Годы 1598 – 1604. Подарки Годунова

Скрывается в пелене времени XVI век. Несколькими мирными десятилетиями он подарил Новгороду надежду на возрождение, оставив нам на память замечательные архитектурные творения, первые печатные книги, одухотворённые иконы. Но грянул 1570-й год, и разящая рука московской опричнины вновь поставила на колени древнюю северную столицу Руси, истребив в городе всё лучшее и всех лучших. К началу 1580-х годов тяглое, то есть способное платить налоги, население города по разным причинам сократилось почти на 90 процентов. Тем не менее, Новгород не думал сдаваться. В тиши опустевших улиц и ветшающих храмов продолжала теплиться жизнь – где-то жарким кузнечным огнём, а где-то церковной лампадкой. Сюда потянулись переселенцы из дальних новгородских «пригородов» и «заполий» – Валдая, Тихвина, Боровичей. На запустевших дворах расцвели вишнёвые и яблоневые сады, а торговля фруктами и овощами стала самым доходным делом. «А которые новгородские посадские люди учнут яблоки продавати из новгородских садов и с тех яблок у новгородцев померные пошлины не имати», – сообщает нам одна из царских грамот конца XVI столетия. Новая московская власть в лице царя Бориса Годунова, словно одумавшись, взялась возрождать в городе древние традиции церковной жизни и торговые связи с заморскими соседями…

ИЗ ТЕНИ В СВЕТ

В январе 1598 года в Москве умер последний Рюрикович – царь Фёдор Иоаннович. Оставив страну без завещания и без наследника, кроткий монарх поставил в труднейшее положение своих придворных – Шуйских, Романовых, Годуновых. Видимо, от досады они и похоронили Фёдора совсем уж просто, обрядив в скромный мирской кафтан и перепоясав обычным ремнём. В нарушение древнего обычая, заведённого Иваном Калитой ещё в XIV веке, царь даже не принял монашеского пострига перед смертью.

Чтобы трон долго не пустовал, было решено избрать царя на Земском соборе. Умело инсценировав «единение церкви и народа», в феврале 1598 года престол сумел занять Борис Годунов – шурин бывшего царя. Праздновали избрание нового государя в Москве целых 12 дней. А когда пришло время венчаться на царство, Годунов, в нарушение всех традиций, закричал, сидя на троне: «Бог тому свидетель, не будет отныне в моём царстве нищих и бедных!»
Благотворительная деятельность царя Бориса и вправду скоро проявилась и в столице, и на окраинах государства. Благоволил Годунов и к Новгороду, который был для его семьи важнейшей опорой в восхождении на царское место. По указу царя с 1598 года новгородцам разрешили «ездити в литовские и немецкие города и промыслы своими промышляти безо всякого задержания, во всем поволю, опричь заповедных товаров». Собственный двор на Рогатице Борис Годунов пожаловал «любским», то есть любекским, ганзейским купцам – старинным торговым партнёрам Новгорода.
Многие церкви и монастыри получили земельные пожалования и богатые вклады от Годунова. Занимавшие в те годы кафедру новгородского митрополита владыки Александр (1577 – 1591 гг.) и Варлаам (1592 – 1601 гг.) и сами изо всех сил старались пополнить отощавшую Софийскую казну, оживить захиревшее церковное хозяйство.
Одним из самых роскошных подарков Годунова стало большое паникадило, или, по-современному, люстра, украсившая интерьер Софийского собора. Этот многоярусный светильник был изготовлен в немецком городе Нюрнберге и украшен литыми фигурами апостолов. В 1600 году он был повешен в предалтарной части собора и стал подлинным украшением древнейшего храма России. Паникадило было утрачено в годы Великой Отечественной войны. Лишь благодаря настойчивости и мастерству реставратора Н. А. Чернышёва Годуновское паникадило удалось восстановить и в 1970-е годы вернуть на прежнее место.

К другим благодеяниям Бориса Годунова и его вдовствующей сестры Ирины историки относят появление многоярусного иконостаса в Николо-Дворищенском соборе, роскошный золотой крест с тончайшей сканью, подаренный Софийскому собору, надгробный покров Варлаама Хутынского и многое другое. Но во всём этом, как подметила искусствовед Элиса Гордиенко, присутствует «печать нарочитого академизма», в некотором смысле, тупиковое совершенствование древних эталонов церковной утвари.
В самом начале XVII века Новгороду было суждено стать одним из пунктов на маршруте датского свадебного посольства. Для укрепления своей власти и династических связей Годунов решил выдать дочь Ксению замуж за датского принца Ханса, родного брата короля Христиана IV. Большое посольство с 23 по 31 августа 1602 года гостило в Новгороде, где датские гости и поохотились, и на экскурсии походили. В особенный восторг жених пришёл от охоты на уток. К сожалению, планам Годунова не суждено было сбыться: в октябре того же года принц неожиданно скончался. Годуновско-датский альянс не состоялся.
Тем временем в стране нарастал кризис, вызванный как голодом и крестьянскими восстаниями, так и недовольством правлением Годунова. С 1604 года Россия окончательно вступает в Смуту: в Польше объявляется якобы спасшийся от смерти сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий. Укрывшийся под этим именем московский монах Гришка Отрепьев становится выгодной фигурой для западных соседей Руси, в первую очередь Польши. В конце октября того же года двадцатитысячное польское войско во главе с Лжедмитрием переправилось через Днепр и двинулось на Москву. Там его уже ждали с надеждой и воодушевлением. Дни Годунова были сочтены.

ИМЕНИТЫЙ НОВГОРОДЕЦ

Среди тех, кто вложил своё сердце и душу в сохранение и возрождение новгородских памятников в послевоенные годы, одно из первых мест принадлежит Николаю Александровичу Чернышёву. Именно ему мы обязаны возвращением к жизни монумента «Тысячелетие России» и Годуновского паникадила Софийского собора.

Чернышёв – уроженец Петербурга, выходец из именитой дворянской семьи. Его отец был врачом на знаменитом «Петропавловске» – корабле вице-адмирала Макарова, возглавлявшем русскую эскадру в Порт-Артуре. На долю Николая Александровича выпали все те нелёгкие испытания, которые пережила российская интеллигенция в советское время. Успев закончить в 1927 году Ленинградский художественно-промышленный техникум, он поступил на исторический факультет университета, но был вынужден из-за дворянского происхождения уйти оттуда со второго курса.
В 1934 году Чернышёв по доносу был сослан на поселение в Сибирь. Учительствовал в сельской школе, а затем всё же сумел поступить на работу в Томский краеведческий музей. В 1944 году, когда в освобождённых от немцев русских городах возникла потребность в знающих и умелых людях, он оказался в Новгороде. После работ по восстановлению памятника «Тысячелетие России» Чернышев почти шесть лет возглавлял областную инспекцию по охране памятников истории и культуры, а затем с 1956 по 1959 год заведовал художественным отделом Новгородского музея. Но «проклятая анкета» и слишком смелые лекции для музейных посетителей не давали покоя начальству, и Николая Александровича «ушли из музея». Дорабатывал до пенсии он в производственном отделе строительного треста № 43.
Уже выйдя на пенсию, Николай Александрович сделал свой главный подарок Новгороду. В небольшой мастерской с помощью нескольких близких людей он возродил, казалось, утраченное навсегда Софийское паникадило. От годуновского подарка к этому времени оставалось лишь несколько обломков, умещавшихся в рюкзаке. Но мастерство и настойчивость Николая Александровича сделали своё дело, и уже в 1971 году большое, на 48 свечей, паникадило Софийского собора засияло вновь. А затем он вернул к жизни еще пять меньших паникадил. Его же руками возвращена на Магдебургские ворота утраченная фигурка кентавра.
Похоронен художник-реставратор, археолог, знаток новгородской древности Н. А. Чернышев на Рождественском кладбище рядом с супругой. Его могила, так же, как ещё 13 захоронений, имеющих для Новгорода историческую ценность, была поставлена на учет решением городской Думы в июне 1997 года. Может быть, мы когда-то дождёмся, что и улицы Новгорода будут называть в честь таких людей, как Николай Александрович.

«И ДВОРЫ Б, И ХОРОМЫ БЫЛИ ЧИСТЫ»

1602 г. – «По государеву цареву и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии указу велено было про датцкого королевича изготовите Юрьев двор Иголкина, и подле того двора иных дворов до двадцати, и до тридцати и больши… И Третьяку и Василью по той росписи дворов досмотрети, и велети тех дворов дворником на тех дворах хоромы все очистити, и дворы б, и хоромы были чисты, и дворником в тех дворех велети б жити до тех мест доколе датцкой королевич в Новгород будет…»
(Черновик отписки приставов при датском королевиче Гансе Третьяка Савина да Василия Базина о дворах, отведенных в Новгороде под постой королевича и его свиты.)
«Этот город ничем особенно не укреплён, окружён болотистым рвом, старинным валом и раскатом, который почти упал и обвалился. Снаружи он имеет несколько миль в окружности, прекрасную и плодородную почву, ровные поля и много красивых монастырей и местечек…. Благодаря озеру и рекам, в городе превосходное рыболовство и птицеловство, прекрасные большие луга и поля, так что почти ни один русский город не имеет местоположения лучше и приятнее во всех отношениях».
(Известие о путешествии в Россию и Москву герцога Ганса младшего Датского.)

Годы 1605 – 1611. В осаде

Эпоха Смуты больно ударила по многим русским городам, включая Новгород. Появление царей-самозванцев (а за первым Лжедмитрием, убитым в 1606 году, последовал Лжедмитрий II, Лжепётр и даже Лжедмитрий III) разделило на части всю Русскую землю и поставило каждого жителя страны перед выбором: а с кем ты? Московское правительство лишилось единоначалия после смерти Бориса Годунова в апреле 1605 года. Попытки знатных боярских семей избрать нового царя оказались не слишком удачными: Василий Шуйский хоть и был Рюрикович, но не обладал широкой поддержкой. Страну начали терзать крестьянские бунты, мародёрство польско-немецких военных отрядов. Наконец, в сентябре 1609 года регулярная польская армия двинулась на Москву. Король Сигизмунд не скрывал, что перед ним «открывается путь к умножению славы рыцарства, к расширению границ республики и даже к совершенному владению целою Московскою монархией».

«ДИКИЕ ГУСИ» ПОД НОВГОРОДОМ

Чтобы избавиться от назойливых польских попыток захватить московский престол, царь Василий Шуйский решил просить помощи у шведов. В состав приглашённого из Швеции корпуса кроме шведов и финнов вошли различные иноземцы, до этого прошедшие воинскую школу в Нидерландах. Там как раз закончилась «буржуазная революция», и прагматичные «новые буржуа» стали сокращать армию. Покупателем опытной солдатни стал шведский король, вербовавший к себе на службу целыми полками голландцев, шотландцев, французов. Этих «диких гусей» он и согласился уступить московскому царю за приличное вознаграждение.
Соединение московского войска Скопина-Шуйского и наёмной армии под предводительством Якоба Делагарди произошло в середине апреля 1609 года под Новгородом. Затем союзное войско двинулось по Московской дороге на Тверь, приводя к присяге попутные города – Старую Руссу, Торопец, Торжок, Ржев.
Умелое командование Делагарди, маневренность и военное мастерство наёмников помогли войскам Василия Шуйского одержать несколько побед над поляками и снять блокаду Москвы. Но, потерпев в 1610 году крупное поражение под Клушиным, русско-шведские войска разделились. Василий Шуйский был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи. Ввиду резкого изменения обстановки Делагарди взялся за реализацию намерения своего короля пополнить владения шведской короны новгородскими землями. Правда, большая часть наёмников была откровенно напугана жестокостью битв с лихой и отчаянной восточноевропейской конницей, поэтому, ссылаясь на задержку выплаты жалования, наёмники стали покидать Россию.
Продвигаясь на север, Якоб Делагарди сумел сохранить в своём войске под Новгородом около 1750 человек конницы и 2400 пехотинцев. В начале июня 1611 года наёмная армия остановилась лагерем у Хутынского монастыря, явно угрожая беззащитному Новгороду, укрепления которого давно прохудились. В этой обстановке московский воевода Василий Бутурлин втайне от новгородцев сообщил Делагарди, что в Москве согласны посадить на русский престол шведского королевича, а в качестве платы за новую военную помощь готовы отдать те северо-западные крепости Руси, которые сам выберет шведский король.
Тем временем за оборону Новгорода энергично взялся новгородский воевода Иван Одоевский под лозунгом «о граде пекийся, вооружи люди». В составе новгородского гарнизона в это время было немало сил: 4 дворянские сотни (450 человек), московский стрелецкий приказ – 400 человек, половина казачьего приказа – 230 человек, 400 астраханских стрельцов и 9 казачьих станиц. Общая численность регулярных русских войск в городе достигала 2000 человек, к которым были готовы присоединиться горожане. В целом, таких сил было вполне достаточно, чтобы защитить город и диктовать свои условия.
В конце июня посланный Иваном Одоевским крестьянин обвинил наёмников Делагарди в мародёрстве и потребовал покинуть новгородскую землю. 8 июля небольшой конный русский отряд вступил в стычку с наёмниками, разорявшими деревни под Хутынью. Переговоры прекратились, и новгородцы стали решительно готовиться к обороне. Им пришлось вырубить все окрестные рощи и сады, сжечь пригородные монастыри и деревеньки. Жители пригородов и монахи со своим скарбом собрались в Новгороде и с горечью наблюдали за пожарищами на месте храмов и жилищ.
Окончательно убедившись в двурушничестве московского воеводы Бутурлина, Якоб Делагарди известил короля, что приступает к штурму Новгорода, и начал изучать подступы к городу, вырабатывая план штурма.

ПЕЧАТНОЕ ПОУЧЕНИЕ К ДНЮ ЗНАНИЙ

Нынешний День знаний не прошёл впустую для археологов, продолжающих масштабные раскопки на Десятинной улице. 1 сентября здесь была найдена великолепная свинцовая печать с поясным изображением св. Василия Кесарийского и греческой благопожелательной надписью на обороте.
Среди русских князей, носивших христианское имя Василий, историкам известны Владимир Креститель и его правнук Владимир Мономах. После некоторых колебаний выбор специалистов остановился на последнем, поскольку похожие по виду печати Мономаха уже находили прежде в Новгороде, в Старой Ладоге и в Украине.
Владимир Мономах (1053–1125 гг.) в Новгороде не княжил, предпочитая занимать княжеские столы в Чернигове, Переяславле Южном, а затем в Киеве. Зато его сын Мстислав Великий оставил заметный след в истории и архитектуре Новгорода, подарив городу, в частности, Никольский собор на Ярославовом Дворище.

Археологов поразило качество печати и её изумительная сохранность. Удивление вызвало и место находки, ведь район Десятинного монастыря прежде считался периферийным по отношению к древнейшим ядрам Новгорода, тяготеющим к Волхову. И вдруг такая серьёзная и представительная находка, говорящая о связях этой части города с одним из влиятельнейших русских князей. Это служит лишним подтверждением тому, что ещё многие сюрпризы и нюансы истории Новгорода скрыты в культурном слое.
Первосентябрьская находка примечательна ещё тем, что Владимир Мономах является автором первого на Руси «Поучения», наставляющего потомков князя на путь истины. Впрочем, многие из его советов актуальны и сейчас. Давайте вчитаемся в строки, которыми в начале XII века князь передаёт поучение юношам от своего небесного покровителя Василия Святого: «Еде и питью быть без шума великого, при старших молчать, премудрых слушать, старейшим повиноваться, с равными себе и младшими любовь иметь, беседуя без лукавства, а больше размышляя, не дерзить, не хулить в разговоре, не смеяться безудержно, стыдиться старших, не беседовать с непотребными женщинами, очи держать долу, а душу ввысь, избегать их, не раздражать поучениями, не воспринимать падких до власти, не ставить ни во что всеобщее почитание».

СОВРЕМЕННИК Д`АРТАНЬЯНА

Командовавший захватом Новгорода от имени шведского короля Якоб Делагарди был весьма примечательной и характерной для своего времени фигурой. Его отец, француз-наемник Понтус Делагарди (1520 — 1585 гг.), втянувшись в военные авантюры, сменил фамилию простолюдина Скоперье (Scoperier) на претенциозную дворянскую фамилию Делагарди (De la Gardie). Понтус Делагарди служил сначала датчанам, а затем шведам, отличившись в военных действиях против России в 1570-80-х гг. В 1585 году Понтус утонул в реке Нарве и похоронен в таллиннском соборе Святого Николая.
Якоб Делагарди также успешно служил шведской короне уже в юношеском возрасте. В начале 1600-х годов он понюхал пороху в Нидерландах, где и получил изрядное военное образование. В 1608 г. Делагарди отклонил личное предложение французского короля Генриха IV поступить к нему на службу и вернулся в Швецию в компании тысяч «сокращенных» голландцами наемников.
В 1608 г. 25-летний полководец Якоб Делагарди был назначен командующим шведским войском, приглашённым в Россию. В 1610 г. он командовал наёмниками в знаменитом Клушинском сражении под Москвой. Русские солдаты даже посвятили ему строчку своей песни: «свет Яков Люпопостович, воевода неизменная».
После оккупации Новгорода Делагарди-младший вёл дипломатические переговоры с Москвой и участвовал в подписании Столбовского мирного договора (1617 г.). Уже в 1615 году он стал главнокомандующим шведской армией и получил графский титул, а в 1622–28 гг. был назначен генерал-губернатором Лифляндии.
Спокойно закончив жизнь в 1652 году, Якоб Делагарди состоялся и как крупнейший землевладелец Швеции, и как заказчик одного из красивейших замков Стокгольма – Макалес. Спутницей его жизни была Эбба Брахе – юношеская любовь короля Густава II Адольфа, принадлежавшая к одному из самых знатных графских родов Швеции. Неправда ли, после знакомства с биографией Делагарди даже обидно, что Александр Дюма предпочёл ему какого-то гасконца?

«И МЫ ВСЕ ПОГИБНЕМ, А ЖИВОТЫ НАШИ ПРОПАДУТ»  

1603 г. – «Новгород весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать, или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружён каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дёшево… В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют».
Иоганн Брамбах (Германия). Отчёт о поездке ганзейского посольства из Любека в Москву и Новгород в 1603 г.
1611 г. – «По досмотру боярина и воеводы князя Ивана Никитича большого Одоевского да чашника и воеводы Василья Ивановича Бутурлина, да дьяков Семена Лутохина, да Андрея Лысцова на Софейской стороне во многех местех острог испортился и повалялся, а в ыных местех земля осыпалася и лестниц х острогу нет и в осадное время к острогу взойти не уметь… А одинолично Луке и Ивану о том радети и посацким людем говорити накрепко, а коли грехом что под Новымгородом учинитца, и мы все погибнем, а животы наши пропадут».
Память новгородского воеводы боярина князя Ивана Никитича Одоевского Луке Милославскому и Ивану Выповскому о починке силами посадских людей земляных и деревянных укреплений в Новгороде на Софийской стороне. Государственная публичная библиотека, отдел рукописей.

Годы 1612 – 1618. Под шведской короной

Очевидец штурма Новгорода Матвей Шаум, полевой священник в войске Якоба Делагарди, в 1614 году записал: «Всякому может показаться странным и невероятным, что Новгород так неожиданно и скоро взят шведами». Действительно, лёгкость, с которой наёмному отряду, состоящему из европейских контрактников, удалось захватить один из крупнейших и известнейших городов России, поражает. Впрочем, если глубже вникнуть в детали событий июля 1611 года, то многое становится понятным и объяснимым. И причины этого поражения, к сожалению, обретаются не в силе врагов, а в продажности и эгоизме наших соотечественников. Шведская оккупация Новгорода продолжалась более пяти с половиной лет. Это были горестные годы унижений и разорения и без того бедствовавшего города. Тем не менее, упорное нежелание наших земляков присягнуть шведскому королю Густаву II Адольфу заставило последнего отказаться от намерения удержать за собой обезлюдевшие новгородские земли. После неудачной попытки заключить мир в 1615 году новые переговоры в деревне Столбово под Тихвином завершились 27 февраля 1617 г. подписанием мирного трактата. По условиям Столбовского мира шведы вернули России Новгород и большую часть его земель, сохранив за собой Карельский перешеек и южное побережье Финского залива с крепостями Ям, Копорье, Орешек и Ивангород. Русское правительство обязалось выплатить контрибуцию в 20 тысяч рублей серебром, а шведским купцам были обещаны торговые привилегии в России.

ПЕРВЫЙ ПЛАН

События осады и штурма Новгорода подробно описаны в источниках и хорошо исследованы историками. Осознав неизбежность военных действий, командующий шведским корпусом Делагарди перевёл свои войска из Хутынского монастыря в Колмов. Не желавший замечать агрессивности шведов московский воевода Бутурлин продолжал умиротворять оккупантов «с ними съезды творяще и пияще с ними, а мысли их никто не ведаше».

Решившись на штурм, Делагарди позаботился об облегчении задачи проникновения в город. Захваченный в плен под городом холоп Иван Шваль согласился вернуться в город и открыть врагу городские врата в назначенное время. О дальнейшем ходе событий красочно повествует план шведского штурма, сохранившийся в архивах Швеции. Он изображает последовательные этапы боевых действий на подступах к городу и внутри него.
16 июля шведы с утра имитировали нападение на город с северного направления, от Колмова монастыря, но затем их главные силы подступили к городским валам с западного направления, у Чудинцевых ворот. Ворота внезапно открылись (Шваль выполнил своё обещание!), и наёмники ворвались в город. Попытки гарнизона организованно отступать к центру сорвались – слишком мала была дистанция и неравны силы сторон. «Немцы сбивали русских с валу и от одного зубца к другому, от одного места к другому». Отбиваясь и отстреливаясь, в пылу сражения погибли Тимофей Шаров с 40 казаками, В. Д. Гаютин, А. Ф. Голенищев, новгородские дворяне А. Батенев, Т. Бундов, С. Т. Кузминский, М. Нармацкий, Р. Д. Хомутов и многие другие. Были жертвы и среди мирного населения – 30 человек и две полные семьи Софийской стороны, 12 человек с Торговой стороны.
Героически погиб при защите Новгорода протопоп Софийского собора Амос. Он заперся «на своем дворе с своими советники и бьющеся с немцами многое время и много немец побил». Отказавшись сдаться на милость врагов, Амос погиб в страшных мучениях:  нападавшие подкатили к стенам его двора бочки с порохом и подожгли его самого и «детей его и людей». Это место воинской доблести новгородцев до сих пор никак не выделено в городской топографии, хотя находится в самом центре Новгорода, в северной части Кремлёвского парка.
Тем временем московский воевода Василий Бутурлин даже не пытался возглавить оборону. Увидев с кремлёвских стен, что шведы ворвались в город, он приказал своим войскам переправиться через Волхов и разграбить все купеческие лавки Торговой стороны под предлогом того, что всё равно всё достанется шведам. После этого московское войско «смело бросилось наутёк». Спустя ещё долгое время архимандрит Юрьева монастыря жаловался, что монастырские луга вдоль Волховца «как ехал из Новагорода Василей Бутурлин с казаки да стрельцы выкосили и вытравили».
Осознав, что силы неравны и сопротивление невозможно, воевода Иван Одоевский и митрополит Исидор приняли решение принять условия Делагарди, подписать мирный договор и признать хотя бы на время власть шведской короны над Новгородом и его землями.
Недавние исследования новгородских документов, вывезенных шведами после завершения оккупации, подтвердили общий ход событий в июле 1611 года и добавили к ним некоторые любопытные детали. Например, торговля в городе прервалась за три часа до штурма и немедленно возобновилась после завершения переговоров. Ивашка Шваль оказался реальным лицом – Иваном Прокофьевым, получившим от шведов щедрую мзду за предательство. Вот только его кличка «Шваль» с тех пор обогатила весь русский язык, став обидным прозвищем.
Но нет худа без добра, и нам приходится признать, что благодаря точности шведских военных картографов у нас есть первый в своём роде и довольно подробный план города, составленный ещё в начале XVII века. На нём хорошо видна сетка древних улиц, каменные церкви и монастыри, ведущие из города дороги, а также стоящие на Волхове мосты и водяные мельницы. Не правда ли, настоящий подарок историкам и археологам? Привёз его в Новгород в 1911 году, спустя ровно 300 лет после штурма, известный шведский археолог Туре Арне. Вот только доклад его назывался довольно обидно: «Новгород во время шведского владычества по Балтийскому Поморью». Впрочем, не менее обидным выглядит новый общероссийский праздник 4 ноября. Ведь в этот день в 1612 году из Москвы были изгнаны поляки, а Новгород ещё почти пять лет оставался под шведской пятой.

ЧУДИНЦЕВА БАШНЯ

  Ожидающие поутру автобус на остановке у городского Дворца культуры новгородцы даже не подозревают, что топчутся на месте исторического рубежа, где шведские войска сумели обманом ворваться в город. Увы, от Чудинцевой башни, защищавшей подступы к городу, ничего не осталось ни в земле, ни в памяти большинства нынешних жителей города.
Как показывает план шведского штурма, башня представляла собой довольно серьёзное препятствие: поверх полуразобранного каменного основания XIV века была возведена деревянная четырёхугольная конструкция с несколькими ярусами окон-бойниц. К башне подходил небольшой мост через ров Окольного города, входивший в ворота не прямо, а зигзагом. Со стороны рва башня была дополнительно укреплена прирубленными деревянными стенами-тарасами, а по верху вала стоял мощный палисад с прорезями для стрельбы. Эх, если бы не шваль-Ивашка, можно было бы отбиться!
Кстати, готовясь принять титул «города воинской славы», новгородцам следует вспомнить не только героев последней войны, но и подумать о мемориалах тем, кто пал или был сожжён заживо в боях на улицах Новгорода в 1611 году.

ОККУПАЦИОННЫЙ АРХИВ

Уезжая из Новгорода, Якоб Делагарди проявил себя завидным хозяином. Помимо военных трофеев и ценностей, он прихватил с собой несколько сундуков с архивом Приказной избы, всего около 38 тысяч листов различных документов. Среди материалов «оккупационного архива» известны два типа документов: бумажные свитки длиною до нескольких метров и обычные книжные тома в кожаных переплётах. Теперь эти документы изучаются шведскими и российскими учёными, постоянно пополняющими наши знания о Новгороде в эпоху Смутного времени.
В архиве содержатся самые разнообразные сведения о жизни города накануне и во время шведской оккупации. Торговые дела, конфискация земель дворян, бежавших в Москву, работа общественных бань, деятельность кабаков. Есть там и страшная статистика оккупационного периода: в первой половине 1615 года от голода и болезней в городе умерли 7652 человека…
В общем, это огромный и ценнейший массив информации, который шведские историки постепенно готовят к печати и уже презентовали первый том в Великом Новгороде в июне 2005 года. Незадача только в том, что языки книги – английский и шведский, с небольшими выдержками из документов на русском. Получается, что собственной историей занимаемся не мы, а потомки тех, кто смог вывезти новгородские документы в XVII веке, образцово их сохранить, разобрать и подготовить к публикации. В то же время, как отметил однажды академик Валентин Янин, интереснейшая опись Новгорода, составленная в 1617 году, хранится в Российском государственном архиве древних актов в виде груды перепутанных листов, да ещё и труднодоступных из-за бюрократических процедур.

«СОФИЙСКАЯ СТОРОНА СТОИТ ПУСТА»

 1614 г. – «После того, как Новгород сдался, новгородцы предложили подчинённым своим крепостям поддаться шведам. Но они воспротивились, и каждая сама по себе, без помощи, согласия и совета других (так как русские по природе столь горды, несогласны, самовольны и глупы, что не могут понять или предупредить своей погибели), думала держаться и защищаться. Тогда главнокомандующий (Делагарди – С.А.) силою одолел все, одну за другою, и в короткое время достались шведам наипрекраснейшие крепости: Нотебург, Ивангород, Ям, Копорье, Гдов и проч., будучи к тому принуждены осадою, голодом и артиллерией.
Матвей Шаум (Германия). «История достопримечательных происшествий, случившихся со Лже-Дмитрием, и о взятии Великого Новгорода».
1615 г. – «Город Новгород почти с малую милю в окружности: в старину, когда у него были собственные князья и правители, пока лукавство и козни не привели его под московское иго и власть, он был так силён и многолюден, что князья его воевали со шведами, поляками, литовцами и ливонцами… В то время Новгород был один из четырёх главнейших промышленных городов в Европе, каковы: Берген в Норвегии, Висби на Готланде и Антверпен в Брабанте; в этих городах имели свои складочные места и фактории самые богатейшие купцы из многих королевств, стран и городов Европы и вели там большую торговлю.
Пётр Петрей (Швеция). Реляция о России начала XVII в.
1617 г. – «На Софийской стороне белых 24 двора, а жильцов в них 25 человек, тяглых 40 двор, а жильцов в них 49 человек … А опричь того на Софийской стороне нет, вся Софийская сторона стоит пуста».
Опись Новгорода 1617 г.

Годы 1619 – 1625. Время расставлять камни

Последняя попытка польского королевича Владислава захватить Москву в сентябре 1618 года закончилась победой русских войск под командованием Дмитрия Пожарского. Заключенный после этого Деулинский мир на 14 лет остановил военные действия между Россией и Речью Посполитой. Избранный в 1613 году русский царь Михаил Романов при помощи Ближней боярской думы и собственного отца патриарха Филарета занялся возрождением хозяйства страны, подорванного Смутным временем. Для северо-западных областей России, оказавшихся отрезанными от Балтийского моря, наступили долгие 85 лет жизни в условиях изоляции от привычных торговых связей. С 1618 года началась демаркация границы между Россией и Швецией, прошедшая приблизительно по линии современной административной границы между Новгородской и Ленинградской областями.

МАМА-КАМЕНЬ И ШВЕДСКИЙ «ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС»

Наряду с обустройством жизни в разорённом городе новгородские воеводы были вынуждены активно заниматься сооружением пограничной линии и восстановлением разрушенных оборонительных сооружений города. Впервые за почти восемьсот лет истории у Новгорода началась жизнь в приграничной полосе: город наводнили стрельцы и казаки, развилась шпиономания.
За всем этим с безнадёгой наблюдали городские купцы, привыкшие беспрепятственно ездить по своим торговым делам в Европу. Им теперь было разрешено ехать только в «город Стекольный» – шведскую столицу Стокгольм. Проезд через привычные города Прибалтики – Ревель (Таллинн) и Ивангород для русских был закрыт. Оставался лишь путь через Выборг.
Шведская монополия на торговлю с Новгородом была явно на пользу недавним оккупантам. В частности, одним из первых торговых караванов стала экспедиция купцов Богдана Шорина и Андрея Харламова по перевозке из Москвы в Стокгольм 16 пудов (256 кг!) шёлка, который везли до Выборга 8 казённых подвод.
Русские купцы покупали шёлк по 3 рубля за пуд в Персии, а шведам продавали по 35–45 рублей. Ну, а уж по какой цене он расходился в Европе, даже страшно представить! Так благодаря новгородским купцам шведы разрушили монопольную торговлю шёлком в Европе, которой прежде обладала Голландия.

Преодолевая различные трудности, новгородцы всё же вновь превращают город в крупнейший центр торговли со Швецией, постепенно добиваясь сооружения там своего Гостиного двора. В свою очередь, шведы добились появления в Новгороде своей торговой фактории, место для которой было определено сначала на Софийской стороне, но затем, по просьбе шведов, перенесено на Торг. Сам двор был построен на русские деньги и открылся уже в начале 1627 года.
Особо трудно приходилось русскому и карельскому населению новгородских земель, отошедших к шведской короне. Причём если дворянам и горожанам позволялось в течение двух недель после подписания Столбовского мира покинуть уступленные Швеции земли, то крестьяне и белое духовенство были вынуждены остаться.
Осмотр следов границы XVII века между Россией и Швецией недавно предприняла группа петербургских и гатчинских исследователей. Его результаты опубликовал в журнале «Гатчина сквозь столетия» Дмитрий Рябов, сотрудник музея «Рождествено».
Детальное рассмотрение карт и изучение текстов русско-шведского межевания позволили установить, что граница представляла собой 4-метровую просеку. В местах поворотов на ближайших деревьях стёсывались две грани: на одной изображались одна или три шведских короны, а на другой православный крест.
В качестве ещё более убедительных маркеров границы использовались камни, украшенные различными знаками. Один из таких валунов, отмечающий южную линию границы по древнему рубежу между Суйдинским и Орлинским погостами, получил название Мама-камень. На нем выбита линия зубчиков, напоминающая надпись «мама». Камень этот известен ещё и тем, что рядом с ним уже во времена Петра I происходила битва русских со шведами. Как считают местные краеведы и фольклористы, именно здесь, на берегах лесной речки Ракитинки, родилась русская народная песня «Под ракитою зелёной русский раненый лежал».
Конечно, живя в глухих лесных урочищах, крестьяне с обеих сторон сплошь и рядом нарушали «заповедную межу». То траву обкосят на чужой стороне, то лес повалят. Даже на помеченные деревья время от времени покушались, убирая символы ненавистной границы.
В 1649 г. в Стокгольм был направлен окольничий Б. И. Пушкин с наказом к шведской королеве, чтобы она: «в царского величества землю никому вступатца и владеть не велела, чтоб в том на обе стороны ссоры не было; а тем людем, которые так учинили… велела б её королевское величество учинить жестокое наказанье, чтоб иным так неповадно было вперёд делать”.
Но охотников пересечь невидимый «железный занавес» хватало и с русской стороны. В 1659 г. заставной голова Осип Носакин получил приказ бить батогами крестьян, косивших за рубежом сено и “учинить заказ крепкой… чтоб за рубежом нихто, никакой человек хлеба не сеяли и сена не косили”.
Уже к 1649 г. к тексту Стокгольмского соглашения о перебежчиках потребовалось приложить полные тексты Столбовского договора с дополнением к нему межевых записей, но контроль за границей так и не наладился. Окончательно переругавшись, в конце 1663 г. межевые комиссии вернулись в столицы, так и не закончив дискуссию по демаркации новой границы.

ЮРЬЕВСКИЙ МЕЖНИК

Очередной удачей завершились подводные поисковые работы на Волхове. Благодаря подсказкам историков и обследованию дна гидролокатором бокового обзора, руководителю подводно-археологической экспедиции Айвару Степанову удалось локализовать исчезнувший в 1960-х годах огромный камень с крестом.

Прошлое этого камня уходит к самым истокам новгородской истории. Есть предположения, что именно он упоминается в качестве указателя межи, то есть границы Юрьева монастыря, уже в 1130-х годах. «От Добрыне улицы Мячином вверх подли рель да налево в Великий ручей, ручьем вверх подли княжую рель до Юрьевского межника, что крест стоит под межником», – описывает местоположение Юрьевского межника Грамота князя Изяслава Мстиславича, выданная в связи с основанием Пантелеймонова монастыря, находившегося на месте нынешнего Музея деревянного зодчества «Витославлицы».
Упоминается камень и в документах 1620-х годов как указатель рыбных ловищ Юрьева монастыря. Да и многие новгородские старожилы хорошо помнят этот приметный валун на берегу Волхова, напротив Городища.
Почему камень ушёл под воду – сказать трудно. По предположению Айвара Степанова, причиной стало сильнейшее наводнение 1966 года, когда образовавшиеся ледяные заторы и разлившиеся вешние воды подмыли волховский берег и стащили камень в русло реки. Там он и находится, примерно в 35 метрах от берега, на глубине около 2 метров. Из первых результатов осмотра водолазы сделали вывод, что камень не пострадал, лежит лицевой стороной вверх. Вот только выбитый на его округлой поверхности восьмиконечный крест «подзарос» грязью и ракушками. Размеры у валуна внушительные: около 1,5 метров в диаметре, а вес потянет на 3 – 3,5 тонны.
В ближайшее время камень будет поднят на поверхность и установлен на месте древнего собора Святого Пантелеймона, в связи с которым он и упоминается. Так Новгород вернёт себе ещё одну древнюю святыню, тем более что Юрьевский камень вполне может оказаться древнейшим русским памятником межевания границ с использованием христианской символики!

«ТОНЯ ВОРОТНАЯ»

1618  г. – «А межа пошла меж тех погостов к реке к Оредеже, к пустоши к великим пожням, восемь верст, и тут у реки у Оредежи на берегу сосна огранена, а на сосне грань, крест да корона, да тутож от тое сосны близко на поле камень, и на том камени грань, крест да корона, да чрез камень пояс, а Оредеж река на низ вся пошла в Новгородскую сторону».
Межевая запись границы России и Швеции по Столбовскому миру.
1624 г. – «В Великом Новегороде за Юрьевым монастырем вотчина. Посторонь святых ворот сад, а в нем шестьдесят дерев яблоновых розни; позади архимаричи кельи сад вишневой, в длину двадцать пять сажен, а поперег двадцати сажен, пашни паханые монастырьские середние земли тридцать шесть четвертей в поле… Дано Юрьева же монастыря архимариту з братиею рыбная ловля под Городищем от Малово Волховца по Болшому Волхову да Коломцы… Тоня (место для спуска невода – С.А.) Воротная вниз по Волхову реке до креста и до Мячинского ручья, ловят рыбу на монастырь безоброчно по старине».
Писцовая книга Новгорода Великого и меры Александра Игнатьевича Чоглокова и дьяка Добрыни Семенова.

Годы 1626 – 1632. Всё для обороны

Став после Смутного времени форпостом на русских границах с воинственной Швецией, Новгород быстро превращался в город-казарму, где всё было подчинено нуждам обороны. Бесконечные указы новгородским воеводам из Москвы о починке городских укреплений рисуют довольно мрачную картину тяжёлого положения городского населения, вынужденного постоянно отвлекаться от своих насущных дел на участие в «городовом деле», то есть в ремонте валов и стен.

Поскольку оборонительные заботы были делом «государевой» важности, то о них сохранилась детальная и очень объёмная переписка, с многократным перечислением всех объектов ремонтно-строительных работ и расходовании на эти цели средств и материалов. Среди этих документов есть любопытные исторические персонажи и события, раскрывающие некоторые обстоятельства и интриги жизни Новгорода на рубеже 1620–1630 годов.

СМЫШЛЁНЫЙ ЮСТ

Закончив инвентаризацию городского хозяйства и наспех обустроив жизнь горожан, воеводы Ю. Сулешов и С. Гагарин 7 июня 1631 года направили царю Михаилу Фёдоровичу свои соображения по приведению в порядок трёх линий фортификаций Новгорода: Кремля, Малого Земляного города и Окольного города.
Состояние Кремля у них не вызывало особых опасений, поскольку каменно-кирпичные стены пережили шведскую оккупацию относительно хорошо. Переделки должны были коснуться лишь верхнего края стен – вместо древних итальянских двурогих «гиббелинов» стали появляться упрощённые прямоугольные зубцы. В то время Кремль был плотно застроен. По описи 1623 года в нём находились 26 церквей, 36 лавок и 152 двора. Что называется, яблоку некуда упасть. Чтобы обеспечить гарнизон и население Кремля запасом воды на случай возможной осады, с наружной стороны стен у Водяных ворот (напротив современной пристани) в 1630-х годах был «прирублен» деревянный Тайничный  городок. Эта маленькая крепостица, состоявшая из трёх стен и двух башен, защищала подступы к колодцу, находившемуся внутри.
Гораздо хуже обстояли дела со второй линией укреплений – Земляным городом, возведённым вокруг Кремля при Иване Грозном в 1580-х годах. По мнению воевод, эта фортификация вообще была непригодна к осаде: «Ров около вала заплыл и засорился, а острог весь подгнил и во многих местах развалился». Причинами такого положения дел были не только шведы или ветхость укреплений. Рядом с линией вала и рва (современный периметр улиц Мерецкова–Газон–Розважа) «стрельцы и всякие люди пахали огороды и навозы возили», а в высохшем рве «животина ходила беспрестанно».
Ещё большие проблемы были с наружными укреплениями города. Линия валов и деревянных стен с башнями, насчитывавшая в длину около 11 км (включая береговые стены), тоже находилась в негодном состоянии. Починить, содержать и защищать такую громаду при небольшом населении города (а «осадных», то есть военнообязанных жителей, в это время насчитывалось всего 2514 человек) было немыслимо. Поэтому воеводы выдвинули предложение сократить размеры «острога» как на Торговой, так и на Софийской стороне.
Однако в Москве не обращали внимания на жалобные письма воевод, ссылавшихся на нехватку человеческих и материальных ресурсов для «городового дела». В конце июня 1631 года от царя поступило жёсткое требование восстановить городские стены в прежнем объёме, да ещё и на свои деньги! А для технической помощи в реконструкции укреплений в Новгород были присланы иноземные мастера, во главе которых стоял некий Юст Матсон – «городовой смышленник». Причём о содержании этих людей государь позаботился особо. В частности, для питья Юсту полагалось «четыре чарки вина, по четыре крушки меду, по четыре крушки пива на день, людем ево трем же человекам по две чарки вина, по крушке пива человеку на день».
Дальше начались забавные вещи. Проведя собственные измерения «смышленник» Юст приказал расширить ров Малого Земляного города, а землю носить на соседние участки и насыпать там земляные холмы. Понаблюдав за такой работой, новгородские воеводы стали сигнализировать в Москву, что за насыпными курганами «укрытца будет многим людям мочно, хотя не одной тысяче, и городу от того кургана теснота будет великая».
По мнению историков, деятельность Юста Матсона явно носила вредительский характер. Уже в апреле 1632 года из Москвы пришёл указ курганы срыть, а смышленого Юста отправить в столицу для дальнейших разбирательств. В результате шпионской деятельности шведского мастера появился превосходный план Новгорода, видимо, переправленный им своему королю. Этот план стал основой для чертежа, сохранившегося в отчёте за 1673–74 годы военного агента Швеции Эрика Пальмквиста и опубликованного в 1898 году в Стокгольме. На плане Пальмквиста хорошо видны предлагавшиеся новгородскими воеводами варианты сокращения размеров городских укреплений на Софийской стороне.

ИЗ СОБСТВЕННЫХ ДОХОДОВ

1628 г. – «В Великом Новеграде на Торговой стороне в Славенском концы на Павлове улице на градской башни каменные словет, ныне Воскресенская, со внутренные страны градцкие над враты написан на стене образ всемилостивого Спаса издавна…»
Новгородский Хронограф XVII в.
1631 г. – «… велено софейский ров около Каменово города по меншой осыпи делать, как начал так и совершати… И начертить, и написать им ясно… А на Торговой стороне по старой осыпи делати … острог и башни ставить по прежнему месту. А лес покупати и плотников наимевать, что от дела дать и своей государевы казны из новгородских доходов».
Указ царя Михаила Фёдоровича от 19 июня строительстве в Новгороде.

Годы 1633 – 1639. Жизнь гарнизонная

По сведениям 1632 года основу новгородского гарнизона составляли 864 стрелка, к которым ещё нужно прибавить 30 пушкарей, 6 воротников, 12 кузнецов и 6 казённых плотников. Силами этих людей, под тщательным присмотром воевод, приводились в порядок городские укрепления и обеспечивалась их охрана.

Для крупных ремонтных работ новгородские воеводы имели право мобилизовать практически всё остальное городское население. Так и случилось весной 1633 года, когда по царскому указу началась перестройка Малого земляного города, на месте которого сейчас находятся Кремлёвский парк и Софийская площадь. Глядя на нынешнюю реконструкцию этих сооружений к будущему юбилею, будет не лишним вспомнить, что происходило здесь более 350 лет назад…

МИТРОПОЛИЧИЙ САБОТАЖ

О конфликте, разгоревшемся в 1633 году между городским населением и митрополитом Киприяном, сообщает замечательный документ с названием «Дело о неправдах и непригожих речах новгородского митрополита Киприяна». Когда начались работы по расширению и углублению рва Малого земляного города, все категории городского населения города получили свой «урок» – норму выработки. Жителям посада предстояло выкопать участок рва в 135 сажен, крестьянам из дворянских и монастырских вотчин – 615,5, стрельцам и казакам – 33,5 сажени. Достался «урок» и людям новгородского митрополита – целых 56 саженей. Общая длина рва составляла 840 саженей, или 1714 м.
Стрельцы с казаками ещё по весне выкопали свою часть и стали терпеливо дожидаться, когда выполнят работы люди митрополита. Тут-то и начался форменный саботаж. Как сообщают документы той поры, от митрополита на работу выходили всего 15–20 человек и неспешно трудились «не радеючи, не ведомо по какому мышлению». В результате во рву образовался затор воды, которую некуда было спускать из-за разгильдяйства митрополичьих слуг. К осени в работу включилось посадское население и оказалось в ужасном положении. Вчитаемся в текст: «И как учала осен быть, и ноугородцы посацкие серединие и молотчие люди тот ров копали в самую дозжевую пору и в морозы, с великою нужею бродили в воде и в грязи по пояс и оттого промыслов своих отбыли и оскудели, и многие молотчие люди и вдовы обнищали, и плач и докука от них была великая».
Попытки урезонить митрополита и его окружение натолкнулись на высокомерные и бранные ответы. Когда стрелецкие сотники стали добиваться от «митрополичьих детей» прекращения саботажа, то услышали в ответ: «Нам не указывай, государь де митрополит велем вам кости выломать, будете де станете митрополичими людьми нарежать и нам указывать»
Зашедшую в тупик ситуацию и невыполнение плана работ пришлось «разруливать» из Москвы. Постов лишились новгородские воеводы Юрий Сулешов и Семен Гагарин. Они так спешно убыли из города, что даже не успели передать дела новому назначенцу, воеводе Ивану Катыреву.
Обстановку в Новгороде в 1630-х годах описал в своих записках Адам Олеарий, служивший советником и антикварием при Шлезвиг-Голштинском герцоге Фридрихе. В Новгороде он бывал несколько раз с 1634 по 1643 годы, останавливаясь на Немецком дворе. Городские нравы в его описании выглядят ужасно. В частности, он пишет, что «порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что, если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания; до того всё это обыденно». Видимо, неразбериха в городском управлении и обременительные «уроки» по бесконечным ремонтам городских укреплений делали своё дело: новгородцы начали терять интерес к ремеслу и торговле, всё чаще заливая вином обиды на разладившуюся жизнь.
Олеарий оставил нам одно из первых живописных изображений Новгорода. Его гравюра изображает северную часть Кремля с Софией внутри и Торговую сторону за Волховом. Рисунок сделан, скорее всего, с самого северного бастиона Малого земляного города, где ещё недавно находилась городская танцплощадка.

ГНЕВОМ БОЖЬИМ

1633 г. – «…апреля в 23 день на святой неделе во фторник гневом божим в Новегороде учинился пожар. На Торговой стороне на Михайлове улице загорелся двор предотеченсково попа Михаила, и в то же время учинился пожар. И с того попова двора на каменной церкви святые мученицы Порасковеи загорелася кровля. И от тои церкви ряды все погорели со всякими товары, и Житной с хлебом згорел же без остатку. А Гостина двора згорела половина, и дворы всяких чинов людей многие погорели, и городовые стены… А згорело 8 улиц: две улицы Ивановские, улица Лубяница, улица Буяня, улица Рогатица, улица Иворова, улица Славкова, улица Коржова. А после те згорело дворов дворянских и монастырских и посадцких и всяких чинов людей згорело 246 дворов да 2 избы земских да площатная изба; да выгорело 9 церквей каменых».
Доклад по отписке из Новгорода о пожаре на Торговой стороне.
1634 г. – «Пусть невелик ты, но для меня ты – пристанище для великих деяний. Ты деревянный, но от этого не менее угоден своему Господину. Ты приносишь мне счастье и отраду, пока я жив… Варварский Волхов пересекает тебя изогнутым руслом. Весной золотое сияние колышется над тобой. Пусть всегда будет мне здесь весело. И пусть всегда будет здесь для меня покой и отдохновение…»
Пауль Флеминг (Германия). К гостеприимному Новгороду.

Годы 1640 – 1646. Город-призрак в «заболоченной» стране

При отсутствии заметных событий в жизни Новгорода в 1640-е годы, вспомним о важнейших явлениях этого времени в Европе. Ведь именно они определили дальнейший ход развития человечества и роль Новгорода в новой и новейшей истории России.

В 1648 году закончилась затяжная Тридцатилетняя война, в которую были втянуты практически все страны европейского континента, включая и Россию. Эту войну называют прообразом будущих мировых войн XX столетия, поскольку в одной только Германии она унесла жизни 5 миллионов человек. После Тридцатилетней войны гегемония перешла к Франции. Испания вошла в полосу упадка, а Швеция стала великой державой, прибрав к рукам земли Великого Новгорода. Именно с Вестфальского мира 1648 года принято вести отсчёт современной эпохи в международных отношениях.

В это же время за проливом Ла-Манш громыхала Английская революция, которая пробудила к жизни активную дискуссию между сторонниками неоримской теории республики и либеральной идеи. Предметом их спора было понятие «свободы» как неотъемлемой основы перехода от монархической формы правления к парламентаризму. В результате яростных споров победили принципы буржуазного либерализма, на которых до сих пор зиждется не только идеология англо-саксонского мира, но и политическая жизнь большинства развитых стран.

Как ни странно, но отголоски этой дискуссии очень наглядно проступают в описании истории Новгорода иностранными путешественниками в XVII–XVIII вв. А уже в XIX веке рассуждения на тему Новгородской республики и вольности её граждан заполнят страницы исторических книг и публицистики в России.

ПИРОГ СВОБОДЫ

Рассуждавшие о принципах устройства «свободного государства» английские мыслители середины XVII века время от времени прибегали к максимально наглядным аргументам. Апеллируя к древним сообществам римлян и греков, которые, по их мнению, были «действительно свободны», Маркамонт Нидэм и Джеймс Харрингтон утверждали, что «единственный способ предотвратить произвол –принимать все законы и указы только с согласия народа». Пытаясь доказать, что секрет свободного правительства известен даже ребёнку, Харрингтон приводит убедительный пример с двумя девочками, делящими пирог. Чтобы каждой из них досталась справедливая доля, одна говорит другой: «Режь, а я буду выбирать, или позволь разрезать мне, а ты выберешь».
Какое отношение всё это имеет к Новгороду? – спросите вы. Самое прямое. Пытаясь выработать на переломе эпохи справедливые и жизнеспособные формы управления народом, английские философы рассматривали лишь две известных к тому времени формы правления: республику и монархию. Среди известных им республик был и Новгород, о котором ещё в первой половине XVI века посланник императора Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн написал: «Князей, которые должны были управлять их республикой (Res publica), они поставляли по своему усмотрению и желанию и умножали свою державу». Один из участников британской дискуссии Джон Мильтон даже написал небольшое сочинение «Краткая история Московии» (1682 г.), в котором говорит: «Новгород – самый значительный по торговле город во всём государстве и по обширности не менее Москвы».
В чём же виделось англичанам, отрубившим в 1649 году своему королю голову, преимущество республиканской, или, говоря по-новгородски, вечевой, формы правления? Джон Мильтон писал: «Республика определяется в целом как общество, которое самодостаточно и которое во всём располагает к благоденствию и удобству. Но если оно получает всё необходимое только как дар и милость одного-единственного лица, на основе его личного расчёта или совести, оно не может считаться самодостаточным, а значит, не является свободным и не является республикой».
Новгород, утративший благодаря московским царям все признаки 300-летней республиканской истории, продолжал оставаться в сознании европейцев русским городом-призраком, в котором когда-то было на деле реализовано свободное участие граждан в самоуправлении. Знаменитый принцип выбора князей «на всей воле новгородской» был очень близок к формам конституционной монархии, которая стала идеалом Европы уже в XVII веке.
Один из первых российских вольнодумцев А. Н. Радищев, проезжая через Новгород в 1760-х годах и рассуждая о падении вечевого строя, записал в своём «Путешествии»: «Если, например, двое, чувствуя голод, восхотят насытиться одним куском, – кто из двух большее к приобретению имеет право? Ответ: тот, кто кусок возьмёт. Вопрос: кто же возьмёт кусок? Ответ: кто сильнее. – Неужели сие есть право естественное, неужели се основание права народного!»
Как далеко это рассуждение о праве сильного на кусок хлеба от истории с девочками, делящими по справедливости английский пирог! Остаётся добавить, что со времён Радищева «призрак новгородской свободы», маячащий на фоне западных идей либерализма, стал путеводной звездой демократической мысли в России.

ТИШАЙШИЙ АЛЕКСЕЙ

В 1645 году скончался царь Михаил Фёдорович, первый правитель России из династии Романовых. Его наследником стал 16-летний Алексей Михайлович, вступивший на престол 14 июля того же года. Впервые за прошедшее столетие власти не стали собирать для утверждения нового царя Земский Собор, что сигнализировало об утверждении в стране абсолютной монархии и полном пренебрежении мнением народа. Поэтому по городам и сёлам России толковали, что царь «подменный», а настоящие наследники скрываются за рубежом.
До пяти лет царевича воспитывали царские «мамы», а дальше им занялся боярин Б. И. Морозов. Именно он обучил будущего царя грамоте: сначала по букварю, а затем по Часовнику и Псалтыри. К 12-ти годам у Алексея уже была своя маленькая библиотека, причём часть книг имела заграничное происхождение. Среди «детской потехи» будущего царя упоминаются и конь, и детские латы «немецкого дела», а также музыкальные инструменты и даже игральные карты.

Вступая на престол, Алексей Михайлович был круглым сиротой, но зато под надёжной опекой «дядьки» Б. И. Морозова. Достигнув совершеннолетия, царь получил возможность выбрать себе жену из 200 невест, привезённых на смотрины. Но первый выбор оказался неудачным: девица Всеволожская оказалась больна «падучей» болезнью, и её выслали «на лечение» в Сибирь. Более удачным оказался брак Алексея Михайловича с дочерью боярина Ильи Милославского. Причём Б. И. Морозов тут же женился на её родной сестре, ещё больше приблизившись к царю.
Из заметок иностранцев Мейерберга, Коллинза и Рейтенфельса, наблюдавших жизнь царского двора в XVII веке, мы узнаём, что новый царь обладал мягким и добродушным характером. Воспитание в духовной атмосфере, среди религиозных книг, развило в Алексее Михайловиче религиозность. По наблюдениям историков, «царь стоял на перекрестке между двумя направлениями, старорусским и западническим, примирял их в своем мировоззрении, но не предавался ни тому, ни другому». Сбежавший в Швецию дьяк Посольского приказа Григорий Котошихин написал о царе Алексее, что он был «гораздо тихим». В России наступало «болотное» затишье, в котором даже Новгород уже не «пузырился».
Новгородскими делами при Алексее Тишайшем ведал Приказ, называвшийся «Новгородцкая Четверть». В его ведении находились «Великий Новгород (так! – С.А.), Псков, Нижней Новгород, Архангелской город, Вологда, и иные Поморские и пограничные городы с Свейскою границею». Со всех перечисленных городов собирались доходы казны в приличном размере 100 тысяч рублей. Зато расходы описаны весьма вольготно «на жалованье бояром, и ближним людем, и иным чином по их окладом, также и в иные роздачи куды прилучится».

«РОЗБИЛО ГЛАВУ И ШЕЮ ПРОБИЛО»

1641 г. – «Июня в 30 день во 12 час дни в Великом Новеграде у Вуспения Богородицы на Козьи Бородки от грому и молнии стрелкою громовою розбило главу и шею церковную пробило, и в церкве святей святых икон много опалило, и оклады иконные посодрало и перепортило, и иде за правым крылосом и столпом в помост церковный, и четверть столпа церковнаго разбило». (Новгородский хронограф XVII в.)
1645 г. – «Того же лета приходиша послы Свейские земли (Швеции – С.А.) к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии самодержцу и с великими своими дары. И бысть тем послом в Великом Новеграде и на Москве стреча велия … и честь ему бысть дорогою и на Москве велия, свыше прежнего, и кормы всячески». (Там же)

Годы 1647 – 1653. Последний бунт

Рубеж 1640-1650-х годов «отметился» в истории страны мощными мятежами и народными протестами. Накопившееся за период после Смуты недовольство политикой московского правительства выплеснулось в массовые бунты, поводом к которым в основном становились экономические причины. Начало было положено в Москве в июне 1648 года. Увеличение правительством налогов и сокращение жалованья «служилым людям» (стрельцам и подьячим) вызвало яростное негодование масс. Подогрел страсти и новый налог на соль, введённый в 1646 году. Попытка обратиться с челобитной к царю на выезде из Троице-Сергиевой лавры была безуспешной. Стрельцы растолкали народ, а тот ответил камнями. Поле некоторых уступок, в виде высылки из Москвы инициатора реформ Бориса Морозова, народ замирился. И тут-то начались аресты и казни зачинщиков. В 1650 году «очередь» бунтовать докатилась до Новгорода и Пскова.

«ПРЕЖДЕ МНОГИЕ ВЛАСТИ БЫЛИ, А СТАРИНЫ НЕ ПОРТИЛИ!»

Осознавая, что баланс интересов власти и народа в стране серьёзно нарушен, царь Алексей Михайлович решился на созыв в 1648 году специального собора, подготовившего к январю следующего года «Соборное уложение». В целом его правовые нормы были направлены на укрепление царской власти, защиту высших слоёв русского общества. А вот беглым крестьянам отменили срок давности сыска, что вновь вызвало возмущение народа.

Растущее недовольство в Новгороде было подогрето присылкой нового митрополита Никона, любимца царя. Будущий седьмой патриарх Московский и Всея Руси Никон родился в мае 1605 года под Нижним Новгородом в семье мордовских крестьян. В миру его звали Никита Минов (Минич, Минин). После смерти матери Никита сбежал из дому от злобной мачехи в Макариев Желтоводский монастырь.
Спустя восемь лет Никита вынужден был вернуться из монастыря к больному отцу, а в 20 лет стал священником и женился. Перебравшись в столицу, через 10 лет отец Никита пережил страшную семейную драму: в течение одного года у него умерли все трое детей.
Уговорив жену уйти в монастырь, он и сам принял постриг в Соловецком монастыре под именем Никон. Затем Никон «кочевал» по монастырям Русского Севера, а также бывал в столице, где в 1646 году сошелся с борцами за «истинное благочестие» – протопопами Иваном Нероновым и Аввакумом, а также Стефаном Вонифатьевым, духовником царя Алексея Михайловича. Вскоре Никона назначили архимандритом московского Новоспасского монастыря, где было родовое кладбище Романовых. Общение с царём стало частым, и карьера Никона пошла в гору. В 1648 году он стал митрополитом Новгородским, а это была первая по значению кафедра на Руси.
Прибыв в Новгород, уже в 1649 году новый митрополит задумал неслыханное – переделку храма Святой Софии. И здесь новгородцы впервые поднялись на защиту памятника старины. Об этом рассказывает известный русский историк XIX в. Сергей Соловьёв. «В Петров пост 1649 года мирские люди многие приходили к нему (Никону – С.А.) с шумом и говорили: «Прежде многие власти были, а старины не портили; мы тебе старого ничего в соборной церкви переделывать не дадим!» От митрополита пошла толпа к Св. Софии, подвези из церкви выбросили, мастеров, которые подвязывали подвези и сбирались столпы ломать, хотели бить, но те спрятались».
Уже на следующий год в Новгороде вспыхнул настоящий бунт. Поводом послужила продовольственная акция Москвы по закупке хлеба в новгородских и псковских землях для последующей продажи в Швецию. Этот хлеб, в объёме 30 тысяч четвертей ржи, должен был стать компенсацией за уход русского населения с оккупированных Швецией новгородских земель. Но неурожайный год и продажная политика столичных чиновников вызвали гневную реакцию новгородцев. При отсутствии хлеба для внутреннего потребления его стали обозами вывозить шведам! Причём, даже после введения запрета в начале 1650 года часть купцов всё равно продолжала вывозить хлеб, получая прямые разрешения из Москвы.
15 марта на площади у Земской избы собрались возмущённые новгородцы. «Подогревшись» слухами об очередном вывозе продовольствия, толпа рванула в Кремль. Легко опрокинув стрелецкие караулы, бунтовщики ударили колокольный набат. Во главе мятежа встали Иван Жеглов и Игнатий Молодожник. Тут же начались аресты и избиения иностранцев, а заодно и русских купцов, торговавших с «немцами».
Досталось и митрополиту, пытавшемуся урезонить возмущённый народ словами проклятия. «Я, богомолец ваш, вышел к ним и почал их розговаривать,— писал Никон 18 марта в донесении царю.— И оне меня ухватили со всяким безчинием, и в те поры меня бранили всякою неподобною бранью и ослопом (жердью – С.А.) в грудь торчма ударили и грудь розшибли и по бокам камением, держа в руках, и кулаки били».
Город разделился на две части. Восставшие группировались у Земской избы на Торговой стороне, а в Приказной избе на территории Кремля сидели воевода и митрополит, собиравшие агентурные сведения на бунтовщиков и ждавшие подмоги от царя. Провозгласив принцип круговой поруки «чтобы стоять крепко и никого не выдавать», зачинщики бунта тем временем пытались привлечь на свою сторону дворян и детей боярских.
В начале апреля к городу подошли войска под предводительством князя Ивана Хованского. Впустив их в город, организаторы восстания подписали себе приговор. Тут же был обезглавлен посадский человек Трофим Волк, ограбивший и избивший датского дипломата. А дальше по подробным спискам, составленным властями, начались аресты и наказания. Более 160 человек были биты батогами и кнутами и высланы из Новгорода. Так закончилось «новгородское дело», ставшее последним в истории массовым выступлением новгородцев против властей.
Поскольку бунт был прекращен почти бескровно, это значительно укрепило авторитет Никона в царских глазах. Уже в июле 1652 года Никон стал патриархом и энергично взялся за реализацию намеченных планов по реформированию церковной жизни.

НИКОНОВСКИЙ ОМОФОР

В роскошной коллекции древнерусского шитья, хранящейся в Новгородском музее, одним из шедевров является омофор, принадлежавший, по мнению специалистов, новгородскому митрополиту, а затем патриарху Никону. На церковном языке омофором называют длинную широкую ленту, украшенную крестами и другими изображениями. Она возлагается на плечи поверх одеяния священника так, что её концы свободно спускаются сзади и спереди. Омофор является напоминанием о пастырском долге священнослужителя и символически знаменует отбившуюся от стада овцу из евангельской притчи, которую «добрый пастырь» находит, возлагает на плечи и возвращает домой.
На омофоре патриарха Никона, происходящем из ризницы Софийского собора, на концах вышиты золотом и шелком Московский и Новгородский кремли. В вышивке представлены многочисленные святые, в том числе новгородские: епископы Никита и Нифонт, архиепископы Моисей, Иоанн, Евфимий и Иона.
Шит омофор сканью, шёлковыми, прядёными золотными и серебряными нитями «в прикреп». Специалисты классифицируют швы по следующим видам: «ягодка», «рядки», «разводняя клетка». Лики святых вышиты «атласным» швом. Надписи, контуры и детали одежд святых низаны жемчугом.
К сожалению, памятник золотошвейного искусства сохранился не в первозданном виде. На нем отсутствуют некоторые шитые композиции и каймы по краям ленты. Не исключено, что омофор Никона вообще собран из нескольких более ранних омофоров. Памятник был реставрирован в 1994–1998 годах Ю. Н. Рябовичевой в мастерской Новгородского музея.

«СМИЛУЙСЯ, ПОЖАЛУЙ»

1648 г. – «Там выстроен своеобразный замок в русской манере, окруженный белой стеной. К тому же город укреплен и природой, благодаря окружающим его горам и большим болотам. Места там плодородные, хороши сверх всякой меры. Есть там один из лучших сортов рыбы; на одну копейку дают рыбы в таком количестве и можно купить столько, что хватит на сытую еду, наверное, на троих. Рыбы изображены в гербе Новгорода. Злаков всякого рода, овощей, мяса и дичи в этом городе изобилие. К тому же город ведет большую торговлю медом и воском, снабжая ими всю страну».

Георг-Адам Шлейссингер (Германия).
«Полное описание Московии».

1650 г. – «Да он же околничей в Великом Новегороде у нас всяких чинов людей в ызбах печи печатал и в холодные дни топить изеб не давал, и в то, государь, время у нас малые дети перезябли и померли… Он же околничей князь Федор Хилков наговорил новгородцкого Никона митрополита, чтоб Никон митрополит на твой государев ангел на Алексеев день человек Божий нас всяких чинов людей весь Великий Новгород проклинал… Да он же Никон митрополит… взял себе каменщиков, Фетку со товарыщи, и хотел соборную церковь Софею Премудрость Божию рушить и столпы ломать. А та государь церковь состроена по ангельскому благовестию…
И вели, государь, нам дати свою государеву грамоту в Великий Новгород, что государь, твоя государева вотчина, Великий Новгород и новгородцкои уезд, в конечном запустении не стал, и нам бы холопям твоим и всяким жилецким людем в конец погинуть. Царь, государь, смилуйся, пожалуй».

Новгородская челобитная царю Алексею Михайловичу

Годы 1654 – 1660. Отсутствие союза

Заняв патриарший престол, бывший новгородский митрополит Никон немедля приступил к реформированию церковной жизни. Инициатива в этом деле принадлежала не только ему, но и царю Алексею Михайловичу. Общая цель их политики теперь абсолютно очевидна для историков: «идея мирового православного царства» – так кратко сформулировал её петербургский учёный Р. Г. Скрынников. Задавшись целью возглавить процесс «вселенского» возрождения православия, правительство Алексея Тишайшего по благословению патриарха начинает активные военные действия на Украине, в Белоруссии, Прибалтике. В дальних планах – создание панславянского православного государства под рукой Москвы, выход к границам Турции, а там глядишь – освобождение константинопольской Софии… Вот только силёнок у государства не хватает: экономика буксует на месте, растёт «приказная» волокита, а население постоянно бунтует против денежных или налоговых реформ. Ещё жёстче народ встречает попытки реформирования церковной жизни, особенно на Русском Севере, в новгородских пределах. Споры закипают буквально вокруг каждой буквы, каждого союза в новых переводах служебных книг…

«ОГНЕННАЯ ДИСКУССИЯ»

 Используя «учёных» греков и опыт ближайших западных соседей, сторонники патриарха Никона приступили к исправлению богослужебных книг по новогреческим образцам, несколько раньше усвоенным украинскими и белорусскими просветителями. Параллельно никониане пытались менять и обрядовую сторону церковной жизни: патриарх единоличным приказом велел прихожанам креститься тремя перстами, на новогреческий манер.
Ближайшие сподвижники Никона в его ранней карьере – протопопы Степан Вонифатьев, Аввакум Петров и Иван Неронов – очень быстро оказались в оппозиции реформам. После проведения в 1654 году Собора, утвердившего никоновские изменения в богослужении, начались расправы с бывшими друзьями-«боголюбцами»: Аввакум оказался в Сибири, а Неронов в монастыре на Кубенском озере.

 Радикальная приверженность Никона греческим традициям вызывала у церковных иерархов, видимо, не только ярость, но и иронию. Ведь за стремлением новоиспечённого патриарха к «возрождению» древних образцов просматривалось не «преклонение перед древней эллинистической культурой и византийским наследием, а провинциализм патриарха, выбившегося из простых людей и претендовавшего на роль главы Вселенской греческой церкви» – пишет историк церкви Сергей Зеньковский.
На глубинном уровне конфликт между приверженцами обновления церковной жизни и старообрядцами касался основ христианского понимания Священного Писания, особенно текста как Божественного откровения, и по содержанию, и по форме. Попытки изменить церковные тексты, отталкиваясь от новых норм языковой грамматики, вызывали ожесточённые споры. Например, когда в никоновской редакции Символа веры из фразы «Бога истинна от Бога истинна, рожденна, а несотворенна…» исчез союз а, дьякон Феодор заявил публично: «Нам… всем православным христианам подобает умирати за един аз (то есть за одну букву «а» – С.А.), егоже окаянный враг (партиарх Никон – С.А.) выбросил из символа».
Впоследствии за свои слова, точнее за убеждения, Феодор взошёл на костёр в Пустозерске вместе с протопопом Аввакумом и другими «боголюбцами».
Начавшийся церковный раскол знаменовал не только «огненную дискуссию» о религиозных предпочтениях. Не слишком заметное, но всё же очевидное для современников предпочтение царём Алексеем западных ценностей в одежде, еде, живописи (даже мини-театр у него во дворце был!) казалось и непонятным, и опасным для русского общества. В этой ситуации вполне спокойно вёл себя новгородский митрополит Макарий III. Когда в Новгород прибыли исправленные церковные книги, наскоро отпечатанные в Москве, он собрал наиболее уважаемых церковных иерархов и, посовещавшись, приказал запереть новые книги в одной из палат Владычного двора. От греха подальше…

КОЛОКОЛЬНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ

 Ещё находясь в Новгороде, будущий патриарх Никон стремился поразить современников масштабами своей деятельности. В частности, он упросил царя Алексея Михайловича позволить ему заняться отливкой колокола в 1000 пудов весом (16 тонн). Получив царское соизволение, «казённый» мастер по имени Никифор Баран в 1650-м году принялся за дело. Но то ли опыта у него было маловато, то ли расчёты подвели, но колокол отлился «не исполна, толко уши не все вылилисе».

Новгородский летописец ехидно замечает, что мастер сильно занервничал – «поудробел», не дал меди «изготовитися» и раньше времени «пустил». Пришлось ему сверлить дырку в «матице» – медной нашлёпке поверх колокола. При этом из печей вытащили ещё 300 пудов (ок. 5 тонн) неиспользованной меди. Колокол попробовали поднять на Софийскую Звонницу, но через некоторое время он разбился.
После этого Никифор стал упражняться на отливке колоколов меньшей массы: в том же году он благополучно отлил колокол в 150 пудов (2,4 тонны). Но настоящий триумф ожидал уже не его, а псковича Ермолая Васильева, сына кузнеца. В 1653 году он всё-таки умудрился отлить колокол весом в 1000 пудов, причём сделал это в яме, выкопанной прямо в Кремле, между церквями Похвалы Богородицы, Святой Анастасии (не сохранились) и Входа в Иерусалим (совр. Лекторий музея).
Искусство отливки колоколов почиталось на Руси как одно из самых сложных и почётных. Народная мудрость так охарактеризовала колокол в старинной загадке: «Выйду я на гой, гой, гой, и ударю я гой, гой! Разбужу царя в Москве, короля в Литве, старца в кельи, дитю в колыбели, попа в терему».
Известный историк русской старины Николай Пыляев написал ещё в 1897 году: «Главное достоинство колокола состоит в том, чтобы он был звонок и имел густой и сильный гул; последнее зависит от относительной толщины краев и всего тела. Если, например, края слишком тонки, то колокол выйдет звонок. Но при лишней тонине звук его будет дробиться; напротив, при лишней толщине звук будет силен, но непродолжителен.
В звуке колокола нужно различать три главных отдельных тона: первый звон есть главный, самый слышный тон, происходящий тотчас же после удара; если звон густ, ровен, держится долго и не заглушается другими побочными тонами, то колокол отлит превосходно. Такой звон зависит от математически правильной и соразмерной толщины всех частей колокола и происходит от дрожания частиц металла, главнейшее, в средней его трети. Второй – гул, который хотя происходит тотчас же за ударом, но явственно слышится спустя несколько времени. Гул распространяется не так далеко, как звон, но держится долее его в воздухе, и чем он сильнее, тем колокол считается лучшим; гул происходит от дрожания частиц металла в краях колокола, или, вернее, в нижней его трети; от того-то чем толще края его, тем гул сильнее, хотя от излишней толщины их он разносится не так далеко. Третий тон есть тот, когда колокол не звонит, не гудит, а звенит. Это звененье происходит от дрожания частиц металла в верхней трети колокола; звук этот довольно неприятен; он тем слышнее, чем толще дно и верхняя треть колокола и чем массивнее его уши… Если размеры колокола правильны и пропорция меди и олова математически точна, тогда звук колокола, происходящий от сочетания трех главных тонов, достигает необыкновенной чистоты и певучести».
На существующем сейчас колокольном пьедестале у Софийской Звонницы колокол Ермолая Васильева занимает почётное среднее место. Вот только вес его указан точно в 1614 пудов (25,8 тонны), да и «ушей» у него теперь нет. Как вспоминают новгородские старожилы, «уши» оторвали после войны, когда пытались затащить колокол с волховского берега в Кремль через Водяные ворота. Танкист, к боевой машине которого был прицеплен трос с колоколом, слишком резко дёрнул с места. Вот 300-летние «уши» и не выдержали…

«ЗДЕСЬ НЕТ ВЫДАЮЩИХСЯ ЛИЧНОСТЕЙ»

1655 г. – «О приезде в Великий Новгород Никона патриарха. Генваря в 24 день приехал с Москвы святейший Никон патриарх Московский и всеа Русии в Великой Новград пред вечернею. И бысть ему встреча со кресты из соборные церкве Софеи премудрости Божии, митрополит Макарий и архимандриты и игумены и весь чин церковный и болярин князь Иван Андреевич Голицын и дьяки и все православные християне. А встретиша его у Знамения пресвятеи Богородицы и оттоле поиде за кресты к соборные церкве к Софеи премудрости Божии. И в то время в соборе и вечерню слушав и иде в дом Софейской и бысть того дни ужина в крестовые полаты. А приехал он в суботу… Поехал святейший Никон патриарх Московский и всеа Русии в Старую Руссу, а пред ним возят крест резной древяной, на нем воображено распятие. А пред тем крестом фонар, и свеща горящая с огнем, и оттоле поеде из Старой Руссы к Москве».

Новгородский хронограф XVII в.

«Этот русский город называется Великий Новгород; в этом обширном городе дома деревянные, кроме одной части, окруженной стеной в четыре итальянских мили длиной; эту часть называют Камень-град, и чужеземцам вход в нее не позволяется… В городе такое множество лягушек, что нет ни одного крестьянского дома, в котором их не держали бы по меньшей мере двух сотен. Считая дурным предзнаменованием убийство этого животного, а также множество больших пауков… Кроме градоначальника и нескольких правительственных продавцов здесь нет выдающихся личностей».

Франциск Гундулич (Австрия).
Путешествие из Вены в Москву в 1655 г.

Годы 1661–1667. Трещины на фасаде

В 1660-х годах в русском обществе произошли события, впервые приведшие к появлению глубочайших трещин на фасаде всего государства. Вспыхнувший в 1662 году в Москве бунт против введения медных денег был подавлен царскими войсками с невероятной жестокостью. Пришедших к царю с прошениями жителей Москвы внезапно атаковали стрелецкие полки: было убито и схвачено более 7 тысяч человек. Для устрашения населения царь повелел расставить в Москве виселицы, на которых вздёргивали и правых, и виноватых.

Вторым роковым событием стал церковный Собор, созванный в 1666 году.

К этому времени «реформатор» Никон уже был в опале, но обновление церковной жизни шло полным ходом. Прибывшие на Собор иерархи, половину из которых составляли епископы с Востока, приняли решение отлучить от церкви всех, кто пытался сопротивляться нововведениям. Сторонников прежнего благочестия на Соборе объявили раскольниками и староверами, впервые разделив страну на две части.

«КАКОВЫ СНАСТИ, ТАКОВЫ И МАТРОСЫ»

При относительном замирении на границах России её начинают посещать многочисленные дипломаты и путешественники. Новгород, лежавший на пути из Европы в Москву, очень часто попадает в поле зрения иностранцев и удостаивается подробных заметок. Сохранились описания и рисунки Новгорода в трудах австрийца Августина Мейерберга, шотландца Патрика Гордона, голландца Яна Стрейса.
Наиболее полные и интересные наблюдения новгородской жизни в 1660-х годах оставил Николаас Витсен – голландский юрист и географ, бургомистр Амстердама. Волею судьбы он оказался в составе посольства Голландии, проехавшего по России от Риги до Москвы. В Новгороде Николаас побывал дважды – в декабре 1664 и в июне 1665 года. Несмотря на то, что иноземных послов тщательно опекали и не подпускали к «стратегическим объектам» (укреплениям, мосту, Волхову), Витсену удалось подметить много существенных сторон жизни и быта горожан.
По общему впечатлению голландца, Новгород не уступал по великолепию и размаху торговли крупнейшим городам Европы. «Я хорошо осмотрел город, – пишет Витсен, – он лежит вдоль реки, по расположению несколько схож с Лондоном; мост деревянный, по величине не уступает мосту через Темзу, течение реки здесь быстрее». Общие размеры города Николаас заключил в «3 часа ходьбы».
Не ускользнули от внимательного глаза европейца и курьёзы местной жизни. Во время парада войск, устроенного для демонстрации голландцам военной мощи Новгорода, «стрельцы, солдаты, крестьяне и горожане, вооруженные по-разному: одни так, другие эдак, они шли целыми группами по 50–60 человек, несли мушкеты без курка, без шомпола и фитиля, что выглядело смешно; их было примерно 1000 человек».
Когда голландцы захотели покататься по реке, выяснилось, что в городе нет приличных лодок. «Даже лодку, переданную в распоряжение посла, воевода иногда просил для себя, пока мы здесь … правда, она была так плохо сколочена из дерева, что скорее была похожа на торфяную баржу, чем на яхту воеводы. Каковы снасти, таковы и матросы: они гребут как люди, непривычные к этому делу, и плыть могут только по ветру на парусах, поэтому мы всегда сами гребли».
Посиживая в компании с новгородским воеводой и его окружением, Витсен подметил и ещё кое-что: «Беседы, которые велись с ними, были очень поверхностны: нужно хвалить их и их страну, и их царя, который превыше всего на свете. Это они охотно слушали, хотя мы говорили так, что в Голландии и крестьяне могли бы заметить насмешку».
Покорность судьбе и бессмысленная жестокость по отношению к соотечественникам – вот что отметил в целом Николаас Витсен в Новгороде. Съезжая с одного из постоялых дворов в Поозерье, голландский посол одарил хозяина чаевыми. Тот был немедля схвачен и бит палками по голому телу прямо на глазах у посольства. Пристав, отвечавший за доставку иностранцев, «сам набрасывался на несчастного с палкой, когда солдаты уставали». Возмущённый посол пытался протестовать, но «ответ был так же груб, как и действие» – замечает Витсен.

КАНУН ЮБИЛЕЯ: УТРАТЫ И ОБРЕТЕНИЯ

На прошлой неделе местные СМИ наделали много шума, сообщив о том, что новгородские коммунальные службы чуть не обвалили одну из башен Кремля. Действительно, водопроводная траншея пролегла через надвратную кремлёвскую башню, вот только рухнула она ещё в XVIII веке.
Работы в Кремле Новгородский водоканал ведет в рамках мероприятий по благоустройству центра города к предстоящему 1150-летию. Несмотря на стремление коммунальщиков избежать разрытия земли, «прокалывать» ее трубами при помощи спецтехники, в некоторых местах это невозможно. Именно так произошло и у Пречистенской башни, выходящей на Волхов. Наличие под землёй руинированных построек вынудило водоканал использовать экскаватор, и вот тут-то из-под земли появились давно утраченные останки здания. После некоторой сумятицы, вызванной всё ещё нечетким взаимодействием между «служителями труб» и «работниками лопаты», археологи в тот же день приступили к изучению открывшейся картины.
Тщательное исследование показало, что по всей длине траншеи в её стенках видны остатки разновременных каменных кладок, относящихся к XII–XV вв. О существовании на этом месте проездной надвратной церкви, а затем башни было известно и ранее. Летописи сообщают, что ещё в 1195 году новгородский архиепископ Мартирий «заложи церковь камену на городнех воротех во имя святыя Богородица положения честнаго пояса». На следующий год стены храма покрыл росписью не кто-нибудь, а сам «Грецин Петровиц». Именно этот художник – Олисей Гречин – является, по предположению академика Валентина Янина, автором фресок в церкви Спаса на Нередице, а его двор был найден и изучен археологами на Троицком раскопе.
Уже в XIV–XV веках к Пречистенской церкви пристраиваются каменные стены, а со стороны реки её загораживает каменная проездная башня. Именно в таком виде изображает этот комплекс построек известная икона «Видение пономаря Тарасия». В XVII веке, причём именно в интересующие нас 1660-е годы, башня кардинально перестраивается: над ней возводят «палату» для размещения часов-курантов, а сверху устанавливают три шатра, из которых центральный достигал в высоту 19 метров! Общая длина проезда в это время составляла 23 метра при высоте стен в 17 метров.
Следующая переделка, предпринятая в самом конце XVII века, стала причиной обрушения башни. По распоряжению «каменных дел подмастерья» Семёна Елфимова, деревянный шатёр, сгоревший к этому времени, заменили на каменный шпиль, а проезд башни растесали в ширину на 1,5 м. На такую нагрузку при ослаблении стен башня явно не была рассчитана. 7 мая 1745 года Пречистенская башня вместе с церковью «вся до самого нижнего фундамента розселась и розвалилась». Вместе с башней погибла семья часовщика Евсея Никитина – жена и дети.
Долгое время на месте рухнувшей башни был просто пролом в стене. В 1820-м году по указу Александра I здесь была построена проезжая арка, которой мы любуемся до сих пор. Но увидеть один из древнейших надвратных храмов Новгорода и уточнить его архитектурные параметры археологи мечтали давно. Ведь от расположения древней церкви в пространстве и её габаритов зависит решение многих вопросов, касающихся как истории Кремля, так и Великого моста и всей планировки древнейшего Новгорода.
Случай, наконец, подвернулся. Поэтому археологи Денис Пежемский, Сергей Торопов и Кирилл Самойлов провели несколько дней среди чудом сохранившихся стен церкви и башни, чтобы тщательно зафиксировать их конструкции и особенности кладки перед обратной засыпкой. Разумеется, соседство руин домонгольской церкви и пластиковых водопроводных труб комфортным не назовёшь. Но разве у нас, избалованных благами цивилизации, есть другие варианты? При этом сами археологи тихонько приговаривают: нам бы только юбилей пережить, а там, глядишь, вскроем этот замечательный храм. Ведь так мучительно жить в неведении, когда ответы на многие вопросы истории и топографии города находятся у нас прямо под ногами.

«ГОРОД ЕЩЁ И ПОНЫНЕ СЛАВИТСЯ»

1661 г. – «Великий Новгород, главный город княжества новгородского и резиденция митрополита, принадлежит великому князю московскому и находится на озере Ильмень… Здесь для нашей встречи поставлено было до 500 человек стрельцов от самого берега до нашей квартиры. Вице-губернатор Никита Алексеевич Зюзин угощал нас всякими кушаньями, медом, пивом и водкой. В городе и вокруг него насчитывается до 180 мужских монастырей… Город ещё и поныне славится своей торговлей, богатством и всяким имуществом, однако не так, как в прежние времена, от которых осталась поговорка: кто против Бога и Великого Новгорода?»

Августин Мейерберг (Австрия). «Путешествие в Московию».

1662 г. – «…Июня в 19 день. В Великом Новеграде в пяток на первыя недели поста бысть пожар велик, загореся на Рогатице улицы на денежном дворе и погоре Рогатица и корчемной двор и в гору, и Лубяница по переулок и через Ильину улицу в Виткове улице четыре двора и в Воскресенском приходе по Болшой Славенской улице два двора и посольской двор».

Новгородский хронограф XVII в.

Годы 1668 – 1674. От казаков до монахов

Начатое церковной реформой деление страны на «своих» и «чужих» очень скоро отозвалось волнениями как в среде наиболее свободомыслящего, так и наиболее консервативного населения страны. На юге «домовитый» казак Степан Разин решил попытать удачи в боях с царскими войсками. Начав в 1667 г. с небольших набегов на стрелецкие гарнизоны, к 1670 году Разин захватил Астрахань и начал поход на Москву. В его войске, состоявшем из казаков и беглых крестьян, был и «хороший царь» Алексей Алексеевич (двойник умершего наследника престола) и даже… патриарх Никон (тоже самозванец). Степан Тимофеевич обещал своим сторонникам власть доброго царя и избавление от боярского гнёта. В это же время на новгородском севере против царской воли выступили монахи Соловецкого монастыря. В своём «Приговоре о неприятии новопечатных книг» они ещё в 1658 году заявили: «как и прежние игумены исстари служили, повыкли и мы Божественныя литоргии служить по старым Служебникам, по которым мы исперва учились и привыкли, а ныне и по тем Служебникам мы старые священницы очередей своих недельных держати не сможем, а по новым Служебникам для своей старости учитца не сможем же, да и некогда». Итог «Приговора» звучит как реквием: «и вся братия … архимандриту Илие сказали: будет священницы учнут служить по новым Служебникам, и мы от них и причащатца нехотим, а милости у Бога просим, чтоб скончатца також, якож и отцы наши во обители…»

ЖИЗНЬ В РАСКОЛЕ

Известный в советскую эпоху историк русской церкви Н. М. Никольский высказал мнение, что нежелание принять новые служебники объяснялось тем, что большинство духовенства попросту не могло переучиться: «Сельское духовенство, малограмотное, учившееся службам со слуху, должно было или отказаться от новых книг, или уступить место новым священникам, ибо переучиваться ему было немыслимо. В таком же положении было и большинство городского духовенства и даже монастыри». Впрочем, монахов Соловецкого монастыря трудно обвинять в невежестве, ведь библиотека монастыря была не только крупнейшим собранием книг в стране, но ещё и местом их копирования.
На церковном соборе 1666–1667 гг. представитель Соловецкого монашества Никанор притворно выразил согласие с постановлениями собора, но, вернувшись в обитель, немедля скинул греческий клобук и опять надел русский. В посланной после этого царю челобитной говорилось: «Вели, государь, на нас свой царский меч прислать и от сего мятежного жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие».
В 1668 году под стенами монастыря появилась сотня стрельцов, которых встретили выстрелами. Осада Соловков такими силами была немыслима, ведь у монастыря были не только крепкие стены и множество запасов, но и 90 пушек. В результате осада монастыря, или «Соловецкое сидение», растянулась с 1668 по 1676 год. Поначалу власти не могли отвлечь для этого войска, занятые борьбой со Стенькой Разиным.
После подавления разинского бунта в 1671 г. под стенами Соловецкого монастыря появился большой стрелецкий отряд, и начался обстрел обители. Осажденные в ответ метко поражали осаждавших, а игумен Никандр сам кропил пушки святой водой и приговаривал: «Матушки мои галаночки! Надежда у нас на вас, вы нас обороните!»
Однако вскоре в осажденном монастыре начались разногласия между сторонниками решительных действий и желавшими компромисса с властями. Перебежчик монах Феоктист указал стрельцам пролом в стене, заложенный камнями. Январской ночью 1676 г. в сильную метель стрельцы проникли в монастырь и начали избиение защитников. Большинство подверглось мучительным казням, лишь немногие были отправлены в ссылку.
Но даже пример соловецких монахов не примирил сторонников «новой» и «старой» веры. Эсхатологические настроения, то есть ожидание кончины света, получили широкое распространение. Верующие ждали пришествия Антихриста, перешёптываясь о том, что он уже бродит меж людей. Книжники-старообрядцы высчитали, что Конец света произойдет на Пасху 1669 г. В Поволжье тысячи людей бросали дома, пашни и уходили в леса. Они исповедовались друг у друга, пели заупокойные службы, ложились живыми в гробы и умерщвляли себя постом.
На севере основной формой протеста староверов стали одиночные и массовые сожжения («гари»). В 1677 г. с проповедником Данилой сожглось по одним сведениям 1700, по другим – 300 человек. По мнению Н. М. Никольского, «горели сотнями и тысячами; по приблизительному неполному подсчету, количество сгоревших к концу XVII в. достигало почти 9000 человек – цифра по тогдашнему масштабу огромная».
И всё же в большинстве случаев старообрядцы продолжали жить по-прежнему, тайно исповедуя старую веру, а от преследований бежали на Дон, уходили в леса в Заволжье, переселялись в Поморье или за «Каменный пояс» – Уральский хребет. Там они устраивали «древлецерковные» скиты и пустыни.
К концу XVII века старообрядчество разделилось на два основных толка – поповцев, признававших необходимость духовенства и всех церковных таинств, и беспоповцев, отрицавших церковную иерархию. Центром распространения поповщины стало нижегородское Заволжье, а беспоповцы в основном осели на севере, в Поморье.
Центром беспоповского толка со временем стала Выговская пустынь в верховьях реки Выг, неподалёку от Онежского озера. Выговцы считали себя продолжателями дела Соловецкого монастыря, к тому же среди них действительно было немало староверов, спасшихся после захвата стрельцами Соловецкой обители.
Территория Новгородской земли традиционно считается одной из зон распространения старообрядчества. Даже сегодня в самом Великом Новгороде существует две староверских общины: одна – беспоповского, или поморского, согласия – с 1989 года нашла себе пристанище в бывшем женском Михалицком монастыре, что на Молотковской улице.
Вторая община – поповцев, – относящаяся к Русской Православной Старообрядческой Церкви (с центром на Рогожском кладбище в Москве), возникла в 2001 году после посещения Новгорода митрополитом Московским и всея Руси Алимпием. Тогда же было принято решение об учреждении новгородского прихода, которому был передан храм Св. Иоанна Богослова на Витке. После тщательной реставрации и обустройства церковь была освящена в ноябре 2004 г. и вновь стала местом богослужения.

«РЕНТАБЕЛЬНАЯ» ЧАСОЗВОНЯ

Несомненной доминантной Новгородского кремля, да и всего Великого Новгорода, является красавица-часозвоня, взметнувшаяся выше креста Софийского собора. Первая подобная башня с часами-курантами появилась на Владычном дворе ещё в 1444 году, но, увы, оказалась недолговечной. В 1671 году «в майи месяцы в третьем часу дни паде каменный столп и городовые стены каменного город … и часы спали и разломалися и благовестник боевой колокол тако же спаде, а не розбися».
Новая Часозвоня была возведена спустя два года усердием новгородского митрополита Иоакима. Вслед за своим предшественником Питиримом Иоаким активно занимался переустройством жизни на Владычном дворе. Новая башня с часами «выросла» рядом с древней церковью Сергия Радонежского «и учиниша столб высок добре и часы боевые устроиша и указное колесо».
О том, как выглядела Часозвоня в конце XVII века, позволяют судить её многочисленные изображения на иконах того периода. Правда, к XX столетию башня утратила первоначальную изящную главку. И когда после войны встал вопрос о возвращении Часозвоне начального облика, пришлось провести тщательные обмеры и исследования её верхней части. В результате появился проект архитектора Алексея Воробьёва, вызвавший много споров. Он предложил возвести поверх столпообразной части каменные кокошники, на которых должен был покоиться купол всего сооружения. Оппоненты аргументированно возражали, что на иконах хорошо видны деревянные детали завершения башни, а камень здесь неуместен. Отстаивая проектное решение, Воробьёв писал в 1974 г.: «Решение о восстановлении завершения Часозвони в камне связано также с нерентабельностью восстановления деревянного верха и с градостроительным значением Часозвони в современном городе».
Какое же решение было принято в итоге дискуссии? Сходите в кремль и посмотрите, ведь с 1973 года на Часозвоне ничего не изменилось.

«НЕ МОГОША СТОЯТИ РАДИ СТРАХОВАНИЯ»

1669 год – «Генваря в 17 день преставися благоверный царевич и великий князь Алексей Алексеевич. И о сем бысть великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу о сем велия печаль и сетование и всеа Росийские земли православным христианом велий плач и унылие … и в Великий Новград прислал на сорокоустие и на милостыню денег пятьсот рублев преосвященному Питириму митрополиту Новгородцкому, и по монастырям на раздачю милостынею».
1670 год – «Генваря в 9 день в ночи в третием часу бысть знамение страшно вельми: отверзеся небо и бысть яко пламя и искры разсыпашася. И от того страшного видения, кто видел, и те людие не могоша стояти бывшаго ради страхования и падоша на землю. А бысть сие знамение четверть часа».

Новгородский хронограф XVII в.

1671 год – «Много веков для людей был Новгород чуду подобен. Мощью своей даже Рим был ему равен едва ль. Властью, богатством гремя, знаменитый строеньем обширным. Сильный в бою, процветал в торге с Европою он. Был для соседей грозой, и не раз вырывалось со стоном робкое слово у них – полный почтенья вопрос: «Кто против Бога пойдёт? На тебя кто Новгород встанет?»

Юхан Видекинд (Швеция).
«История десятилетней шведской войны в России».

Годы 1675 – 1681. Застрявшие в Средневековье

О термине «Средневековье» историки спорят уже больше трёхсот лет. Для некоторых из них этот период означает только несколько «средних»,

то есть промежуточных, столетий между падением Римской империи и возрождением культуры Европы в XIII–XIV веках. Историки-марксисты предпочитали обозначать переход от Средневековья к Новому времени буржуазными революциями: конец XVI века – Нидерланды, середина XVII века – Англия…

Для России черту перехода к новым временам традиционно проводят через эпохальные реформы Петра Великого. Считается, что до этого времени

на Руси царили феодальные порядки, патриархальный уклад сельского хозяйства и неразвитость промышленного производства.

Но мы не должны забывать, что все эти «факторы отставания» Новгород начал преодолевать ещё в XV веке. Первые мануфактуры успешно действовали в имениях новгородских бояр, в том числе Марфы Борецкой, уже в 1460-х годах. Крепостного состояния новгородские крестьяне как не знали при республиканских порядках, так были избавлены от него и в московское время. А сословие зажиточных буржуа, то есть горожан, начало формироваться на берегах Волхова задолго до появления новой «европейской» столицы в устье  Невы.

Тем не менее, по воле судьбы, новгородцам пришлось задержаться в Средневековье вместе со всей страной…

КРЕМЛЁВСКИЙ БЫТ

Жизнь Новгорода к концу XVII века становилась всё более провинциальной, а новости приходили теперь преимущественно из Москвы. В 1676 году на 47-м году жизни скончался царь Алексей Михайлович, оставивший после себя изрядное количество наследников. Престол тут же занял старший сын Фёдор Алексеевич, достигший к этому времени 14-летия. Но его век оказался вдвое короче отцовского: в возрасте 20 лет он скончался. С 1682 года, после яростного стрелецкого бунта и убийства некоторых видных бояр, правителями России становятся два малолетних царевича – Иван и Пётр.
В Новгороде тем временем неспешно устраняли последние следы Смутного времени и шведского разорения. В 1660-х годах были окончательно приведены в исправный вид укрепления Окольного города на Софийской и Торговой сторонах. Эту ситуацию не замедлил зафиксировать член шведского посольства и по совместительству шпион Эрик Пальмквист, оставивший нам детально прорисованный и сопровождённый комментариями план Новгорода.
Благодаря непрекращающейся торговле со Швецией вновь набирают силу и капиталы новгородские купчины: Иголкины, Микляевы, Клеткины, Кошкины. На свои средства они делали богатые «вклады» в городские храмы и монастыри, предпочитая другим подаркам роскошные печатные издания церковных книг.
Описание дворовых владений новгородских купцов того времени радует солидностью обстановки: «а в полате, в окнах, семь окон стекольчатых, а затворы деревянные на крюках железных. А в затворах окончины стекольчатые малые». Стекло в оконных проёмах по тем временам было ещё большой редкостью: население победнее по-прежнему могло себе позволить или слюдяные пластины, или вовсе бычий пузырь.

Наглядное представление об уровне жизни «непростых» новгородцев удалось получить археологам в 2004 году, во время строительства новой котельной в кремле. Здесь впервые были обнаружены отлично сохранившиеся культурные слои XVI–XVII веков. Сохранились не только бытовые предметы, но и деревянные постройки, в которых, по-видимому, проживали городские чиновники того времени.
Один из наиболее полно раскопанных жилых домов имел размеры 3,5×4,5 м, с деревянными полами и кирпичной печью, украшенной поливными изразцами. Крыша, судя по всему, была покрыта керамической черепицей, обломки которой во множестве валялись рядом с остатками дома. Наряду с кусками слюды в слое попадались и разноцветные витражные стёкла, вероятно, украшавшие окна этой отнюдь не бедной хижины.
Внутри сруба и вокруг него удалось собрать приличную коллекцию вещей, демонстрирующих широкое распространение в Новгороде западноевропейской бытовой культуры: медные булавки, пивные глиняные кружки с немецкими надписями. Нашлись и фрагменты кожаной обуви с высокими наборными каблуками, вошедшими в моду в XVII веке. Кто-то из стрельцов обронил костяную крышечку от футляра с порохом. На крышечке изображён мужчина европейского вида, во «фригийском» колпаке и стёганом кафтане. Рядом валялась и шведская монета середины XVII в. достоинством в 2 эре.
С находками археологов перекликаются и сведения письменных источников, сообщающих о приобретениях новгородцами «блюд и суд серебряных», «шляп немецких». В 1687 г. у новгородца Семёна Гаврилова воришки стащили пару шикарных заграничных стульев, которые «деланы за морем про обиход великих государей». В общем, жизнь на исходе XVII столетия у новгородских зажиточных людей была не хуже, чем в Московском кремле. Да и намного спокойней.

 СЛОВЕН, РУС И ИЛМЕРА

Стремясь наверстать упущенное время развития светской книжности, на Руси в XVII веке получает бурное распространение куртуазная европейская литература. Главным центром переводных книг становится Посольский приказ в Москве. Пришедший в Россию мир рыцарских романов принес с собой захватывающие дух приключения, благородство чувств, мир самоотверженной любви и дружбы, прославление женской красоты. Самое популярное произведение этого жанра на Руси – «Повесть о Бове-королевиче», восходящая через сербский перевод к средневековому французскому роману о подвигах Бово д’Антона.
На фоне европеизации литературы стал меняться и жанр летописных сочинений. Их авторы начинают протягивать фантазийные нити к персонажам всемирной истории, стараясь вписать прошлое Руси в героическую ойкумену человечества. Так появляется завораживающее душу новгородца «Сказание о Словене и Русе» – сочинение, напоминающее древнегреческие легенды о происхождении народов. Историки предполагают, что Сказание было составлено митрополитом новгородским Киприаном (1626—1634 гг.), хотя фрагментарно версии о передвижениях Славянина и Руса восходят к персидским изданиям XII века.
В «Сказании» предками русского народа называются князья Словен и Рус, потомки князя Скифа, правнука Иафета и праправнука Ноя. В 3099 году от сотворения мира (2409 год до н. э.) Словен и Рус со своими родами начали уходить в поисках новых земель с берегов Чёрного моря и через 14 лет вышли на берега озера Мойско, назвав его в честь своей сестры Илмера (Ильмень). Здесь Словеном был основан город Словенск (наш Великий Новгород), а Русом – город Руса (понятное дело – Старая Русса).
Дальнейшее повествование содержит не менее забавные эпизоды истории славян, в частности, переговоры русских князей с Александром Македонским (!), правление мудрого князя Гостомысла и традиционное призвание варягов. Апофеозом полёта фантазии в «Сказании» является легенда о происхождении Рюрика от римского императора Августа.
Стоит ли упоминать, что за это «сказочное» летописание жадно хватаются «новые хронологи» Руси, стремящиеся любой ценой удревнить славянскую историю, отрицая очевидные данные археологии и языкознания. Похоже, они навсегда застряли в Средневековье, да и не стремятся выбраться оттуда. Во всяком случае, до тех пор, пока их эпатажные труды охотно раскупаются падкими до «исторических разоблачений» соотечественниками.

 «НЕ ИМЕЕТ ВИДА УМАЛИВШЕГОСЯ»

1676 год – «Генваря в 30 день в неделю мясопустную преставися благоверный и благородный и христолюбивый великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа великия и малыя и белыя Руския земли самодержец … И тут бысть на погребении … царица и великая княгиня Наталия Кириловна и его великого государя дети … великий князь Феодор Алексеевич … и великий князь Иоанн Алексеевич, и благоверный и христолюбивый царевич и великий князь Петр Алексеевич…»

Новгородский хронограф XVII в.

1680 год – «Город Новгород расположен под 62 град. широты, был некогда, с окружающей его областью, крайне велик и крепок (впрочем, он и в настоящее время не имеет вида умалившегося) … Главы храмов, находящихся в кремле, сверкают золотыми листами, весь город, тесно заселённый жителями, обнесён тройною белого цвета стеною, с большим трудом воздвигнутою. Некогда здесь находился рынок, знаменитейший на всю Европу и за три века до 1477 года усерднейше посещаемый немецкими ганзейскими купцами»
Якоб Рейтенфельс (Курляндия).

«Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии».

Годы 1682 – 1688. Несладкий дым Отечества

Возникшая после церковной реформы раздвоенность жизни русского общества всё ярче стала проявляться к концу XVII века. С одной стороны, неустроенность и отход от старой веры толкали людей на преступления и самоубийства. С другой – бурная столичная жизнь, военные походы в Крым, освоение богатейших просторов Сибири и неуклонный курс на европеизацию быта в Москве. Расслоению общества способствовала и слабость центральной власти, ведь малолетние наследники престола Иоанн и Пётр с 1682 по 1689-й всецело находились под опекой старшей сестры Софьи. Присвоив себе впервые в истории России титул «великой государыни», Софья Алексеевна доверила ведение государственных дел своим приближённым: князю В. Голицыну и стрелецкому начальнику Ф. Шакловитому. Сами наследники тем временем набирались ума-разума, получая неплохое образование от известного просветителя Симеона Полоцкого. Несколько хуже учился Пётр – непоседа и любитель военных потех. Уже к 1686 году ему позволили создать «потешные» полки из дворовых детей. Другим увлечением Петра Алексеевича стала тяга к западноевропейской культуре, в которой ему способствовали придворные голландцы Тиммерман и Брант, а также немец Лефорт. По разным причинам молодому царю всё больше нравилось проводить время в Немецкой слободе.

ГАРЬ ДО НЕБЕС И ЗОДЧЕСТВО КОРНИЛИЯ

Совершенно противоречащие друг другу события происходили в 1680-х годах в церковной жизни Новгорода и в его бывших обширных владениях.
В это время воздух Отечества становился всё горше для значительной части населения России. На Волге, за Уралом и в новгородском Поморье он пропитывался запахом многочисленных «гарей» – самосожжений сотен и тысяч русских людей, приверженных «старой вере» и столетним жизненным ценностям. Вообще, протестные формы «самоумерщвления» появились ещё до официального раскола церкви, когда последователи знаменитого старца Капитона начали воплощать его учение о необходимости добровольного ухода из жизни. Достигался такой уход длительным постом и голодной смертью «капитонцев».
В 1660-1670-х годах, особенно после падения Соловецкой обители, самосожжения как способ избежать царства Антихриста начинаются по всей Руси. Особую роль в этой ситуации приобрели поучения идеолога старообрядцев Аввакума, который писал: «в Нижегородских – тех пределех, где я родяся живал, тысячи с две и сами миленкие от лукавых духов забежали в огонь? Да, разумно оне сделали, – тепло себе обрели: сим искушением тамошнего искушения утекли».
Как же удавалось старообрядцам преодолеть христианские правила, в которых самоубийство почиталось страшным грехом? По мнению историков, подобно тому, как Христос «смертию смерть попирал», участники «гарей», будучи уверенными, что уже живут в условиях наступившего Страшного суда, пытались победить адский огонь очищающим огнём самосожжения.
Крупнейшими «гарями», полыхавшими по просторам новгородского Севера, стали сожжения в 1686/87 гг. в Олонецком уезде жителей деревни Горы (600 человек), Палеостровского монастыря (от 1000 до 2700 чел.) и в 1693 г. населения деревни Строкиной Пудожского погоста (800 чел.). В это же время «огненные смерти» полыхали в Дорских лесах Каргопольского уезда.
Бороться с распространением «огненной ереси» пришлось и новгородскому митрополиту Корнилию, занимавшему кафедру в нашем городе с 1674 по 1695 годы. Будучи выходцем из московской боярской семьи, Корнилий начал монашескую деятельность в Зеленецком Троицком монастыре, под Тихвином. Уже в 1665 году он стал там архимандритом Тихвинского Успенского монастыря. Именно Корнилий в 1681 году, после уговоров царя Федора Алексеевича, совершал торжественное погребение патриарха Никона по архиерейскому чину в подмосковном Новом Иерусалиме.
Занимая место новгородского митрополита, Корнилий особенно заботился о родном для него Зеленецком монастыре, который в то время входил в Новгородскую епархию. При нём же возродилось и масштабное каменное строительство в Новгороде. Корнилий стал инициатором возведения двух крупных архитектурных ансамблей: Никольского собора и церкви Св. Евфимия в пригородном Вяжищском монастыре (1681–1685, 1691 гг.), а также пятиглавого Знаменского собора (1682–1688 гг.). По мнению историка архитектуры Владимира Седова, строительство этих двух соборов указывает на заботу митрополита Корнилия о прославлении новгородских святынь.
От митрополита пытались не отстать и новгородские воеводы. Устав от бесконечных хлопот по починке деревянных стен на городских валах, они задумали заменить их на каменные. Просчитав все риски и расходы, воевода И. А. Хованский стал настойчиво убеждать Москву, что «каменное дело перед деревянным … немного лишку в деле станет, да впредь будет прочно и к обороне надёжно». Давил воевода и на моральные выгоды: «А посторонним государствам, которые граничат поблиску от Новагорода, во удивление и в страх, чего из давна не бывало».
Но дело не выгорело. Уже тогда деньги в государевой казне считали с московской выгодой, поэтому велено было новгородским властям по-прежнему заниматься починкой деревянных укреплений, благо леса и людишек вокруг хватало.

«ПРОСТРАНСТВА РАДИ И ВМЕЩЕНИЯ ЛЮДСКОГО»

Знаменский собор – довольно редкий случай в новгородском зодчестве, когда первоначальная постройка сохранилась практически полностью. Кроме того, ансамбль огромного пятиглавого собора с подворьем выглядит довольно необычно для Новгорода, где чаще встречаются одиноко стоящие церкви, иногда дополненные колокольней.
Действительно, как считают историки архитектуры, Знаменский собор выделяется своим «неновгородским» обликом. Тем не менее, он был посвящен и специально построен для хранения одной из главных святынь Новгорода – иконы «Знамение Божьей Матери». До этого икона хранилась в стоящем рядом с 1374 года храме Спаса Преображения, а на месте нынешнего грандиозного собора стояла небольшая каменная Знаменская церковь. Строительство было задумано Корнилием «пространства ради и вмещения людского».
Возведение нового храма было начато митрополитом на средства Софийской казны в 1682 году. Однако потребности московских властей в деньгах привели к тому, что в 1686 году финансирование строительства остановилось. Пришлось Корнилию лично ходатайствовать перед духовным наставником царевичей Иоанна и Петра Меркурием Гавриловичем (прежде он служил протопопом в новгородской Софии) о возобновлении строительных работ. Вопрос был решён положительно, и храм начал расти как на дрожжах.
В нём всё до сих пор привлекательно: необычная для Новгорода архитектура, сложные композиционные и декоративные решения которой характерны для Москвы и поволжских городов, и глубокие по замыслу, яркие, богатые орнаментами росписи (1702). Кстати, росписи храма не только традиционны, но и очень точно комментируют свое время. Впрочем, мы к ним ещё вернёмся.

«И ЗАМЕЧАТЕЛЕН ЭТОТ ГОРОД»

1682 г. – «Того ж году, в 17 сентября, бояром князю Ивану Андреевичу и сыну его князю Андрею Хованским, по указу царевны Софии Алексиевны, головы отсечены; также стрельцы некоторые казнены и многие в ссылку разосланы. И так то заворошение утихло».

Летописный сборник XVII в.

1684 г. – «… И замечателен этот город благодаря множеству построенных в нём на русский манер ворот, монастырей и церквей, очень красивых по форме и крупных. Но, как и все города Московии, Новгород построен (кроме церквей) исключительно из дерева. Дома плохие, укрепленные также по русскому обычаю только деревом … Взять хотя бы Ильмень озеро; не говоря уже о множестве различных сортов рыбы; на одну копейку (что равно почти двум крейцерам) дают рыбы в таком количестве и можно купить столько, что хватит на сытную еду, наверное, на троих. Рыбы изображены и в гербе Новгорода вместе с двумя скрещёнными саблями».

Георг Адам Шлейссингер
(Германия, Саксония).
«Полное описание России».

Годы 1689 – 1695. Воеводская «нецелёвка»

Пока Россия устанавливала первую официальную границу с Китаем (1689 г.) и отвоёвывала у турок Азов (1696 г.), новгородские воеводы были всерьёз озабочены обустройством своего быта. Затеяв перестройку сгоревшего в 1686 году деревянного Воеводского двора, боярин П. В. Шереметев даже не удосужился испросить в Москве разрешения на расходование казённых средств и дополнительные поборы с населения. Однако «добрые люди» донесли куда следует, и вскоре воевода был вынужден
отчитаться перед царями Иваном и Петром по их запросу о том, «что чего построено и из каких их великих государей указу ими на то строение денги сбираны». Но на этот раз вопрос о «нецелевом» использовании казённых средств обошёлся без карательных санкций. Воевода спешно сообщил, что ни людей, ни припасов с уезда насильно
«неимано, а все куплено или набрано за деньги и из найму». То есть средства на строительство он собрал «по раскладу» со всего города, обложив податью в 5 денег (копеек) каждый двор. Всего, таким образом, было собрано 423 рубля 99 копеек, а казённых денег ушло «всего 71 рубль». Великие государи сменили гнев на милость
и даже разрешили новому воеводе Прозоровскому построить вместо «деревянного строенья каменные житья». Так забота воевод об улучшении жилищных условий
вылилась в кардинальную реконструкцию южной части Кремля, возведение Гостиного двора и, фактически, в переустройство всей центральной части Новгорода,
продолжавшееся до 1700 года. Для руководства грандиозными строительными работами в город был отправлен «каменных дел подмастерье» Семён Лукич Ефимов.

«КО КНЯЗЮ С ТОВАРЫЩИ»

1692 год – «В нынешнем в 200-м (1692 – С.А.) году маия в 29 день по имянному великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича указу в Великом Новегороде вместо старого Гостина деревянного двора велено построить вновь каменной Гостин двор мерою от Арсеньева монастыря, подле проезжей улицы, что подле Гостина двора, до Мостовой Болшой улицы на пятидесят на шти саженях (свыше 110 м – С.А.) … А на поперечнике подле Арсеньева ж монастыря на тридцати на девяти саженях (ок. 85 м – С.А.) … А ис приказу Болшие казны в Великий Новгород о том каменном строении и о даче подмастерью кормовых денег великих государей грамота к боярину и воеводе ко князю Борису Ивановичю Прозоровскому с товарыщи послана каменных дел с подмастерем, которому у того вышеописанного дела быть велено, с Семеном Ефимовым».

Память думному дьяку
Е. И. Украинцеву о постройке Гостиного двора.

1694 год – «В нынешнем 203-м (1694) году октября в 10 день писал ты к нам, великим государем, что сентября против 28 числа в Великом Новегороде в ночи учинился великой ветр и буря, и вихром многих церквей кресты и главы, и на Каменном и на деревянных городех на башнях шатры и на городовых стенах кровли и городовые с тоя стене прясла и у многих новгородцких жителей на хоромах кровли ж сломало».

Указ воеводе Б. И. Прозоровскому
о ремонте кровли каменного и деревянного города.

КУКУЙ НЕ КУКУЙ

С 1693 года строительство каменных ансамблей Воеводского двора и Гостиного двора одновременно ведется в Кремле и на Торговой стороне. Будучи человеком опытным в строительстве, архитектор Семен Ефимов полностью меняет первоначальный замысел воеводы Прозоровского. Вместо скромных каменных палат для жилья воеводы он начинает строительство комплекса жилых и хозяйственных построек, занявших всю юго-западную часть Кремля.
К сожалению, от некогда обширной резиденции воеводы-губернатора сохранилась лишь высокая башня-каланча да раскопанные в 1950-х годах фундаменты перед ней. Многие новгородцы, наверняка, много раз с недоумением обходили эту выложенную бетонными плитами площадку, ставшую в последнее время популярной у любителей военно-исторической реконструкции. На самом деле это всё, что сохранилось от «Больших палат» воеводы, имевших 2 этажа по 5 палат на каждом. Потолки на этажах были сводчатыми, в верхнем этаже было 6 печей, украшенных изразцами. Внутри стен были проложены «трубы проводные», по которым горячий воздух из печей обогревал все здание. В палаты можно было попасть по двум высоким крыльцам с северного и южного торцов.

Западной частью Большие палаты примыкали к кремлёвской стене и к высокой башне, надстроенной Ефимовым до высоты 38 м. Именно эту башню краеведы XIX века ошибочно назвали «Кукуй», не разобравшись в описях Воеводского двора 1745 года. На самом деле «кукуевскими воротами» назывались Водяные ворота у Софийской звонницы, украшенные снаружи иконой в деревянном киоте («кокошнике», «кокуе» – по В. И. Далю). «Кукуем» на Руси называли и прорубь во льду в форме креста, которую устраивали на праздник Крещения Господня. Есть на Новгородчине и деревни с названием Кукуй, да и Кокуевская слобода в Москве аналогична этому названию.
Тем не менее, название «Кукуй» привязалось к самой высокой башне нашего Кремля, да и обоснование этого быстро нашлось: оказывается, у голландцев есть слово «кийкен», что означает «смотреть», а при Петре I на Руси было полно голландцев.
И всё-таки правильно смотреть не на Запад, а в словари родного языка и называть нашу башню «каланчой», поскольку она служила уже не в военных, а в противопожарных и полицейских целях, ведь на самом верху находилась «осмотрительная всего города палата».
Помимо Больших палат и башни «не Кукуй» на территории Воеводского двора находились главные ворота с оградой и каменной восьмиугольной башней (раскопана М. Х. Алешковским в 1956 г.). Несколько жилых помещений и поварня находились между Палатами и Покровской башней, так что традиция приготовления пищи в этой башне имеет более 300 лет, что добавляет репутации традиционного заведения ресторану «Детинец». Значительную часть пространства двора занимал сад с плодовыми деревьями, а также деревянные постройки хозяйственного назначения: конюшни, дровяные сараи, туалеты – «нужные чуланы».
Историю Воеводского двора, исчезнувшего уже в середине XVIII века, в 1950-х годах раскрыл в архивах Москвы и восстановил для нас автор проекта реставрации Кремля архитектор-реставратор А. В. Воробьёв. По его заключению, возведение Воеводского двора и переустройство Пречистенской башни, выходившей на Волхов, окончательно превратили кремль «из крепости в гражданский центр города».

ЕВРОПЕЙСКИЙ МУЗЕЙ ГАНЗЫ

Проходившее в прошедшую субботу знакомство Ганзейской комиссии с нашим городом накануне XXIX Ганзейских дней подарило нам ещё одну блестящую возможность вспомнить об исторической роли Новгорода в формировании современной европейской экономики и культуры. Архитектор-дизайнер Мартина Айсман из Гамбурга и сотрудник городского архива Любека Рольф Хаммел-Кисов выступили перед членами комиссии в Великом Новгороде с готовым к реализации проектом строительства в Любеке нового Европейского музея Ганзы.
Идея музея, по замыслу создателей, должна стать культурным проектом, объединяющим в совместной деятельности более 100 городов Новой Ганзы, до сих пор ищущих такой проект. Пока же наиболее удачным примером сотрудничества остаётся реставрация в 1990-х годах Никольского собора в Новгороде, в которую ганзейские партнёры вложили 800 тысяч долларов.
По словам авторов идеи, от четверти до трети экспозиции Музея Ганзы должно быть посвящено Ганзейской конторе в Новгороде, которая была одним из наиболее успешных торговых предприятий всей корпорации. Наши пушные богатства, мёд, воск, пенька и другие предметы экспорта в Европу во многом обеспечивали экономический успех Ганзы, являющейся прообразом Евросоюза. Вот только с экспонатами для нового музея есть загвоздка – маловато их в Германии. Несколько резных изображений и картин, что-то из предметов торгового обмена, а хочется размаха – архитектурных построек и широкой экспозиции новгородско-ганзейского быта.
Что же может предложить новому Ганзейскому музею новгородская сторона? Этот вопрос отдельно обсуждался с представителями Музея-заповедника и Археологического центра. В принципе, вполне возможной выглядит перспектива передачи немецкой стороне нескольких деревянных конструкций, которые десятками вскрываются на новгородских раскопках каждое лето. Вот только их консервация и транспортировка дело недешёвое, и здесь немцам придётся раскошелиться. Одним из вариантов комплектования экспозиции может стать закупка в наших антикварных магазинах бытовых археологических предметов, разными путями попадающих на этот рынок.
Кстати, с финансированием нового музея немцы даже в условиях кризиса проблем не испытывают. Около 60 процентов необходимых на строительство музея и экспозиции средств они уже собрали и даже дату открытия определили: 2012 год.
Осмотрели коллеги из Германии и наиболее примечательные для них места Готского и Немецкого дворов в Новгороде. Вот уж где поистине Клондайк для раскрытия темы Ганзейской торговли с Востоком! Но… на одном дворе по-прежнему «красуется» примитивное здание гостиницы «Россия» в соседстве с безобразным недостроем-набережной. Что же касается Немецкого двора, то со следующего года по соседству с ним начнутся первые крупные раскопки Славенского конца, сулящие небывалые открытия, ведь мощность культурного слоя здесь более 9-ти метров. Так может и до раскопок Ганзейского двора дело дойдёт? Вот уж тогда проблем с экспонатами точно не было бы! Во всяком случае, такое предложение немецкой стороне сделано. Они обещали подумать, то есть, скорее всего, посчитать.

К началу

На первую страницу