернии. Его разобрали в начале XX в. и материал
использовали для строительства Колмовской психиатрической больницы.
В 1830-е годы у России появился новый историк-поэт. Осенью 1830 года Александр
Пушкин отправился в нижегородское имение своего отца Болдино для вступления во
владение деревней Кистенево. Холерные карантины на три месяца задержали его, и
этой поре было суждено стать знаменитой Болдинской осенью, наивысшей точкой
пушкинского творчества, когда из-под его пера вышли «Повести Белкина»,
«Маленькие трагедии», последние главы «Онегина», «История села Горюхина» и ещё
около 30 стихотворений.
Обвенчавшись в феврале 1831 года с Натальей Гончаровой, Пушкин переселился в
Петербург. Здесь он получил задание императора написать историю Петра и был
зачислен на государеву службу в качестве историографа.
Предпраздничная суматоха по приведению города в
порядок к июньским и сентябрьским празднованиям принесла ещё одну
археологическую сенсацию. На какое-то время мы получили возможность задуматься о
вечном, не терпящем суеты и праздности…
В отличие от Пречистенской церкви XII в., обнаруженной в прошлом году в Кремле
новгородскими водоканальщиками при помощи экскаватора, ещё один храм Детинца был
найден вручную. При замене электрокабеля и отрывке старой траншеи, проложенной
ещё в 1953 году, сотрудники «Новоблкоммунэлектро» совместно с археологами музея
открыли миру каменно-кирпичную кладку церкви Входа в Иерусалим.
Строительство этого храма упоминается в летописи как одна из заключительных
акций архиепископа Василия Калики по перестройке укреплений Детинца (1331-1333
гг.) и перепланировке всей центральной части Софийской стороны. В 1336 году
владыка огородил Софию «новым тыном» и тут же заложил новый храм на том месте,
где прежде был некий «теремец». Спустя два года Входоиерусалимскую церковь
расписал живописец Исайя Гречин «с другы».
Церковь простояла до 1750-х годов; за это время к ней прибавился придел «на
полатех» Архангела Михаила и крытая галерея-паперть, хорошо заметная на
иконографических изображениях Кремля. При митрополите Дмитрии Сеченове старый
храм разобрали, так же, как и стоявшую рядом с XVI века церковь Марка
Евангелиста, а из образовавшихся стройматериалов в 1759 году возвели новый
барочный храм Входа в Иерусалим (нынешний лекторий).
В среде историков и археологов долгое время считалось, что руины церкви XIV века
находятся непосредственно под существующей постройкой. И вот сюрприз: в стенках
траншеи отчетливо видны лицевые поверхности кладки из кирпича XIV века, к западу
простирается хорошо сохранившийся кирпичный пол, выложенный «в ёлочку», а в
земляных отвалах уже нашлись несколько фрагментов фресок. И всё это в десятке
метров к югу от здания лектория, на пустом пространстве, засаженном после войны
клёнами и липами.
Теперь археологам предстоит «доразведать» конфигурацию храма и принять меры по
его консервации. Электрокабель уже перенесли в сторону, место для него найдётся
и вне храма. Руководство музея-заповедника считает, что в перспективе храм нужно
полностью исследовать, собрать все фрагменты фресковой живописи, а затем
обозначить древнюю постройку на поверхности земли выкладкой из камня и поклонным
крестом. Ведь не случайно же церковь «проглянула» из земли прямо в канун своего
посвящения – Входа Господня в Иерусалим. Прямо как в поговорке про дорогой
подарок «ко Христову дню».
1835 год – «Сейчас Новгород всего лишь «magni nominis umbra» («Тень великого имени» – лат.). Ярославов двор переделан в конюшню, в которой ни разу не заржал конь, а слышно лишь мычание коров. Большой колокол больше не сзывает народ на многолюдное и шумное собрание – вече; теперь под звон церковных колоколов медлительные новгородцы торгуют капустой и морковью. В древние же времена, когда они противились и царской, и ханской власти, говорили они: «Кто против Бога и Великого Новгорода?» А ныне не могут они противостоять даже маленькому городку, лежащему на другой стороне Ильменя, – Старой Руссе, которая всё больше узурпирует торговлю льном и солью и оставляет Новгороду возможность торговать лишь капустой и другими овощами».
Юхан Бар (Швеция)
Годы 1836 – 1842. Дума на Торгу
Настройка Новгорода каменными зданиями набирает новую силу в 1830-е годы. Как грибы после дождя по всему городу растут роскошные особняки, общественные здания и скромные дома обывателей. Многие улицы обретают тот вид, который знаком нам и сейчас: трёхэтажное здание Военно-топографического (затем Реального) училища на перекрёстке Никольской и Михайловской улиц, Важня на Сенной площади, кордегардии (заставы) на въездах в город со стороны Москвы и Петербурга. Возводятся и наиболее важные здания для городского управления.
В частности, в северной линии Гостиного двора XVII в. появляется новое массивное здание Городской Думы. Прямо из окон Думы была видна Торговая площадь, на которой в ярмарочные дни кипела бойкая торговля, а в повседневности стояли скучающие продавцы и паслись козы. Накануне предстоящих Ганзейских дней и юбилея Великого Новгорода, почти на том же месте, с прошлой недели началось возведение «Ганзейского знака» – напоминание о былой экономической мощи и обширных связях нашего вольного города.
1836 год сохранил для нынешних новгородцев
замечательное описание городского хозяйства, которое составил анонимный автор на
10 листах. Исключительно детальное перечисление городской застройки,
демографических характеристик населения и даже «общих» занятий новгородцев
сообщает нам много занятных и познавательных сюжетов. Публикацию этого документа
осуществила в «Новгородском архивном вестнике» за 2004 год наша землячка Наталья
Федорук.
В середине 1830-х годов жители Новгорода пользовались в основном водой из реки,
хотя колодцев тоже хватало – 174. Из приметных строек того времени опись
называет Тюремный замок, «начатый постройкой» в 1833 году (нынешний «Белый
лебедь» на Гзени), а также здание Городской Думы, также начатое в 1835 г.
«Замечательнейшими» автор называет частные дома «в два етажа» аптекаря Пака,
купца Уткина, титулярного советника Василева и коллежской советницы Покиевой.
Лучшими работами по благоустройству города в описании 1836 года считаются: а)
отделка плаца перед казармами; б) отделка берегов мелководной речки Аксёнки (Гзени
– С.А.); в) отделка плаца перед Тюремным замком, а также работы по постройке
каменных сходов на Волховский мост, «отделку» земляного вала и мощение улиц
камнем. Чем не день сегодняшний?
В 1836 году в городе было заключено всего 72 брака, причём чаще всего женились в
январе и октябре. Родилось в тот год 480 новгородцев обоих полов, а умерло 498.
Главной причиной смертей была «гнилостная горячка», распространившаяся в
марте-апреле, а также «поносы, катары и корь».
Социальный состав новгородцев не слишком
выделялся разнообразием: среди 94 купцов не имелось ни одного купчины I-й
гильдии. Занимался торговый люд в основном продажей хлеба. Большую часть
остального населения составляло духовенство и военные.
Годовое потребление вина, т. е. алкоголя, насчитывало 45 тысяч ведёр на всех –
здешних и приезжих. Цены, как и сейчас, не радовали горожан: пуд говядины (16
кг) стоил в январе 5р. 20 коп., к апрелю подорожал на 80 копеек, но к концу года
снова подешевел на 20 коп. Общий доход городской казны оценивался в 23106 руб.
16 коп., а к главным статьям расхода относились – помимо содержания полиции,
освещения города, содержания Думы и суда – оплата рабочих в публичном саду
(Кремлёвском парке) – 383 руб. 37 коп., и даже наём квартиры для публичной
библиотеки – 300 руб.
В Новгороде числилось 202 лавки, 8 гостиниц, 2 трактира и 18 харчевен. Отдельно
указано, что в городе проживают 4 еврея, занимающихся жестяным ремеслом и
резьбой. Среди спасённых врачами больных перечислены: 44 «одержимых
любострастною болезнью» женщин, а также 15 мужчин и 8 женщин, «находившихся
пьяными до отчаяния в жизни»…
Дополнением к портрету Новгорода начала 1840-х годов служат сочинения Александра
Герцена, оказавшегося здесь в двухгодичной ссылке из-за неосторожной газетной
публикации. В своей главной книге «Былое и думы» временный советник губернского
правления А.И. Герцен назвал увиденный им Новгород «большой казармой» и описывал
в уничижительных тонах: «Грязный, дряхлый и ненужный стоял он».
В 1837 году Новгородская губерния вместе со
всей Россией отмечала 25-летие войны с наполеоновской Францией. К этому времени
всё ещё продолжался сбор народных средств на установку памятника погибшим в
Отечественную войну 7 тысячам земляков. За четверть века было собрано всего 15
тыс. руб., чего явно не хватало.
Тогда губернатор Синявин пошёл на решительные меры. Он собрал губернский
дворянский съезд и объявил о сборе средств «по подписке», то есть в обязательном
порядке. Недостающая сумма была собрана, и проект памятника был поручен
Александру Брюллову (брату известного художника Карла Брюллова).
Утверждённый императором Николаем I проект памятника представлял собой обелиск,
состоявший из двух частей, высотой 5 саженей (10,65 м). Верхняя часть состояла
из металлического каркаса, на который болтами крепились чугунные плиты. К плитам
были прикреплены бронзовые накладные таблички с надписями по кругу «1812 годъ» и
изображение венка с развёрнутым знаменем. Верх обелиска венчал чугунный
двуглавый орёл с позолоченными коронами. Высота чугунной части составляла
примерно 2/3 общей высоты монумента, т. е. около 7 м.
Гранитный постамент памятника имел двухчастную структуру. На нижней квадратной
части были укреплены бронзовые изображения «воинских трофеев» – древнерусские
шлемы, щиты, мечи. В центральной части одной из граней постамента была
установлена табличка с надписью: «Признательное дворянство и все сословия
Новгородской губернии». С противоположной стороны находилась табличка с
перечислением дворян, погибших в Отечественной войне 1812 г. На двух других
гранях постамента были помещены таблицы с фамилиями командиров четырех бригад
Ополчения и перечень высших губернских чиновников, в чье правление был
установлен памятник. Между постаментом и чугунным обелиском находился
ступенчатый гранитный пьедестал. Вся нижняя часть покоилась на трехступенчатом
гранитном подвышении.
Памятник был установлен в центре Кремля и торжественно открыт 6 июня 1840 года.
Впоследствии его перенесут на Софийскую площадь, чтобы освободить место для
монумента «Тысячелетие России». При повторном открытии памятника 8 октября 1861
года один из ветеранов войны 1812 года новгородский помещик П.И. Пузино произнёс
следующий экспромт:
Вот скромный монумент 12-го года!
Свидетель доблестей как русские дворяне
Всё в жертву принесли спасения народа.
И свету дали знать, что значат Россияне!
Учитесь юноши, их следуя примеру,
Так славно ратовать за православну веру.
«При виде Волхова представились мне ужасные сцены осады города-республики, который был дважды взят и опустошён Иваном Грозным. Мне виделось, как эта венценосная гиена, улегшись на развалинах, ликует при виде войны, мора и расправы, а из заваленной мертвецами реки, казалось, выступали кровавые трупы подданных царя, напоминая об ужасах гражданских войн и об исступлении, до которого доходят общества, именуемые цивилизованными – потому лишь, что злодеяния расцениваются в них, как дело доблести и вершатся со спокойною совестью… Ныне Новгород Великий – это более или менее знаменитая груда камней среди бесплодной на вид равнины… В России прошлое отделено от настоящего бездною!»
Астольф де Кюстин (Франция) Россия в 1839 г.»
«Утром мы позавтракали в старинном городе Новгороде, который выглядит, однако,
очень новым и весёлым. Старинные зубчатые стены Кремля ещё существуют; в Кремле
Софийский собор; в нём есть бронзовая дверь, украшенная барельефами и надписями
на латинском и древнеславянском языках… В Новгороде 18000 человек населения.
Гражданский губернатор Синявин, молодой ещё человек, ухаживал за принцем в
полном облачении…. Город Валдай и ближний монастырь очень красиво расположены
среди холмов и озёр; это единственная красивая местность. Здесь же находится
много курганов, но к какой эпохе они относятся – определить нельзя по добытым
оттуда незначащим остаткам».
Фридрих Балдуин
Гагерн (Голландия).
«Дневник
путешествия в Россию в 1839 г.»
Годы 1843 – 1849. Между синевой неба и волн
К середине XIX века восприятие Новгорода жителями России и иностранцами стало накрывать волной национального романтизма. Старинный русский город, густо усеянный древними храмами и другими следами былого величия, постепенно превращался в один из символов Руси-матушки. Ставшие популярными записки, письма путешественников и паломников всё чаще говорили о Новгороде как о древнейшем духовном центре России, сонме православных святынь, ковчеге церковных древностей… Тема народного самоуправления и вечевой вольницы мало кого интересовала в «палочные» времена Николая I.
Жизнь города в 1840-е годы всё ещё отдавала казарменным духом. Новый военный губернатор Ельпидифор Зуров повелел в 1841 году превратить Софийскую площадь в плац-парадную. Это выразилось в том, что площадь обнесли полосатыми тумбами в два ряда и на ней стали проходить разводы городского караула. Рядом с древними куполами Софии, которые помнили шумные времена свободолюбивого веча, теперь звучали отрывистые и жёсткие военные команды, а то и со свистом рассекали воздух шпицрутены…
В 1846 году в Петербурге вышло 4-е издание
«Путешествия по святым местам русским» Андрея Николаевича Муравьёва. Эта книга,
написанная в жанре путевых заметок, знакомила читателей с наиболее важными
центрами духовной жизни России. В первых изданиях это были Троице-Сергиева
лавра, Ростов Великий, Новый Иерусалим, Валаам, московские соборы и монастыри. В
4-м издании к ним прибавились Киев и Новгород. Предваряя новый вариант книги,
Муравьев писал: «Быть может, кто-либо из любителей старины Русской с большею
отчётливостью изобразит нам великий Новгород; по крайней мере я желал остановить
внимание мимоходящих на самых главных предметах и ознакомить их с древнейшею
святынею нашего Отечества».
Пафосное по содержанию и насыщенное деталями церковной истории сочинение
Муравьёва доносит до нас атмосферу эпохи, отлившейся в 1850-х годах в формулу
«православие-самодержавие-народность». Ничуть не сожалея об утраченных ценностях
и свободах новгородской республики, автор выпячивает всё ещё витающий в
новгородских храмах дух древнего благочестия: «Но посреди сего разгрома быта
гражданского и торговли уцелела святыня и доныне свидетельствует о прежней славе
и духе народа множеством церквей, хотя и в убогом положении, однако в течение
многих веков неподвижными стражами стоят они на том месте, где их поставило
усердие Князя и Посадников вольного города. Под их сенью должно искать старого
Новгорода, который исчез мало-помалу вокруг них, но живёт ещё внутри их, в
священной летописи икон их и преданий».
Особенно поэтичным получилось у Муравьёва описание панорамы города. «Но какая
мирная, очаровательная картина развивается во все стороны с сего моста, картина,
достойная лучших времён Новгорода! Посмотрите к Ильменю: на краю его
величественно восстает из вод венец всего Новгорода, белый Юрьев, белее
утреннего снега, местами слегка нарумяненный первыми лучами дня... Левее Юрьева
белеют между синевой неба и волн две другие обители, Святых Моисея и Кирилла, и
древнее городище Рюрика, гнездо Князей Варяжских, господствует на высоте над
торговым предместьем Славянской столицы … но с другой лишь стороны, грозится
своими красными башнями весь зубчатый Кремль, кровавая летопись многих веков, а
над ним белая Св. София, с своею златою главою, как в белой ризе увенчанный
Святитель, предстательствующий за древний Новгород».
После этого нельзя не поверить литературным
критикам, которые утверждают, что именно тексты первого издания «Путешествия»
Муравьёва (1831 г.) внесли нотки духовности в творения позднего Пушкина и
заставили его обратиться к историческим сюжетам.
Хорошим дополнением к муравьёвским образам служат литографии замечательного
французского художника Андрэ Дюрана (1807—1867 гг.). В конце 30-х годов XIX века
он объехал европейскую Россию и нарисовал с натуры виды многих городов и их
архитектурных памятников. Литографии Дюрана открывают нам процветающую страну,
особенно в образах Москвы и Петербурга. Новгород также удостоился руки Дюрана,
благодаря чему мы можем всмотреться в силуэт Софийского собора с ещё не
разобранными контрфорсами XVI века и церковной оградой, а также полюбоваться
волховской набережной, заполненной большими и малыми судами на фоне только что
починенных стен Кремля.
Архитектурные перемены 1840-х годов коснулись в
основном центральной части Новгорода. В это время проведены первые масштабные
ремонтные работы в Кремле. Осыпавшиеся зубцы и фасады кремлёвских башен и стен
были починены на государственные средства подрядчиками-купцами. Разумеется,
делали они это без всяких реставрационных методов, просто укрепляя древнюю
кладку новым кирпичом и на свой лад переделывая форму зубцов и профиль стен. В
результате многие участки стен потеряли двурогие зубцы, а у наружных фасадов
появились уродливые кирпичные контрфорсы, призванные удерживать от разрушения
кирпичную облицовку.
Тогда же началось строительство здания Дворянского собрания. Его было решено
возвести к югу от западного входа в Кремль, хотя, по мнению инженеров, грунты
здесь были очень слабыми. Тем не менее, под активным руководством губернского
предводителя дворянства князя Александра Васильчикова начинается реализация
проекта, разработанного архитектором Андреем Штакеншнейдером.
Как отмечает новгородский историк Людмила Секретарь, облик «дворянского дома»
был решён в духе эклектики с использованием мотивов древнерусской архитектуры,
классицизма и петровского барокко. На фасадной части кровли были размещены пять
огромных кокошников, в которых помещались лепные гербы городов Новгородской
губернии. Здание получилось нарядным, но немного помпезным. После завершения
строительства здесь закипела жизнь: заседания дворянских депутатских собраний,
вечера, спектакли и водевили, собрания городских обществ и многое другое.
Дворянское собрание оказалось сильно перестроено после Великой Отечественной
войны. Стремясь придать ему облик, соответствующий новому Дому Советов, по
проекту архитектора Л.В. Ефановой в 1950-х годах над прежним зданием был
надстроен третий этаж, появилась массивная колоннада, а весь прежний декор
оказался просто уничтожен. С 2001 года в здании разместился Музей
изобразительных искусств.
1844 г. – «При взгляде на Новгород перед глазами моими невольно рисуется картина младенчества России, когда предки наши, беспримерно отважные и в то же время беспримерно добрые сердцем, так простодушно сознаваясь в беспорядках земли своей, просят царей у народа чуждого и добровольно покоряются им. Это сознание и эта просьба, единственные в истории государств древнего и нового мира, может быть, кажутся странны для высокомерных понятий народов нынешнего времени, но для меня они были всегда высоким доказательством необыкновенного великодушия. Какая победа может быть выше той, что мы одержим над собой?»
А.О. Ишимова
«Каникулы 1844 г.
или поездка в Москву»
Годы 1850 – 1856. Храмы и дороги
К середине XIX века религиозная жизнь Новгорода стала заметно разнообразней, что отразилось и в городской архитектуре. В 1830 году по проекту архитектора Константина Тона на Софийской площади должна была появиться деревянная кирха – храм протестантов. Построили её много позднее, и не в центре Софийской стороны, а напротив церкви Никиты Мученика на Большой Московской улице. Исповедовавшее лютеранскую веру население Новгородского уезда насчитывало в 1850-х годах свыше 900 человек.
К 1854 году относятся первые упоминания о католической церкви, для которой община нанимала необходимое помещение. По состоянию на 1858 год в Новгородском уезде проживали 177 мужчин и 126 женщин католиков. Вскоре в городе появился первый деревянный костёл, сгоревший в 1890 году.
С 1843 года в документах упоминается и синагога, долгое время кочевавшая по различным наёмным домам.
Лишь к началу XX века иудейский молельный дом «осел» на Дворцовой улице, в доме №21.
В середине XIX века по экономике Новгорода был
нанесён ещё один мощнейший удар, лишивший город старинных преимуществ
расположения на магистральных водных путях. 1 февраля 1842 года император
Николай I подписал указ о строительстве железной дороги между столицами.
К этому времени в России уже был свой паровоз (изобретён отцом и сыном
Черепановыми) и почти 10 лет функционировала Царскосельская железная дорога. И
всё же для возведения 645-километровой «чугунки» было решено привлечь
американских специалистов, главным из которых стал майор Джордж Вистлер – бывший
военный инженер-топограф, имевший огромный опыт строительства магистралей в США.
Для дополнительной подготовки император послал в Западную Европу и США двух
российских инженеров-полковников - Павла Петровича Мельникова и Николая
Осиповича Крафта.
Новая дорога, получившая после смерти императора название «Николаевская», стала
первой двухпутной казённой железной дорогой в России. Общая стоимость
строительства составила 40 млн. долларов в тогдашних деньгах. На дороге было
возведено 272 больших сооружения и 184 моста.
О строительстве дороги «красочно» рассказал современникам Николай Алексеевич
Некрасов, наблюдавший за этим процессом во время охоты в новгородских угодьях.
Помните:
Многие – в страшной борьбе,
К жизни воззвав эти дебри бесплодные,
Гроб обрели здесь себе.
Строили дорогу более 800 тысяч рабочих, преимущественно выходцы из крепостных
крестьян. Несмотря на бытующее мнение, что дорога строилась вручную, вдоль
строящихся путей прокладывались узкоколейные переносные, по которым двигались
вагонетки с грунтом и четыре паровых экскаватора (два в направлении Москвы и два
в сторону Санкт-Петербурга), сконструированных американским инженером Отисом.
Экскаватор был оснащен ковшом 1,14 куб.м, паровым двигателем мощностью 15 л.с.,
обеспечивал среднюю производительность 45-50 куб.м/час и заменял примерно 50
рабочих.
Пассажирское движение было открыто 25 сентября 1850 года, а полностью дорогу
сдали в эксплуатацию 1 ноября 1851 года. Новгород оказался в стороне от новой
транспортной артерии, прошедшей почти в 90 км от него. К самому городу
железнодорожная ветка протянулась много позднее, а первый вокзал, находившийся в
районе нынешней улицы Германа, был открыт только в 1871 году.
О негативных изменениях в городской жизни говорит статистика: с 1805 по 1849 гг.
число лавок в городе сократилось с 247 до 185, но зато количество питейных
заведений стало 28, то есть на 10 больше. Особенно «славилась» Буяная улица, где
находились «трактиры, питейные и другие непригожие дома».
Помимо сухопутных «пароходов», началось и развитие водного парового транспорта.
Уже в 1830-е годы было налажено пароходное сообщение Новгорода с Соснинской
пристанью на Волхове, являвшейся округом военных поселений, а также со Старой
Руссой. Значение Соснинской пристани особенно возросло в 1850-е, когда она
оказалась на пересечении железнодорожного полотна и Волхова. В это время сюда
ходили два казённых грузовых парохода и три частных судна, принадлежавшие
петербургскому купцу П.Л. Ненюкову. В навигацию эти пароходы перевозили до 100
тысяч пассажиров.
Вместе с тем новгородцы ворчали на шумную паровую технику, уверяя всех, что «с
учреждением пароходства лов уменьшился значительно, ибо шум парохода пугает
рыбу».
1852 г., октябрь – «Я охотился по железной дороге, эта дорога как будто нарочно пролегает через такие места, которые нужны только охотникам и более никому: благословенные моховички с жидким ельником, подгнивающим при самом рождении, идут на целые сотни верст – и тут-то раздолье белым куропаткам… В три мои поездки туда я убил поболе сотни белых и серых куропаток и глухарей, не считая зайцев. Унылая сторона, бедная и невероятно дикая».
Н.А. Некрасов.
Письмо к И.С. Тургеневу.
Годы 1857 – 1863. Возвращение Рюрика
В одном из номеров университетского альманаха «Чело» рассказывалось о возникновении идеи празднования 1000-летия России. Оказывается, выходец из Новгородской губернии, военный инженер Виктор Кренке в феврале 1857 года завёл беседу о предстоящем юбилее призвания Рюрика с Константином Кауфманом, который служил начальником штаба великого князя Николая Николаевича.
Кренке заметил, что «хорошо бы соорудить монумент Рюрику и самое приличное место для этого есть Новгород как колыбель русского государства». Великий князь Николай Николаевич, которого за тесную связь с нашим городом называли «новгородским князем», узнав от Кауфмана о предстоящем 1000-летии призвания Рюрика, немедля доложил императору Александру II, и… завертелось. Весь рубеж 1850-60-х годов отмечен в истории Новгорода как подготовка и пышное празднование исторической годовщины Русской государственности.
Но параллельно с официальным чествованием «родины России» в стране нарастали голоса интеллигенции, настойчиво обращавшей внимание на бедственное положение новгородских древностей. Символом обветшания забытой государством старины стало обрушение почти 70-метрового участка кремлёвской стены весной 1862 года, всего за три месяца до открытия памятника «Тысячелетие России».
Буквально
вцепившись в повод для празднования 1000-летия Российской государственности,
император Александр II существенно подработал идею юбилейных торжеств. В
условиях системного кризиса страны после поражения в Крымской войне 1854-55 гг.
и сложного прохождения грандиозных реформ (напомню, что в 1861 г. было отменено
крепостное право) Александру как воздуха не хватало государственных идей,
способных мобилизовать общество или хотя бы его социальную верхушку.
И вот, на фоне легендарного сюжета о призвании новгородцами на княжение трёх
братьев-варягов Рюрика, Синеуса и Трувора, в документах по подготовке торжеств
стали появляться фразы о том, что предполагаемый к возведению монумент «должен
отражать шесть главных эпох в истории России: основание государства, введение
христианства, начало освобождения от татарского ига, основание самодержавного
царства русского, восстановление самодержавного царства избранием Михаила
Романова и основание Российской империи».
Так возвращение Рюрика на новгородскую землю стало основой для формулировки
национальной идеи России в эпоху реформ. Православие, самодержавие и народность
– именно эти ценности были подняты на русский щит во второй половине XIX века.
Вспоминая «контрактные» отношения Рюрика с новгородцами и его быстрый уход с
новгородской сцены, где ценились свобода и независимость, можно с горечью
констатировать, что за тысячу лет «новгородская идея» кардинально
трансформировалась от общественного договора в сторону авторитарной державности
и выспренней духовности.
Но вернёмся в 1860-е годы. За несколько лет Новгород был капитально
отремонтирован, а в центре Кремля по гениальному проекту Михаила Микешина возник
монумент, ради которого пришлось перенести на
Софийскую площадь памятник 1812 году. Услужливый генерал Евреинов, отвечавший за
строительство памятника «Тысячелетие России», даже предлагал разобрать
кремлёвские стены с набережной и городской сторон, чтобы открыть обзор нового
монумента.
Торжественное открытие памятника произошло 8 (21) сентября 1862 года. На время
проведения торжеств в Новгород прибыла вся элита царской России. Как записал в
дневниках один из очевидцев: «Явились временные театры и другого рода
увеселения, так что Новгород сделался как бы небольшой столицей, тем более что в
это время в нём находился царь и повсюду разъезжали щегольские придворные
экипажи. Таковое празднество продолжалось несколько дней».
Вот только автора идеи В.Д. Кренке на празднике не было. Как сообщил ему спустя
два года К.П. Кауфман, «мы не были приглашены, потому что я боялся и напомнить о
том, что мы были первыми виновниками этого праздника, так как тогда ходили
слухи, что к новгородскому празднику готовится какое-то злоумышленное
предприятие. Государь очень неохотно ехал на праздник и громко говорил о том».
Многие светские
и церковные деятели старались внести свою лепту в подготовку знаменательного
юбилея в истории Новгорода и всей страны. Но, пожалуй, всех превзошёл
архимандрит Антониева монастыря Макарий (Миролюбов), выпустивший в 1860 г.
двухтомный труд «Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его
окрестностях». Содержание этих книг до сих пор ценится историками и археологами
на вес золота.
Николай Кириллович Миролюбов родился 24 марта 1817 г. в семье сельского
священника Рязанской губернии. После окончания с отличием духовного училища и
Рязанской семинарии он был отправлен в 1838 году за казённый счет в Московскую
духовную академию.
Уже в 1842 г. он получил учёную степень магистра и вслед за этим был назначен на
учительскую должность в Нижегородскую семинарию. В 1846 г. в Благовещенском
монастыре Нижнего Новгорода он принял монашеский сан и получил новое имя в честь
преп. Макария Желтоводского – небесного покровителя нижегородской земли.
Первая «командировка» Макария в Новгород случилась осенью 1854 г. Здесь, по
заданию Святейшего Синода, он занялся исследованием и разбором древнего архива,
открытого в тайниках Софийского собора. Это позволило Макарию собрать огромный
материал по истории новгородских святынь, архиерейского дома, церковных
имуществ. За свою полезную деятельность он был возведен в сан архимандрита (1854
г.) и оказался в кругу петербургских ученых, занимавшихся изучением русских
древностей под руководством известного исследователя древнерусского языка И.И.
Срезневского.
В I томе «Археологического описания» Макарием приведены сведения о 64
новгородских и пригородных церквях и монастырях. II том посвящался описанию
предметов, обладавших исторической и художественной ценностью: икон, крестов,
лицевого шитья, облачений. В этих книгах можно прочитать об исчезнувших фресках
Софийского и
Николо-Дворищенского соборов, церкви
Спаса-Нередицы и др. История новгородских монастырей и церквей подробно
прослежена Макарием по летописям, древним актам, грамотам, церковным описям.
К открытию памятника “Тысячелетие России”
Макарием был подготовлен и издан “Путеводитель по Новгороду”. На церемонии
открытия памятника приветственное слово от епархии говорил именно он, и ему же
было поручено показать достопримечательности Софийского
собора и Владычного двора царской семье.
К заслугам архимандрита Макария надо отнести и установление с 1863 г. ежегодного
празднования Дня славянских просветителей Кирилла и Мефодия 11 (по новому стилю
– 24) мая.
Закончил свой земной путь архиепископ Макарий Миролюбов в нижегородском
Благовещенском монастыре. В ноябре 2007 г. после десятилетий безбожия его могила
в Алексеевской церкви была вновь обретена и над ней возобновилось богослужение.
1860 год
– «…лишен возможности лично довести до сведения Вашего величества следующий
факт: профессор Костомаров, вернувшись из поездки с научными целями в Новгород и
Псков, навестил меня и рассказал, что в Новгороде затевается неразумная и
противоречащая данным археологии реставрация древней каменной стены, которую она
испортит. Кроме того, когда великий князь Михаил высказал намерение построить в
Новгороде церковь в честь своего святого, там, вместо того, чтобы просто
исполнить это его желание, уже снесли древнюю церковь св. Михаила, относившуюся
к XIV веку. Церковь св. Лазаря, относившуюся к тому же времени и нуждавшуюся
только в обычном ремонте, точно так же снесли.
…Когда спрашиваешь у настоятелей, по каким основаниям производятся все эти
разрушения и наносятся все эти увечья, они с гордостью отвечают, что возможность
сделать все эти прелести им дали доброхотные датели, и с презрением прибавляют:
«О прежней нечего жалеть, она была старая!»
И все это бессмысленное и непоправимое варварство творится по всей России на
глазах и с благословения губернаторов и высшего духовенства. Именно духовенство
- отъявленный враг старины, и оно присвоило себе право разрушать то, что ему
надлежит охранять, и насколько оно упорно в своем консерватизме и косно по части
идей, настолько оно усердствует по части истребления памятников. Что пощадили
татары и огонь, оно берется уничтожить. Уже не раскольников ли признать более
просвещенными, чем митрополита Филарета?
(московский митрополит, прозванный «московским
Златоустом» –
С.А.)
Государь, я знаю, что Вашему величеству не безразлично то уважение, которое
наука и наше внутреннее чувство питают к памятникам древности, столь
малочисленным у нас по сравнению с другими странами. Обращая внимание на этот
беспримерный вандализм, принявший уже характер хронического неистовства,
заставляющего вспомнить о византийских иконоборцах, я, как мне кажется, действую
в видах Вашего величества, которое, узнав обо всем, наверно, сжалится над нашими
памятниками старины и строгим указом предотвратит опасность их систематического
и окончательного разрушения...».
Из письма А.К. Толстого императору Александру II
Годы 1864 – 1870. Земские времена
Пока в Лондоне велось строительство первых станций метрополитена (с 1860 г.), а на берегах реки Нокианвирта в юго-западной Финляндии возводились водяные мельницы полиграфической фирмы Nokia (основана в 1865 г.), в России, вслед за отменой крепостного права, развернулась реформа местного самоуправления. Низкая эффективность государственных структур в управлении громадной и разнородной страной становилась всё более серьёзным тормозом развития Российской державы.
Земские учреждения как выборные органы местного самоуправления были введены с 1864 года. Им было передано обеспечение деятельности учреждений просвещения, здравоохранения, а также строительство дорог. Земства развернули и вплоть до Первой мировой войны (1914-1918 гг.) вели активную деятельность в 43 губерниях европейской части России, став серьёзными конкурентами правительственных органов. За более чем полвека существования земского движения в России возникла развитая инфраструктура, особенно в провинциях. Была построена сеть дорог, связавших между собой отдаленные сёла. Почти в каждой деревне открылись школы, больницы или хотя бы фельдшерские пункты. Росло число единоличных хозяйств; на хуторах и отрубах развивалось более совершенное землепользование с применением новейших агрономических открытий, современных тому времени машин и инвентаря.
Упразднены земства были в 1918 году декретом Советского правительства.
По сути, земская реформа лишь законодательно
закрепила начавшееся после 1861 г. низовое движение по реорганизации жизни на
местах. С этих пор в местные власти (земства) стали входить представители
социально активной части населения. Немного утрируя, можно сказать, что в России
стал просыпаться «новгородский дух» вольности и предприимчивости. Не случайно
Новгородская губерния наряду с Воронежской, Казанской, Калужской, Костромской,
Курской, Московской, Нижегородской и другими оказалась в числе первых участников
земского «эксперимента».
Деятельность местных (уездных) земств регулировалась ежегодным съездом депутатов
под председательством губернского предводителя дворянства. Для постоянного
ведения различных дел избиралась губернская земская управа из председателя и
нескольких членов. Деятельность земств была подчинена надзору губернаторов и
министерства внутренних дел. В городах самоуправление было введено чуть позже и
с похожей структурой, только слово «уездная» менялось на «городская».
Губернаторам предписывалось строго контролировать выполнение земством своих
прямых обязанностей: устройство школ, оборудование больниц, строительство дорог,
позднее, с развитием единоличных наделов, – пропаганда агрономических знаний,
создание курсов «повышения квалификации» для врачей, учителей, агрономов,
статистиков, развитие ремёсел и кустарного производства. Средства на всё это
земства получали за счёт введения сборов и повинностей на земские нужды.
Очень важной частью деятельности земств стало народное образование, и особенно
обучение женщин. С конца 1850-х годов в России начинают возникать женские
гимназии для всех сословий. В Новгороде также открывается первая женская
гимназия (первоначально училище) на углу улиц Большой Московской и Ильиной.
Здесь и сейчас размещается Первая университетская гимназия.
Важные перемены в Новгороде произошли после празднования 1000-летия России. При
активнейшем участии губернского статистического комитета, а также священника и
глубокого знатока новгородской старины Николая Гавриловича Богословского, в
Новгороде был основан «музеум». 4 (17) мая 1865 года состоялось заседание
статистического комитета, в постановлении которого записано «в музеуме могут
быть собираемы исторические памятники: монеты, оружие и др. предметы, а также
предметы по части этнографии и минералогии». При поддержке губернатора Эдуарда
Лерхе музей открылся для посетителей на рубеже 1867-68 гг., и вскоре был передан
для содержания новгородскому земству. Первым заведующим стал Н.Г. Богословский.
В 1880-х для музея строятся красивые здания в псевдорусском стиле в Кремле у
Златоустовской башни, где и поныне дирекция музея-заповедника. В память об
основателе Новгородский музей-заповедник учредил в 1990-х годах собственную
наградную медаль с изображением Н.Г. Богословского.
Кстати, при участии Богословского в Новгороде начинают издаваться «Памятные
книжки» – особый жанр статистической литературы, широко распространившейся в
пореформенной России. Они включали в себя четыре крупных раздела:
адрес-календарь (перечень всех губернских и уездных правительственных и
общественных учреждений с их личным составом), административный справочник
(сведения об административном делении губернии, о почтовых и телеграфных
учреждениях, путях и маршрутах сообщения, о промышленных и торговых предприятиях
и т.д.), статистический обзор губернского хозяйства и научно-краеведческий
сборник. Это информация «из первых рук» – сведения о составе и занятиях жителей,
состоянии природы, экономики, культуры, быта. Издавались «памятные книжки» в
России до 1917 года.
К отмечавшейся 18 мая очередной 144-й годовщине
основания Новгородского музея-заповедника культурный слой Кремля сделал свои
подарки. В ходе работ у Златоустовской башни (ближайшей к мемориалу «Вечный
огонь») археологи обнаружили в траншее, вырытой для укладки электрокабеля, целый
каменный крест, два обломка каменных крестов с надписями, а также крупные
обломки каменных саркофагов.
Судя по надписям на обломках крестов, они относятся к так называемым
«стригольническим» крестам (по определению академика Б.А. Рыбакова). Надписи на
них имеют схожее содержание и обращены к Господу, который должен простить
заказчику креста («вкладчику») все земные прегрешения и даровать «в век будущий
жизнь вечнуя». Датировка крестов возможна в рамках второй половины XIV в. Не
исключено, что это часть дореволюционной коллекции музея, а сами кресты
происходят из котлована под Епархиальный дом (нынешнее здание филармонии),
который был выкопан под надзором членов Новгородского общества любителей
древности в 1913 году, при этом были найдены 15 каменных крестов XIV века.
Фрагменты каменных саркофагов – не моложе начала XIV века. Их происхождение тоже
пока загадка. Обломками крестов и каменных гробов была замощена дорожка, ведущая
из Златоустовской башни в центр Кремля. Сделано это было, судя по небольшой
глубине заложения – почти под асфальтом – в недалёкие советские времена.
Археологи рассчитывают расширить площадь поиска и, возможно, отыскать и другие
фрагменты древних артефактов.
1860-е гг. – «В конце июля я съездил в Новгород, и познакомившись там с известным в то время знатоком местной старины Иваном Куприяновичем Куприяновым, в течение десяти дней осматривал город, посетил все его церкви, обозрел в них остатки старины, отыскивал следы старинной топографии Новгорода… Я пустился пешком для осмотра Ильменского побережья: я желал ознакомиться с бытом и наречием поозерцев, как называются жители этого края. Наречие их, как я заметил, имеет следующую особенность: 1) буква о никогда не изменяется в а 2) Ъ всегда выговаривается за и 3) окончание тъ в изъявительном наклонении глаголов всегда выбрасывается не только в единственном, но и во множественном числе, например «даю» вместо «дают», «положу» вместо «положут», 4) полногласие сильнее, чем в обыкновенном русском языке, например «веремя» вместо «время», «верех», вместо «верх»; 5) употребляется много слов неупотребительных в великорусском языке, но существующих в малорусском, например: «шукать», «хилить», «школа», «що» вместо «что», «жона» вместо «жена», «чоловик» вместо «человек»; я вместо а, например «девиця», «травиця».
Н.М. Костомаров. Автобиография.
Годы 1871 – 1877. Приюты и броненосцы
Эпоха Александра II (1855-1881 гг.) во многом напоминала сегодняшнюю Россию. Решительные попытки придать стране мощный импульс развития вдогонку за всё менее досягаемым Западом порождали неожиданные правительственные ходы и реформенные идеи. Традиционные ценности русского общества, прошитые незримыми нитями христианской морали и общинного уклада жизни, неохотно уступали место морали новой, производной от холодного индустриального мира.
В это переходное время одной из примет жизни Новгорода стал неожиданный рост проявлений гуманизма и сострадания к тем, кто не мог «встроиться» в темпы реформ или просто терял средства и интерес к жизни. Вторым важным явлением в это время становится повышенный интерес культурных лидеров России к новгородской истории и культуре. Вслед за стихотворными произведениями Алексея Толстого о новгородских посадниках, «колоколе Новограда» и вольном купце Садко к образам новгородской истории обращаются лучшие композиторы эпохи русского романтизма, такие как Николай Римский-Корсаков, помнивший о своих новгородских корнях.
История благотворительности в Новгороде в
последние годы стала предметом пристального изучения новгородских и иных
историков, а в недалёком 2005 г. этому даже была посвящена специальная научная
конференция. Её участники констатировали, что с 1861 года «главными мотивами
благотворительности стали осознание гражданского долга, общественный интерес,
забота о благе населения».
В Новгороде уже к середине XIX века действовали три богадельни: при Знаменском
соборе (построена в 1809 году, существовала на средства архиерейского дома),
Министерства внутренних дел и Гаврило-Таировское заведение, созданное на частные
пожертвования.
Богадельни жили по строго расписанному режиму, который предполагал чередование
приёмов пищи, сна, молитвы и встречи с родными. Отлучаться из богаделен без
разрешения запрещалось, а за серьёзное нарушение порядка могло последовать
«изгнание из рая». Понятно, что жителями богаделен становились люди без роду и
племени, брошенные на старости лет или из-за болезни родными и близкими.
Одним из наиболее известных приютов Новгорода во второй половине XIX века стало
богоугодное заведение, открытое ещё в 1858 г. на улице Рогатице на средства
петербургской купчихи П.А. Таировой. Занятый богадельней дом был капитально
перестроен в 1877 году, когда его расширили за счёт пристройки и выделили в
отдельный объём внутреннюю церковь архангела Гавриила. К 1882 году здесь
проживали 25 женщин, а в приюте – 33 девочки, из которых пятеро были сиротами.
Средства к существованию жительницы приюта добывали в том числе за счёт открытой
в это же время Александровской швейной мастерской.
Напротив Таировского заведения, там, где сейчас
находится поликлиника № 1, в 1880 году губернатором Эдуардом Лерхе был основан
ещё один детский приют. Об этом губернаторе современники отзывались
противоречиво. Но к его заслугам, несомненно, следует отнести создание в 1871
году в Новгороде «Попечительного о бедных общества», куда вошли митрополит
Исидор, городской голова Г.С. Сметанин, купец И.М. Стальнов, отец Иоанн
Кронштадтский, княгиня С.Н. Васильчикова.
В то же время, служивший при Лерхе председателем Новгородской губернской земской
управы Н. Н. Фирсов писал о своём начальнике: «Его административное кредо было
кратким: угождать высшему начальству. Умственный кругозор узок. Сам губернатор,
не стесняясь, благодушно рассказывал своим подчиненным, как, прибыв в
министерство, перво-наперво давал «синенькую» министерскому швейцару, знакомому
курьеру, камердинеру его высокопревосходительства. А это для дела губернии очень
много значит – заключал, бывало, свои откровения наивный, очень довольный собой
Лерхе, игриво постукивая по ковру носком своей почти женской ножки».
Самой примечательной в Эдуарде Васильевиче была внешность: при невысоком росте
он имел изящную фигуру и любил носить обувь на каблуках. За это его прозвали
«маленький Зевс на высоких каблуках». При Лерхе в Новгородской губернии были
проведены две реформы - судебная и земская. Но особое внимание Эдуард Васильевич
уделял благотворительности, в основном обучению школяров и улучшению быта
арестантов. При нём в губернии были открыты реальное и техническое училища,
мужская прогимназия, учительская семинария и несколько сельских школ.
В Новгороде благодаря Лерхе вернулась жизнь в запустевший Музей древностей (1880
год) и открылась общественная библиотека. Несмотря на то, что сам Эдуард
Васильевич был лютеранином, по его инициативе в губернии были построены 12
православных храмов. В самом Новгороде он оборудовал спуски к реке и водоёмам,
пустил фонтан на городской площади, а также благоустроил набережную Волхова на
Торговой стороне бульваром, в благодарность названным горожанами «Лерховским».
Можете ли вы себе представить морское судно
круглой формы? Не торопитесь с ответом, потому что именно в 1870-х годах, по
заказу Морского министерства России, озабоченного постройкой плавучих батарей и
мониторов для защиты входов в Азовское море и в Днепро-Бугский лиман, были
спроектированы два круглых судна: «Новгород» и «Адмирал Попов».
Ещё в 1869 году особое совещание из лиц военного и морского ведомств и
Министерства финансов пришло к выводу о необходимости безотлагательной постройки
на юге России броненосных кораблей для защиты побережья Черного моря. При этом
были поставлены три условия для новых кораблей: 1) осадка не должна превышать
3,7-4,3 м; 2) толщина брони должна превосходить иностранные броненосцы; 3)
калибр пушек должен быть не меньше, чем у мощных крепостных орудий.
Ни один из существовавших в то время броненосцев России и иностранных держав не
соответствовал этим условиям. Оригинальное решение проблемы нашел контр-адмирал
А.А. Попов, предложивший строить круглые суда. При такой форме корабль мог нести
самую толстую броню и артиллерию мощнейшего калибра.
Суда новой конструкции немедля получили название «поповки», и многие авторитеты
морской науки засомневались в их мореходных качествах. Тем не менее, 12 октября
1870 года последовало высочайшее повеление строить броненосные корабли по типу «поповок»
для обороны Керченского пролива и Днепро-Бугского лимана.
Начало строительства «поповок» совпало с фактическим отказом России от условий
унизительного Парижского мира, заключённого после поражения в Крымской войне
середины 1850-х годов. Повлияло ли уважение к новгородской вольности или знание
об округлой форме новгородских укреплений, но один из новых кораблей-«поповок»
получил название «Новгород».
Первую «поповку» начали строить в Петербурге, а затем по частям перевезли в
Николаев и там собрали во временных мастерских. Завершение 18-месячной работы
пришлось на 21 мая 1873 года, когда в воды Черного моря был спущен броненосец
«Новгород». Обращаясь к истории, можно сказать, что спустя 1000 лет после
походов князей Олега и Игоря на Киев и Константинополь «новгородское» судно
вновь вошло в Чёрное море!
Вторым круглым береговым броненосцем – именно такую классификацию они получили в
1892 году – стал корабль «Адмирал Попов». Обе «поповки» прослужили до 1903 года,
после чего их исключили из списков флота «по совершенной непригодности к
дальнейшей службе» и разрезали на металлолом.
Сидит в Новеграде Садко
невредим,
С ним вящие все уличане;
На скатерти браной
шипит перед ним
Вино в венецейском
стакане.
Степенный посадник,
и тысяцкий тут,
И старых посадников двое,
И с ними кончанские
старосты пьют
Здоровье Садку круговое.
«Поведай, Садко,
уходил ты куда?
На чудскую Емь
аль на Балты?
Где бросил
свои расшивные суда?
И без вести
где пропадал ты?»
А.К. Толстой. «Садко»,
1871 г.
Годы 1878 – 1884. Театр и девушки с размахом
Годы появления на свет будущих правителей страны (Владимир Ульянов (Ленин) – 1870 г., Иосиф Джугашвили (Сталин) – 1878 г.) отмечены в истории России поступательным и во многом успешным развитием местного самоуправления. Важнейшим этапом этого процесса стало принятие Александром II 16 (29) июня 1870 года «Городового Положения», заменившего прежний закон ещё екатерининской эпохи. Готовя предложения в этот законопроект, Новгородская комиссия констатировала, что «город пришёл в крайний упадок как в отношении торговли, промышленности, так и средствах к содержанию его в должном порядке». Новгородцы в старинных традициях выступали за предоставление будущим органам самоуправления «большей самостоятельности в распоряжениях по городскому хозяйству». Им вторили комиссии Валдайского и Крестецкого уездов: «Для улучшения городского хозяйства и благоустройства, в особенности в городах уездных, необходима полная свобода и самостоятельность действий общественного управления». Но запущенные механизмы приобщения народа к власти уже не спасали самодержавие. В стране непрерывно росло социальное напряжение.
2 (15) апреля 1879 г. террорист Александр Соловьев 5 раз выстрелил в императора Александра II из револьвера, но ни разу не попал. 1 (13) марта 1881 года царь был смертельно ранен на набережной Екатерининского канала в Петербурге бомбой, брошенной народовольцем Игнатием Гриневицким.
«Городовым Положением» предусматривалась замена в 509 городах империи сословных дум новыми всесословными думами, избиравшимися на 4 года. Во главе думы и городской управы стояло одно лицо – городской голова. Право на участие в выборах получили все горожане, отвечающие следующим требованиям: а) русское подданство; б) возрастной ценз в 25 лет; в) владение недвижимым имуществом, обложенным налогами в пользу города, или два года отчисления налогов с занятий торговлей или промыслами; г) отсутствие налоговых недоимок. Демократично? Вполне!
Губернаторская власть старалась соблюдать
заинтересованность в реформе городского самоуправления, но… в пределах
контролируемых полномочий. «Я ожидаю, – отмечал в своём предписании новгородский
губернатор Эдуард Лерхе, – что головы выяснят обществу в подробностях все
преимущества нового городового положения против существующих ныне правил и … не
сомневаюсь, что городские обыватели … заявят желание о скорейшем введении у них
городового положения». Однако не по всей губернии процесс пошёл гладко. В
частности, Старая Русса так и не прислала ходатайство о введении новых порядков.
Тогда разгневанный губернатор сделал выговор городской думе рушан и направил
жалобу в Министерство внутренних дел, после чего министр МВД А.Е. Тимашев
«разрешил» ввести новое «Городовое Положение» в Старой Руссе наряду с Боровичами,
Тихвином, Устюжной и Череповцом.
К несчастью, в органы городского управления сразу стали проникать люди со
средствами, но без моральных принципов. Члены городских дум – гласные – часто
игнорировали свои обязанности, за что их даже начали штрафовать в размере 1 руб.
за пропущенное заседание. После избрания в Устюжне городским головой почётного
гражданина А. Копыльцова стали поступать сообщения о его «невоздержанной жизни и
предосудительном поведении». Голова оказался горьким пьяницей и хулиганом, но
его состоятельность, позволявшая служить без жалованья, вполне устраивала
городское общество.
Новгороду повезло больше. В 1877 г. здесь поселяется Григорий Максимович
Сметанин – выходец из купеческой семьи, родившийся в Белозерске и проведший
молодые годы в Крестцах. В 1878 г. Сметанин совместно с купчинами первой
гильдии Акимом Минычем Стальновым и Константином Степановичем Садовским
перестроили каменные здания на углу улиц Дмитриевской и Николо-Кочановской под
пивоваренный завод. В канун Рождества Христова 1878 года новгородцы получили
возможность выпить пива местного разлива.
С 1878 года и до конца жизни Сметанин состоял гласным городской думы, а в 1893
году его избрали городским головой. Усердие и сметливость Григория Сметанина при
решении городских проблем можно считать образцом градоуправительной
деятельности, к которой мы ещё вернёмся в 1890-е годы.
Одной из ярких сторон жизни Новгорода во второй половине XIX века стал местный
театр, имевший хорошую репутацию в стране. Датой его рождения считается 16 (29)
сентября 1853 года. В этот день профессиональными актёрами труппы Николая
Иванова - содержателя театров в провинции - был сыгран первый спектакль. Для
постановки был арендован дом купчихи Мещовской за Федоровским ручьём. В тот день
актёры показали два водевиля: «Марфа Ивановна и Захар Захарыч Собачкины, или
Поставлю на своём», «Виц-мундир» и фарс-водевиль «Дайте мне старуху». Цена на
билеты была скромной: от 4 рублей до 25 копеек. Местная пресса отметила, что
«всё устроено очень хорошо, чисто, опрятно, прилично».
Уже в 1866 г. для театра открылось новое деревянное здание на Софийской площади,
рассчитанное на 100 зрителей. С 1874 г. театр стал собственностью города и был
сдан бесплатно антрепренеру Е.Т. Курдюмову. Увы – в 1879 г. этот театр сгорел.
Местные власти обратились за помощью в Рыбинск и попросили прислать “планы и
сметы на театр”, построенный по проекту В. А. Шретера. На следующий год
Рыбинский голова прислал новгородцам запрошенные материалы. Но из–за нехватки
средств было решено вновь строить деревянный театр и “прислать архитектора,
знакомого с театрами”. Общество архитекторов Санкт-Петербурга в мае 1880 г.
провело конкурс, на который поступили три проекта. Ни один из них не был принят.
При повторном конкурсе в 1881 г. победил проект под девизом “Антракт”,
представленный академиком Томишко. Этот театр имел двухъярусный зал на 635 мест,
и именно его мы видим на старых фотоснимках.
В 1913 г. поднимался вопрос о строительстве каменного театра на 700 мест, но
дело до него так и не дошло. Старинный деревянный театр сгорел после революций
1917 г.
1879 год стал российским прорывом в
технократическую эпоху. 25 апреля в Санкт-Петербурге на Литейном мосту в шесть
часов вечера впервые зажглось электрическое освещение. В том же году начались
опыты по установлению телефонной связи. Первой попыткой стала передача речи по
телеграфным проводам между Малой Вишерой и Петербургом. Однако расстояние
оказалось слишком большим – около 150 верст.
Вот что писал о телефонном разговоре между Малой Вишерой и Петербургом начальник
Петербургского почтово-телеграфного округа в своем рапорте: «Сигнальные свистки
были слышны весьма ясно, но разговорная речь не выходила сполна, потому что
некоторые слова нельзя было расслышать, и вообще звуки речи получались весьма
глухие и по характеру похожие на звуки, исходящие из отдаленного расстояния,
вернее из подземелья».
После не совсем удачных опытов передачи речи между Санкт-Петербургом и Малой
Вишерой связисты решили провести эксперименты на меньшем расстоянии, между
Новгородом и Крестцами, ведь расстояние здесь всего 80 верст. Вот тогда-то в
Новгороде и раздался первый телефонный звонок. Разговор был вполне приличным по
слышимости и разборчивости.
После этих экспериментов 13 июля 1882 года в Москве открылась первая ручная
телефонная станция на Кузнецком мосту. Первым абонентом стал купец первой
гильдии Попов, московский «чайный король», в чьем доме и была размещена
аппаратура первой телефонной станции. Список абонентов включал всего 26 номеров,
а номера состояли из трех цифр. Абонентами стали Страховое общество, ведущие
московские театры, крупнейшие рестораны и банкирские дома, а также частные лица
- известнейшие и богатейшие люди того времени. Стоимость новой услуги была
сопоставима с арендой приличной квартиры.
«Телефонных барышень» нанимали только из дворянского сословия. Принимались на
работу высокие и длиннорукие девушки: размах рук должен был составлять 1 метр 52
сантиметра. Этого хватало, чтобы девушка могла дотянуться штекером до самого
высоко расположенного гнезда телефонной аппаратуры. Вторым обязательным
требованием считалось незамужнее состояние. Как только телефонистка выходила
замуж, ее увольняли: считалось, что замужняя женщина должна полностью посвящать
себя семье. Собравшись замуж, девушка знакомила своего избранника с руководством
станции, которое должно было дать благословение на брак.
Первая городская телефонная станция в Новгороде появилась только в октябре 1913
года. Может, не хватало девушек с размахом?
«К предметам ведомства городского общественного управления принадлежат: ...дела по внешнему благоустройству города, а именно: попечение об устроении города согласно утвержденному плану; заведывание ... устройством и содержанием улиц, площадей, мостовых, тротуаров, городских общественных садов, бульваров, водопроводов, сточных труб, каналов, прудов, канав и протоков, мостов, гатей и переправ, и равно и освещением города; дела, касающиеся благосостояния городского населения: меры к обеспечению народного продовольствия, устройство рынков и базаров; попечение... об охранении народного здравия, о принятии мер предосторожности против пожаров и других бедствий и об обеспечении от причиняемых ими убытков; попечение об учреждении и развитии местной торговли и промышленности, об устройстве пристаней, бирж и кредитных учреждений; устройство на счет города благотворительных заведений и больниц и заведывание ими на основаниях, указанных для земских учреждений».
Из «Городового Положения» 1870 г.
Годы 1885 – 1891. Миротворческие годы
В царствование императора Александра III (1881 – 1894 гг.) Россия достигла многих поставленных перед собой целей как во внешней политике, так и в экономике. При царе, заслужившем у историков прозвище «Миротворец», была отменена позорная для России нейтрализация Черного моря. Страна вышла из международной изоляции, в которой она находилась после поражения в Крымской войне. Россия сумела восстановить свое влияние на Балканах после победы над турками в войне 1877-1878 гг., где отличился новгородский Лейб-гвардии Драгунский полк, а один из наших земляков, холмич Павел Калитин, до сих пор особо почитаем в Болгарии.
В 2007 году, к 100-летию Русско-турецкой войны, в Холме на собранные в Болгарии и России средства был установлен памятник подполковнику Калитину, погибшему при защите знамени своего полка. Наступила и эра либерализации жизни, о чём говорит такой примечательный факт. В июле 1891 г. в Кронштадт прибыла с визитом французская эскадра, при встрече которой царь Александр III с непокрытой головой прослушал «Марсельезу». Зрелище было невиданным: самодержец всероссийский обнажил голову при звуках революционного гимна. Как-то аукнется «отречёмся от старого мира» через какие-то двадцать пять лет?
Одной из «движимых» достопримечательностей Новгорода на исходе XIX столетия становится фигура Василия Степановича Передольского, исключительно много сделавшего для развития в городе краеведения, археологии и музейного дела. Получив образование юриста и сделав блестящую карьеру адвоката, он с молодых лет начал активно собирать различные древности: старинные документы, археологические предметы, церковную утварь, человеческие черепа. Со временем его коллекция станет основой для первого частного музея в Новгороде, а в 1880-х годах Василий Передольский всё чаще старается обратить внимание властей различного уровня на бедственное положение памятников старины в Новгороде. Давайте вчитаемся в строки «Краткого очерка состояния Велико-Новгородской старины в 1889 г.», отправленного Передольским для рассмотрения в Императорскую Археологическую Комиссию:
«В то же время …
предписано было Свят. Синодом настоятелям церквей и монастырей разобрать
рукописи, древние предметы церковной утвари, не употребляемой при богослужении и
др., составить всему опись. В числе постриженцев Юрьева монастыря был мой
двоюродный брат, соборный иеромонах, человек по-тогдашнему ученый и вообще
любо-знательный, но не переносивший никакого подневольного труда. На него была
возложена разборка и опись Юрьевских бумаг и древностей. Желая навестить моего
родственника в какой-то праздник и пробираясь в монастырь берегом Волхова, я
столкнулся с о. Сисоем у речных монастырских ворот; всегда приветливый и
веселый, на этот раз он выглядел мрачно и злобно: руки и подрясник его были в
пыли. Заметив о. Сисою о необыкновенном настроении его духа, я полюбопытствовал
узнать его причину. «Все из-за тебя да из-за твоего учителя, – сказал он. – Вам
наука, а мне мука; понадобился, видишь ты, науке монастырский хлам, и велят
разбирать, вот и ройся в пыли да в птичьем помёте». «Что ж, много разобрал?» –
спросил я отца Сисоя, когда мы пришли уже в келью. «Очень много», – отвечал он
сердито. «А что в харатейных (пергаментных – С.А.) оказалось?» – допрашивал я.
«Отстань, – крикнул соборный иеромонах. – А буде хочешь знать, полезай в Волхов
и спроси сыртей да сигов». Я никак не мог уразуметь значения этих слов, а потом,
когда о. Сисой попил чаю, поуспокоился и вошёл во всегдашнюю колею, он
рассказал, как сторожа и послушники набрали по подвалам да по вышкам, т. е. под
церковными крышами, кулей пять бумаг, книг и разного лому и как всё это повезли
за монастырь, вверх по Волхову, да и утопили. На упрёк мой, зачем он не позвал
меня для составления описей, что бы я мог сделать за праздники, о. Сисой
отвечал: «Да, составь вам опись, а потом храни этот хлам, да показывай вашей
братии, боюсь я только, как бы не всплыли кули с бумагами. Говорил я, что лучше
сделать по Антоновски». «То есть как же?» – спросил я. «А на костёр и аминь».
Констатируя начавшуюся по всей губернии погоню за старинными ценностями, Василий
Степанович пишет: «В скупке древностей в частных домах я до сих пор мешаю
маклакам, давая за вещи высшие, сравнительно с предложенными ими цены; но
подобное соперничество с разрастающимся год от года духом наживы мне не под
силы. Вредить же наезжающему люду, располагающему значительными средствами и
сводящими короткое знакомство со звонарями и церковными сторожами по скупке
древностей, я решительно бессилен».
Но самый «страшный враг старины», по мнению Передольского, крылся не в
скупщиках-маклаках и не в продажных сторожах. «Враг этот невежество в
разнообразных видах. Благодетели-поновители, любящие благолепие храмов и
поощряемые духовенством, … соскабливая древнее и заменяя новым, переписывая
тябла, разрушают целиком церкви и сооружают новые в современном вкусе». При этом
Передольский с горечью отмечает, что даже в ходе подготовки торжеств к
1000-летию России многие свидетельства новгородской истории оказались разрушены
или выброшены. В частности, в Мартирьевской паперти Софийского собора была
разбита одна и повреждены ещё две древние гробницы. Пришлось ему забрать их к
себе в дом и там собирать и склеивать по кусочкам. Скорбел Василий Степанович и
о перестройках зданий во Владычном дворе, где в 1888 году появился современный
каменный корпус на месте разобранных древних палат. Примеров он приводит
множество и за всем этим маячит мрачная тень нарастающего забвения новгородской
истории на фоне меняющегося общества и общей индустриализации жизни. «Быть может
я, как влюблённый в старину Велико-Новгородскую, увлекаюсь и придаю остаткам её
цену не по достоинству; в таком случае мне придётся одному, как и до сих пор,
ревниво оберегать её и носить клики Блаженного, Юродивого, Божьего человека и им
подобные, данные мне образованными, стоящими у власти временными новгородцами,
за многолетние труды по собиранию и охране древностей и вообще бытовых
памятников; но я всё-таки остаюсь верным своей задаче», – пишет в завершении
своего очерка гордый гражданин Великого города.
Необычное для
России распространение католичества стало следствием раздела Польши между
Пруссией, Австрией и Россией на рубеже XVIII-XIX вв. Получив в своё распоряжение
восточные земли Польши, русские цари, начиная с Екатерины II, стали проводить
целенаправленную политику переселения поляков на русские земли. Появились поляки
и в Новгороде, где уже в 1838 году ими была открыта первая часовня (каплица).
Во второй половине XIX века число католиков резко увеличивается после подавления
Польского восстания. В конце 1860-х в Новгородской губернии проживало около 2
тысяч человек; среди них были священнослужители и монахи – Винцент Попеля,
епископ из Плоцка, священник виленского прихода Михаил Глембоцкий и др.
Жизнь ссыльных поляков была несладкой. Их переписка с родными и знакомыми
перлюстрировалась. В 1874 году в Новгороде был построен деревянный католический
храм, который вскоре сгорел. Это событие упомянуто в газете «Волховский листок»,
где сообщается о мужестве католического священника о. Феликса Пиотровского: «Во
время пожара в 1890 г. он с явной опасностью для жизни бросился в пылающий
деревянный костел за Святыми Дарами, откуда среди огня благополучно их вынес.
Этот факт вызвал огромный поток пожертвований на постройку новой церкви».
О ксёндзе Феликсе Пиотровском сохранились и другие благожелательные отзывы
современников, в которых говорится, что на протяжении своей долголетней службы
он находился в дружеском общении с православным духовенством. При нём начинается
строительство каменного костёла апостолов Петра и Павла, место для которого было
указано городской управой на Санкт-Петербургской улице. До появления
католического храма здесь была вечная лужа, что, видимо, объясняется
особенностями рельефа. Даже сейчас стоящий с конца XIX века костёл всё время
испытывает проблемы с устойчивостью северной стены.
Строительство храма было закончено к 1893 г., а 8 сентября того же года храм был
освящен епископом Франциском Сымоном. К началу ХХ в. новгородский католический
приход насчитывал 3500 человек. При нем существовали благотворительное общество
и приют на 25 детей, открытый в 1907 г. Католические священники преподавали
религию в реальном училище, мужской гимназии Императора Александра I,
Николаевской женской гимназии. Среди новгородских католиков были и дворяне.
Многие работали врачами, учителями, служили в администрации, армии, на железной
дороге, почте.
Храм был закрыт в 1933 году, но возродился спустя сто лет после строительства, в
октябре 1994 года. Уже 12 февраля 1995 г. службы в храме возобновились после
освящения архиепископом Тадеушем Кондрусевичем. Вот только для полного
возвращения облика костёлу не хватает двух высоких шпилей, придававших особую
красоту и торжественность главному фасаду.
1891 г. – «В городе Новгороде, с которого
более тысячи лет назад началось нынешнее Российское государство, расположенное
большей своей частью на землях финских племён, для любопытного есть много
напоминающего о прошедших временах… Всего в Новгороде 42 церкви и часовни. Перед
всеми русские осеняют себя крестным знамением. Когда с вокзала едешь на
извозчике, с которым прежде недолго поторговался о сходной цене, то он по дороге
с десяток раз сдёрнет шапку и перекрестится. Прибыв к месту, он может клясться,
что назначенная цена была вдвое больше…
У русских не принято думать о своей судьбе, разве только в том смысле, что всё
идёт к лучшему, а иначе и быть не может».
Юхо Паасикиви,
президент Финляндии в 1946-1956 гг.
Из репортажей студенческой поры
в финскую газету Uusi Suometar.
Годы 1892 – 1898. Падения и взлёты
Предпоследний русский царь Александр ІІІ отличался скромностью в личной жизни. Следуя неприглядной русской традиции, он любил выпить, но старался делать это втихомолку. Начальником охраны и собутыльником Александра III был генерал П.А. Черевин. Напившись, император развлекался очень своеобразно. «Ляжет на спину на пол и болтает руками и ногами», – рассказывал Черевин.
К концу 1880-х годов у Александра III начались проблемы с почками и ему категорически запретили пить. Императрица следила, чтобы её муж – российский государь – не нарушал запрета. «А мы с его величеством умудрились, – лукаво улыбался Черевин, – сапоги с такими особыми голенищами заказывали, чтобы входила в них плоская фляжка коньяку вместимостью в бутылку... Царица подле нас, мы сидим смирнехонько, играем, как паиньки. Отошла она подальше – мы переглянемся – раз, два, три! – вытащим фляжки, пососём и опять как ни в чем не бывало... Ужасно ему эта забава нравилась... Вроде игры... И называлось это у нас «голь на выдумки хитра»... Раз, два, три... Хитра голь, Черевин? – Хитра, Ваше величество... Раз, два, три! – и сосём».
Исходя из «правил игры», закадычный друг императора генерал-адъютант Черевин редко бывал трезвым. Об этом мы знаем и по рассказу о визите к Черевину в 1894 г. новгородского губернатора А.Н. Мосолова. Он пишет: «Я нарочно поехал до завтрака, чтобы его застать, и застать по возможности трезвым. Он был, однако, уже на первом взводе, однако ясен умом».
В 1894 году император Александр скончался, оставив трон последнему русскому самодержцу Николаю Романову.
Последняя четверть XIX века подарила миру двух великих новгородцев. 20 марта (1 апреля) 1873 года в дворянской семье Рахманиновых родился сын Сергей. Долго местом рождения С.В. Рахманинова считалось имение Онег на Волхове, но в последнее время исследователи биографии знаменитого композитора и пианиста признают местом рождения Серёжи усадьбу Семёново Старорусского уезда Новгородской губернии.
Род
Рахманиновых возводят к молдавским господарям Драгошам, основателям и правителям
Молдавского государства в XIV–XVI вв. Один из предков Сергея Васильевича по
имени Василий Рахманин служил при сыне Ивана Грозного Дмитрии, погибшем в
малолетстве. От него и начинается собственно род Рахманиновых.
С Новгородом Сергей Рахманинов был связан по материнской линии. Его мама Любовь
Петровна происходила из новгородского дворянского рода Бутаковых. Мальчик с
детства был окружён заботой мамы и бабушки Софьи Александровны. Для любимого
внука бабушка прикупила небольшую Борисовскую мызу на берегу Волхова, между
Деревяницами и Хутынью. Впоследствии мыза «Борисово» перешла во владение к купцу
Григорию Сметанину и сейчас известна под названием Сметанинской.
Родители Серёжи Рахманинова любили музыку и привили это чувство сыну. Проявив
интерес к музыке уже в четыре года, он обучался игре на фортепиано, первые уроки
дала мать. А в девять лет поступил на фортепианное отделение Санкт-Петербургской
консерватории. Тогда же семья перебралась в Петербург.
Уже
после отъезда семьи дочери и внука Сергея в столицу Софья Александровна в 1892
году построила двухэтажный деревянный дом на Десятинной улице, наискосок от
Десятинного монастыря. История семьи Бутаковых очень тесно связана с этим
местом: в начале XIX века одна из игумений Десятинного монастыря Палладия
происходила из этого рода.
Вторым известным новгородцем, возросшем в Новгороде в конце XIX века, был
художник Мстислав Валерианович Добужинский. Он родился в Новгороде 2(14)
августа 1875 г. в семье артиллерийского офицера из старинного литовского рода.
Окончил гимназию в Вильно. С 1895 по 1899 г. учился на юридическом факультете
Петербургского университета. Закончив обучение в Мюнхене, Добужинский вернулся в
Петербург и вошёл в знаменитое объединение «Мир искусства». Впоследствии
Добужинский прославился своей графикой. Он оформил несколько десятков книг своих
современников, среди которых Ф. Сологуб, А. Ремизов, Вяч. Иванов, Г. Чулков, а
также книги русских и зарубежных классиков – Ф. Достоевского, А. Пушкина, Г.-Х.
Андерсена, Н. Лескова.
В своих воспоминаниях о новгородском детстве Добужинский очень трогательно
передаёт неповторимую атмосферу провинциального, насыщенного духовностью города.
Его дед, Тимофей Софийский, служил в храме Михаила Архангела на Прусской улице.
При этом был вполне прогрессивным новгородцем: не побоялся освятить частный
театр, играл на виолончели. Детство Мстиши проходило в ребяческих забавах на
валу, за лаптой, в драках с мальчишками соседней Чудинцевой улицы.
Предки обоих наших всемирно известных земляков покоятся на кладбище Десятинного
монастыря. Кладбище было открыто с согласия новгородского губернатора и
городской думы 3 января 1868 года. Сначала на нём хоронили только монахинь, но
затем и светских, с оплатой в пользу монастыря. Новгородский краевед Василий
Ласковской писал, что кладбище Десятинного монастыря, содержавшееся сёстрами в
идеальном порядке, было одним из лучших в городе. Среди старых могил, утративших
в советское время какие-либо опознавательные знаки, должны быть и могилы Софьи
Александровны Бутаковой, а также деда и бабушки Мстислава Добужинского – Тимофея
и Наталии Софийских. Для точного установления места захоронения родственников
композитора и художника необходимы широкие раскопки. А пока городская
Администрация на спонсорские средства установила в прошлом году между оградой
монастыря и валом Окольного города мемориальный камень с перечислением всех
достоверно установленных погребённых здесь людей. Положено большое начало очень
важной работы.
Захиревший было в
1870-е годы Новгородский музей древности в начале 1890-х годов был поддержан на
средства царской семьи и губернатора Александра Мосолова. Музей переехал во
вновь построенные здания у Златоустовской башни Кремля, пополнил коллекции и
начал просветительскую работу. В ноябре 1893 года губернатор совместно с
Василием Передольским принимают решение о создании Общества любителей древности
по образцу многочисленных европейских и российских обществ.
Первое заседание Новгородского общества любителей древности (НОЛД) состоялось в
январе 1894 года. Его председателем был избран известный собиратель и ревнитель
старины В.С. Передольский, а его помощниками стали многие представители
городской интеллигенции. Согласно утверждённому цензурой Уставу НОЛД собиралось
заниматься изучением и сохранением памятников старины, преимущественно в
пределах Новгородской губернии.
Но дело не заладилось: Передольский своими резкими выступлениями и
нелицеприятными оценками очень быстро стал вызывать раздражение местных властей,
особенно после появления нового губернатора с фамилией Штюрмер. Доходило до
того, что губернаторская жена требовала посадить Василия Степановича в тюрьму за
сбор человеческих костей из траншей под городские коммуникации. Раздосадованный
Передольский ушёл в глухую оппозицию, и Общество развалилось.
Оно возродится ещё дважды – в 1908 году, чтобы быть расстрелянным и разогнанным
в 1930-х, и в 2000-м, уже на нашей памяти. Ну, а как в таком городе, как наш, –
и без любви к древностям?
1880-90-е гг. – «Хочу написать русскую историю для детей… Сначала напишу новгородскую историю, потом киевский период, затем татарщину, собирание Москвы и закончу Петром … Живучесть новгородского духа (на Урале – С.А.) просто изумительна, и теперь ещё можно проследить известную преемственность типов… Горластое новгородское «о» из Новгорода перешло по Заволочью в Старую Пермь, а отсюда в Сибирь».
Д.Н.
Мамин-Сибиряк.
Из писем и очерка «Старая Пермь»