Годы 1500 – 1506. От Ивана к Василию

Скрылось за поворотом нашего пути к 1150-летию Великого Новгорода очередное столетие новгородской истории. XV век подарил нам последние вести о достижениях свободного Новгорода, обессмертившего себя существованием вечевой республики. Новгородская республика жила более 300 лет, что до сих пор поражает воображение устойчивостью и эффективностью форм управления городом и их непрерывным совершенствованием.

Благодаря опыту новгородцев можно признать беспочвенными любые рассуждения о врождённой приверженности русских авторитарным формам правления. «Помните о Новгороде» – так должно быть написано на щите тех, кто защищал и защищает традицию демократических начал российской государственности, от Радищева до идеологов «новой России».

Начавшийся в 1478 году процесс включения Новгорода в состав Московской Руси оказался крайне болезненным для новгородцев и одновременно стал большим искушением властью для правителей «Третьего Рима». Править таким огромным государством оказалось не просто трудно – потребовалась коренная ломка старинных отношений внутри великокняжеской семьи.

В октябре 1503 года умирает великий князь Иван III, который до последнего момента не мог определиться с наследником огромного царства. Его последняя попытка примириться с обиженными сыном Василием и внуком Дмитрием, получившими одинаковые права на престол, так и осталась курьёзом. В завещании Ивана III все его сыновья получили в управление уделы, вот только старшему Василию досталось 66 городов, а трём остальным 30 на всех.

ВОРОТА, ОТКРЫТЫЕ ДЛЯ БЕДЫ

Первые годы XVI столетия внесли много нового в повседневную жизнь города на Волхове. Уже в 1502 году начинается кардинальная реконструкция внешних укреплений города. Как сообщает летопись, каменные стрельницы-башни в проезде каждой улицы сквозь вал были разломаны, а поверх их древних оснований сооружены новые деревянные башни. Так требовало развитие осадного искусства в условиях непрерывно совершенствовавшегося огнестрельного оружия. Мощные пушки легко пробивали или разрушали ядрами каменные преграды, а вот срубные стены, засыпанные землёй, оказывались для них менее уязвимыми.

За два года работы на валу Окольного города были закончены, причём для участия в них были согнаны крестьяне из окрестных земель. После завершения строительства возле каждой башни была выставлена стража, а городские ворота стали замыкать на ночь. Так горожан начали приучать к непривычной отчуждённости Новгорода от своей округи. Получается, что его не столько укрепили, сколько «обложили», на всякий случай…

А случаи могли быть разные. Как раз в это время в лучших средневековых традициях начали действовать противники «лихой ереси жидовствующих». В 1504 году новый царь Василий Иванович повелел: «лихих смертною казню казнити; и сожгоша в клетке диака Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова… а Некрасу Рукавову повелеша язык урезати и в Новегороде в Великом сожгоша его. И тое же зимы архимандрита Касияна юрьевского сожгоша, и его брата, иных много еретиков сожгоша, а иных в заточение разослаша, а иных по манастырем».

Запуганные двумя десятилетиями репрессий, а потому притихшие новгородцы смиренно ожидали дальнейших несчастий. Как говорится, пришла беда… Похоже, что ворота и вправду отворились. Во всяком случае, так рассказывает знаменитое «Видение хутынского пономаря Тарасия», входящее в состав «Жития Варлаама Хутынского».

В сказании говорится о пономаре Хутынского монастыря Тарасии. Сама по себе должность пономаря скромная: это церковнослужитель низшего чина, в обязанность которого входило прислуживать в церкви при исполнении различных церковных треб: он зажигал свечи, приготавливал кадила, звонил в колокола. О таких говорили: «Пономари близко святости трутся, а во святых нет их».

Пономарь Тарасий ночью готовил свечи для утреннего богослужения в хутынском храме Преображения, рядом с мощами преподобного Варлаама. Вдруг свечи над гробом святого зажглись сами собой, затрещали лампады у икон, и даже кадило стало дымиться, распространяя чудное благовоние. Поднялся из своего гроба преподобный Варлаам, вышел на середину храма и начал молиться. Перепуганный Тарасий пал перед святым на колени. «Дерзай, не бойся», – сказал Варлаам и отправил его на церковную крышу осмотреться, что творится в Новгороде.

Поднявшись на церковь, Тарасий остолбенел: волны Ильменя поднялись стеной и грозили затопить Новгород. Тарасий поведал о видении преподобному, и тот затянул трёхчасовую молитву во спасение города от наводнения. После этого Тарасий ещё дважды поднимался на храм, наблюдая страшные пророческие сцены. Всё происходившее ему объяснил Варлаам: город ожидало моровое поветрие, а через три года после него будет гибельный пожар на Торговой стороне.

После такой беспокойной ночи святой вернулся в свою гробницу, а свечи и лампады угасли сами собой. Этот сюжет, явно родившийся вдогонку самим событиям, стал основой для многочисленных икон. На сегодняшний день известно 7 икон XVII–XVIII веков, передающих графическое описание «Хутынского чуда». Одна из них находится в экспозиции Новгородского музея, потрясая нас очень живой передачей священного ужаса, охватившего новгородцев в годину испытаний огнём, чумой и тысячами смертей.

В 1506—1508 гг. в городе действительно свирепствовала моровая язва. Вот что пишет об этом новгородский летописец: «При великом князе Василье Ивановиче всея Руси и при архиепископ новгородцком, владыце Серапионе, бысть въ Новегороде мор велми велик железою, паде же и людеи безсчислено, и того бысть по три осени. Последнюю же осень, лета 7016 (1508), паде людей, мала и велика, мужеска полу и женьска, 15000 душь и 400 без четырех голов».

В том же 1508 году в Новгороде произошел пожар, про который летописец пишет, что такого страшного пожара еще никогда не бывало. Называя число сгоревших — 2314, летописец добавляет: «утопших же и згоревших в пепел число Бог весть, а горело день да нощь да на завтрее до полуден».

Похоже, оба жутких события слились в сознании новгородцев в единое бедствие и послужили основой легенды о видении пономаря Тарасия. Академик Дмитрий Лихачёв убедительно соотносит время возникновения рассказа о видении хутынского пономаря с постройкой в монастыре в 1515 г. нового храма. Спасо-Преображенский собор в Хутыни стал самым высоким из новгородских церквей. Это был один из немногих поздних новгородских храмов, имевших внутренний ход на кровлю. Именно с неё открывался единственный и неповторимый вид на Новгород: город расстилался на юг от собора, был виден во всех своих деталях, а за городом, как бы нависая над ним, на самом горизонте стояло казавшееся выпуклым Ильмень-озеро. Открывавшаяся с крыши Хутынского собора панорама могла быть поводом к созданию легенды.

«ШТИ С МАСЛОМ, ДА МАСЛЯНЫЕ БЛИНЫ»

Присоединение обширных новгородских земель к Московскому княжеству стало одним из толчков к активизации монастырской жизни на Русском Севере. Колонизация этих мест в XII–XIII веках происходила за счёт постепенного продвижения промысловых артелей, искавших богатые пушниной и рыбой угодья. Следом за промысловиками здесь стали появляться монахи, которые основывали свои обители как крепкие хозяйства, державшиеся за счёт неустанного труда братии. «Тружахуся постом и молитвами купно же и ручным делом, иногда же землю копаху мотыгами, иногда же древеса на устои монастыря заготовляху и воду от моря черпаху», – так описывает жизнь первых монахов житийная литература.

Именно на эти монашеские коллективы опирался на рубеже XV–XVI веков великий князь Иван III в укреплении своего влияния на бескрайних северных просторах. Новая московская власть была заинтересована не только в монахах-миссионерах, но и в существовании в новгородских пределах крепких монастырских хозяйств, одновременно являвшихся защитниками обширных территорий. Именно поэтому многие монастыри оказались под прямым покровительством московских князей.

Образцом такого партнёра столичных властей был Соловецкий монастырь, основанный ещё в «новгородское время», в 1420-е годы. Древнее житие Соловецких преподобных рассказывает о том, что при устье реки Выга, на месте, называемом Сороки, жил старец по имени Герман, который прежде бывал на Белом море и знал Соловки, куда жители поморья приезжали летом ловить рыбу. К этому старцу, после многих лет его уединенной жизни, прибыл другой старец – Савватий. Сообща старцы и решили основать новый монастырь.

Место они выбрали крайне удачное: Соловецкий архипелаг состоит из шести крупных островов, не считая множества мелких. Самый большой остров имеет 25 км в длину и 16 в ширину. Несмотря на близость к Полярному кругу, климат здесь сравнительно мягкий. Растительный и животный мир разнообразен, в изобилии водятся грибы и ягоды. Подарком давно растаявшего ледника является около 500 пресноводных озер с прекрасной питьевой водой и большим запасом рыбы.

От новгородского периода истории Соловецкого монастыря не осталось архитектурных памятников. Зато монастырь богат постройками времён другого подвижника – Филиппа (Колычева), принявшего во времена Ивана Грозного мученическую смерть в звании митрополита Московского.

Летописец с гордостью сообщает о росте монашеского благосостояния при игумене Филиппе: «…прибыли шти (щи – С.А.) с маслом, да масляные приспели разные блины…» Для облегчения труда были внедрены различные технические новшества – механическая подача зерна на сушку, разлив сваренного кваса по бочкам.

В XVI веке в монастыре разворачивается каменное строительство. От тех времён сохранились Трапезный комплекс и центральный монастырский собор Преображения Господня. Для обеспечения стройматериалами на острове был создан даже кирпичный завод. При Колычеве были проведены основные дороги на Большом Соловецком острове, 52 озера соединены каналами, введены многие технические усовершенствования. И всё же эти достижения соловецких монахов не спасли монастырь: его репутация оказалась надолго испорчена в советские времена размещением здесь в 1920-30-х годах СЛОНа –соловецкого лагеря особого назначения…

ОБЛОЖЕН БЫСТЬ ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД

1502 г. – «Обложен бысть Великыи Новгород болшии по обема странами Волхова около, а пригон бысть крестианом Новгородцкой отчины» (Новгородская четвёртая летопись).

1505 г. – «И прииде к пономарю Тарасию сам Варлаам чюдотворец и глагола ему: «Брате Тарасие, хощет Господь Бог погубити Великий Новъград. Взыди, брате, на самый верх церковный и узриши пагубу Великому Нову-граду, что хощет ему Господь Бог сотворити» (Видение Хутынского пономаря Тарасия).

Годы 1507 – 1513. За 500 лет до юбилея

К празднику города наши «Седмицы» преодолели ещё одну знаменательную веху, ведь в этом номере мы расскажем о событиях, происходивших в Великом Новгороде за 500 лет до празднования его 1150-летия в 2009 году. Эти годы отмечены в истории Новгорода cменой многих признаков городской жизни: появляются новые типы храмов и образцы икон, меняется стиль и содержание летописания, по-новому сооружаются даже уличные мостовые. Спустя 30 лет после присоединения к Москве город постепенно обретает новую культуру, не только материальную, но и духовную. Этот процесс, крайне болезненный и трагический вначале, уже в 1510-е годы вошёл в фазу умиротворения. Новое население города стало привыкать к жизни на берегах Волхова, а коренные новгородцы свыклись с тем, что рядом с ними живут (и живут по-своему!) выходцы из московских земель. В очередной раз в великом городе начался сплав различных нравов и традиций. Как точно подметила наша землячка, историк Элиса Гордиенко: «В медленно пробуждавшемся новгородском обществе москвичи оказались его главным образующим двигателем. Они принесли с собой энергию преобразования жизни, предопределили возрождение самостоятельной новгородской культуры XVI в.»

ЖЁНЫ МИРОНОСИЦЫ

В 1510 году на Ярославовом дворище появился храм-символ примирения старых и новых новгородцев. Заказчиком церкви Жён Мироносиц выступил Иван Сырков — родоначальник крупнейшей династии московских купцов, обосновавшихся в Новгороде. Очевидно, двор Сырковых находился где-то неподалёку.

Храм, посвящённый Мироносицам, представляет собой совершенно новое явление в новгородской архитектуре. Он имеет три этажа, причём два нижних использовались Сырковыми для складирования своего добра. В верхнем ярусе разместились сразу три храма — главный и два придельных.

В 1536 году именно в церкви Жен Мироносиц появился первый в городе теплый придел; раньше подобное было известно только в монастырских церквях.

В облике этой замечательной церкви причудливо соединились черты московского и новгородского зодчества. Усложнённая композиция основного объёма, наличие галерей, трапезной, а также три высокие апсиды и некоторые элементы декора говорят об особенностях вкуса заказчика-москвича. А вот массивность церкви, особенности размещения щипцов на фасадах, а главное, традиционная сдвоенная звонница на западном фасаде — свидетельство работы новгородских мастеров.

МОСКОВСКИЕ ВЕРБЛЮДЫ И БОБРОВСКАЯ РАЗМЕТКА

Воцарившийся на московском престоле Василий III уже в начале своего правления проявил воинственный нрав и начал досаждать соседям военными действиями. Правда, не слишком успешными: в 1506 году неудачей закончилась попытка захватить Казань, а в 1507 году против Москвы объединились Литва и Крымское ханство и сорвали экспансионистские планы Василия.

Тогда московский великий князь обратился к ближнему «зарубежью». В 1510 году он покоряет Псков. До этого времени псковичи номинально входили в состав Московской Руси и содержали у себя московского наместника. Ещё при Иване III псковичи робко попросили у великого князя, чтобы он дал им своего архиепископа, мол, не век же новгородскому владыке подчиняться.

Иван Васильевич долго тянул с ответом, а затем, посоветовавшись с русскими епископами, всё же отказал псковичам в собственном епископе, ссылаясь на старину: «И князь великии подумав со отцом митрополитом Феодосием, что не мощно быти во Пскове владыки, зане же искони не бывал, а не стол во Пскове, и подариша посла верблюдом». Трудно даже представить эмоции псковичей, увидевших с городских стен возвращавшееся из Москвы посольство с двугорбым «подарком» вместо епископа!

А в 1510 году пришла пора совсем унять республиканский Псков. Повод был найден с лёгкостью: псковские посадники начали жаловаться на московского наместника. В ответ Василий III сам прибыл во Псков и распорядился окончательно: вечевой колокол снять, вече распустить, а 300 наиболее влиятельных жителей – бояр и купцов – выслать с семьями в московские земли. Знакомая история?

Тем временем в Новгороде продолжала налаживаться новая жизнь. Ещё в 1503 году за город были высланы все ремесленники, имевшие дело с огнём и печами: хлебники, калачники, кузнецы. С тех пор вокруг вала Окольного города начали расти заполья или слободы.

В 1508 году в город прибыл московский боярин Василий Бобр. Ему было поручено привести городское хозяйство в соответствие с московскими нормами благоустройства. После отбушевавшего пожара эта задача была максимально облегчена. Василий Бобр начал по-новому размечать улицы: шириной они должны были быть не меньше 4 сажен (около 8 метров), а в конце каждой улицы полагалось установить деревянные решётки, чтобы город запирался на ночь. Переделке подверглись и торговые ряды, и крупные усадьбы: их надлежало отодвинуть на 40 саженей от городских стен.

В 1509 году, в ожидании прибытия великого князя, на Волхове построили новый Великий мост взамен сгоревшего. А уже на следующий год в приведённом в порядок городе возобновляется храмовое строительство.

«НАЧАША ПЛАКАТИ ПО СВОЕЙ СТАРИНЕ»

1508 г. – «Того же лета прислал князь великии Василеи Иванович своего боярина Бобра, велел ему урядити в Новегороде торги, ряды, и улици розмерити по Московскии» (Новгородская четвёртая летопись).

1510 г. – «Месяца генваря в 13, на память святых мученик Ермолы и Страстоника, спустиша вечнои колокол святыя живоначальныя Троица, и начаша псковичи, на колокол смотря, плакати по своеи старине и по своеи воли, и повезоша его на Снетогорскои двор к Ивану Богослову, где нонма наместнич двор; тоя же нощи повезоша Третьяк вечнои колокол к великому князю в Новгород» (Псковская первая летопись по Погодинскому списку).

Годы 1514 – 1520. Третьеримская империя

Одно из самых «тёмных» десятилетий новгородской истории – 1510–1520 годы, поскольку информация о жизни города в эту пору в русских источниках исключительно бедна.
На этом фоне контрастом выглядят сообщения иностранных путешественников, которые начинают всё больше интересоваться Россией и стараются развлечь европейскую публику рассказами о местных нравах.

Где-то между 1514 и 1521 годами монах псковского Елиазарова монастыря Филофей обратился к московскому великому князю с весьма важным посланием. Исповедуя тезис об установленном Богом единстве христианского мира, Филофей пытался доказать царю Василию, что первым мировым центром был Рим, за ним Рим новый – Константинополь, а на смену им пришёл третий Рим – Москва. Именно с тех пор стала модной цитата из Филофея: «Два Рима падоша (пали – С.А.), а третий стоит, а четвёртого не бывать».

ЕВРОПЕЙСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР О РУССИИ

Новая национальная идея «Москва – третий Рим» пролила бальзам на душу Василия Иоанновича III. По мнению петербургского историка Руслана Скрынникова: «Русскому двору импонировали рассуждения об исключительной исторической миссии Москвы». Несмотря на полутысячелетнюю зависимость от византийского патриарха, московские иерархи после турецкого завоевания Константинополя с лёгкостью обвинили греческую церковь в отходе от православия, то есть ортодоксальности.

По наблюдениям других историков русского православия, в частности П. Паскаля и В. Водова, именно в первой четверти XVI века «русское христианство» стало приобретать ярко выраженный национальный характер. На этом фоне особенно показательными становились архаичные черты монашеской жизни на Руси и множество погрешностей в старославянских переводах богослужебных книг. Робкие попытки учёных греков начать реформирование Русской православной церкви для оздоровления общей ситуации в автократическом государстве натолкнулись на яростное сопротивление близких к Василию III ортодоксов.

В целом политические процессы на Руси начали приводить к системным сбоям. В 1518 году до царя дошли слухи о злоупотреблениях новгородских наместников. Эти люди управляли 30-тысячным городом от имени царя и правили «дела судебные и земские» на своё усмотрение. Частая смена наместников (с 1478 по 1572 гг. их сменилось около 100!) приводила к усилению их желания поживиться за счёт горожан.

Чтобы хоть как-то отрегулировать ситуацию, Василий III реформировал судебную систему. Теперь высшей судебной инстанцией Новгорода стал совместный суд наместника и купеческого старосты, а в низовые суды, наряду с тиунами, были введены четыре выборных целовальника из «лучших людей». Ротация «лучших людей» происходила каждый месяц.

Первым купеческим старостой, занявшим судебное кресло рядом с наместником, стал Василий Никитич Тараканов – представитель одной из богатейших купеческих семей, поселившейся в Новгороде уже в московское время.

В 1517 и 1526 году Россию посетил барон Сигизмунд Герберштейн, известный в Европе дипломат. Он оставил уникальное по подробности, достоверности и полноте описание «Московии». Оно вышло в свет уже в 1549 году, с приложениями карты «Московии» работы известного венского гравера А. Хиршфогеля. Европейские картографы XVI – XVII вв. неоднократно использовали заимствованные из нее изображения Поморья, Северного Урала и примыкающих к нему с востока земель Сибири.

Значительное место в своей книге Герберштейн отводит Новгороду, который он называет третьим по величине городом Московской Руси. В рассказах венского дипломата содержатся замечательные описания событий новгородской истории от седой древности (почитание Перуна, война новгородцев с холопами в X веке) до событий недавнего прошлого. Именно он одним из первых назвал политическое устройство древнего Новгорода республикой, а также сообщил что Иван III вывез из города 300 повозок, гружённых золотом, серебром и драгоценными камнями.

Практически сразу после выхода в 1549 г. в свет первого издания «Записок о Московии» книга стала в Европе своеобразным бестселлером. Только до конца XVI в. «Записки о Московии» были перепечатаны на разных языках и в разных странах двадцать раз. Особую популярность книге принесли иллюстрации – гравюры с изображением московского великого князя Василия III, плана Москвы и упоминавшейся выше карты «Московии», русских саней и лыжников, вооруженной дворянской конницы и т. п.

«Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна были известны и в России. Экземпляр книги имелся в библиотеке Посольского приказа XVII в., а в середине XVIII в. был выполнен первый перевод ее на русский язык, первое же полное русское издание появилось в 1832 г.

СОБОР НА ХУТЫНИ

Хутынский монастырь расположен примерно в 8 км от Новгорода вниз по течению Волхова. Архидиакон Павел Аллепский, сопровождавший в середине XVII века антиохийского патриарха Макария в его путешествии по России, так описывает свои впечатления о Хутынской обители: «Это монастырь очень большой, красивый, радующий души, высокий, в прекрасном местоположении на возвышении, при реке, которая течет перед ним и которая глубже и шире египетского Нила… монастырь весьма богат: в этой стороне нет монастыря, который мог бы сравниться с ним обилием богатств и угодий, ибо ему принадлежит более 2000 семейств землевладельцев и вокруг него большое селение с большой площадью. Здание монастыря огромно. В нем свыше 100 монахов…»

История монастыря началась ещё в XII веке. Его основатель боярин Алекса Михалкович, а впоследствии старец Варлаам, облюбовал это место сначала для пустынножительства, а затем и для монастыря. В 1192 году, в 7000-й год от Сотворения Мира и за год до смерти, чернец Варлаам построил первую церковь во имя Спасо-Преображения и стал во главе собравшихся иноков, избравших его игуменом.

От времён Варлаама в монастыре не сохранилась ни одна постройка. Зато в 1515 году великий князь Василий III повелел возвести здесь монументальный Спасский собор, не уступавший размерами московским соборам и дошедший до наших дней. Собор сложен из кирпича на известковом растворе.

В архитектурном отношении Спасо-Преображенский собор представляет собой огромный шестистолпный храм, увенчанный пятиглавием. Все основные элементы, включая расстановку столбов, лопатки на фасадах и традиционные закомары, напоминают новгородские памятники домонгольского зодчества.

На фоне традиционных для Новгорода архитектурных приемов особенно выделяются новшества – конструктивные, декоративные и технические. Наряду с ярусной разбивкой фасадов необычными выглядят арки, несущие центральный барабан выше примыкающих к ним сводов, что не характерно для новгородского зодчества.

В системе перекрытий наряду с коробовыми применены крестовые своды — комбинация, свойственная московскому строительству конца XV – начала XVI века. Внутренние западные углы храма имеют двойной уступ, усиливающий стены в местах их сопряжения. Этот прием, весьма популярный среди зодчих итальянского Возрождения, использовал Аристотель Фиорованти в Успенском соборе в Москве.

Не по-новгородски выглядят порталы собора, из которых сохранились только западный и северный. Западный портал, обрамляющий главный вход, по своей структуре и формам также имеет сходство с порталами московского Успенского собора.

На протяжении почти 500 лет своей истории храм неодно-кратно подвергался поновлениям, разнохарактерные пристройки исказили его первоначальный облик.

После Великой Отечественной войны собор и весь монастырь долгое время оставались в руинах, так как были признаны Государственной комиссией не подлежащими восстановлению. Лишь с начала 1980-х годов здесь начались восстановительно-реставрационные работы, а уже летом 1993 года храм был освящён и вновь открылся для молитвы и поклонения мощам преподобного Варлаама.

БОЛЬШЕ, ЧЕМ РИМ

«По обширности Новгород намного больше, чем Рим, так как Рим в окружности имеет тридцать две италийских мили, что составляет шесть миль германских с остатком в две италийских мили. Новгород же имеет целых семь миль, то есть 35 италийских. Здания в Новгороде деревянные, а в Риме каменные…

Купцы там были, да и до сих пор есть богатейшие, при том настолько, что у каждого близ столовой есть кранц, то есть хранилище со сводом (подвал), в который бросают без счёта золото, серебро и драгоценные камни…

В Новгороде есть замок, называемый Децен. В нём находится главная церковь Святой Софии… Крыта она блестящими золотыми пластинками». (Матвей Меховский. «Трактат о двух Сарматиях». Польша, 1517 г.)

«…Новгород Великий – самое большое княжество во всей Руссии, на их родном языке он называется Новым городом… ибо всё, что окружено стеной, укреплено тыном или другим способом огорожено, они называют gorod… Некогда, во время процветания этого города, когда он был независим, обширнейшие его земли делились на пять частей; каждая из них обращалась со всеми общественными и частными делами только к установленному и полномочному в этой части магистрату, но и заключать какие бы то ни было сделки и беспрепятственно вершить дела с другими своими гражданами могла исключительно в своей части города, и никому не было позволено в каком бы то ни было деле жаловаться какому-либо начальству этого города…

В это время здесь было величайшее торжище всей Руссии, так как туда стекалось отовсюду – из Литвы, Швеции, Дании и из самой Германии – огромное число купцов, и от столь многолюдного стечения разных народов граждане умножили свои богатства и достатки…» (Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. 1549 г.).

Годы 1521 – 1527. От Борецких к Таракановым

Большие перемены в истории всегда подготавливаются малыми, порой незаметными событиями. Не является исключением и история Новгорода в XVI веке, когда обновлённое население города, само того не осознавая, постепенно стало вживаться в образ древнего свободного города. Новые храмы и купеческие дома в своих формах и архитектурных деталях стали приноравливаться к старинным новгородским церквям и усадьбам коренных новгородцев. Но не только в архитектуре Новгорода XVI века проявились признаки гармонии с прошлым. Постепенно обрели новгородский норов и московские «гости-сурожане», которым было позволено держать лавки на Великом или Сурожском ряду новгородского Торга. Никита Тараканов с сыновьями Владимиром и Василием, Фома и Гавриил Саларевы, Иван Сырков, Фёдор Боровитинов, купеческие семьи Ямских, Корюковых. Дворы этих богатых гостей находились на Торговой стороне, а их потомки во втором и третьем поколениях уже считали себя коренными новгородцами. Начиналась новая история Нового города…

ТО ЛИ ДОМ, ТО ЛИ СКЛАД

Среди старинных построек Великого Новгорода есть одна руина, неизменно привлекающая к себе внимание прохожих. Если вы когда-нибудь проходили по Рогатице улице (быв. Большевиков) от Большой Московской в направлении к валу, то во дворе первых же домов по правой стороне улицы должны были заметить громаду бесформенного кирпичного здания. Уже в начале XIX века остатки этого строения новгородцы называли «домом Марфы-посадницы», тем самым не только награждая старинное здание статусом памятника, но и создавая вокруг него романтический ореол резиденции последних защитников новгородской свободы: вдовы посадника Исака Борецкого Марфы и её сыновей.

Причём, к середине XIX века городская молва уже соединила дома Марфы Посадницы на Софийской и Торговой сторонах подземным ходом. Этому способствовало то, что при раскопках 1863 года здесь были найдены подвалы и заглублённые в землю оконные или дверные проёмы, названные «подземными ходами». Тогда здание на поверхности земли выглядело ещё вполне прилично и было зарисовано проезжавшим через Новгород в 1837 г. И. Нероновым.

В 1971 году Новгородская археологическая экспедиция под руководством В. Л. Янина провела в этой части города небольшие раскопки. Выяснилось, что на значительной глубине в земле сохраняются стены и фундаменты кирпичной постройки, явно составлявшей единое здание с сохранившейся руиной. По некоторым признакам (размеры кирпича, особенности планировки здания и стратиграфии раскопок) археологи сделали вывод, что т. н. «дом Марфы-посадницы» является постройкой XVI века. Более того, тщательный анализ писцовых описаний Новгорода, предпринятый В. Л. Яниным, показал, что кирпичные руины находятся на территории двора московских гостей Таракановых.

Таракановы очень быстро стали влиятельной и успешной торговой династией Новгорода, охотно вкладывавшей средства в городское благоустройство и храмовое строительство. В 1519 году Василий Никитич Тараканов стал целовальником для участия в совместном суде с наместником великого князя. На следующий год он построил стоящую неподалёку от Рогатицы церковь Климента.

Интересующий нас дом указан на официальных чертежах города XVIII века как «Петровский кружечный двор». Питейное заведение на месте двора Таракановых возникло после опричного разгрома Новгорода Иваном Грозным в 1570-м году. После этого страшного разорения писцовые книги указывают: «двор пуст Ондреевской Тороканова: хором на нём нет, одна палата камена; длина сорок сажен, поперег девять сажен». Со временем пустующее здание было прибрано к рукам предприимчивыми кабатчиками, заполонившими город в XVII веке.

Описывая эту сложную, но очень новгородскую историю, Валентин Янин резюмирует: «Никакого отношения к Марфе Борецкой этот дом не имеет, и поэты, некогда «вздыхавшие на обломках дома мнимой героини», вздыхали в действительности на вполне прозаических развалинах бывшего винного склада».

Торговая и строительная активность нового новгородского купечества развивалась на фоне постепенно усиливающегося влияния поместного дворянства. Эта опора царской власти особенно быстро росла на новгородских землях: уже в начале XVI века здесь насчитывалось 1400 детей боярских.

Формирование этого военно-служилого сословия положило начало кардинальному расхождению с западным миром, где набирали обороты «капиталистые» бюргеры, со временем ставшие опорой демократических систем. Начавшийся этап церковной Реформации также обошёл стороной православную Русь, сохранявшую в неизменном виде церковную систему, всё больше подпадавшую в зависимость от единодержавной власти московского царя.

Новгород и в этой ситуации оказался стоящим на двух краях расширяющейся пропасти между Европой и Русью. Перескакивать на какую-либо сторону станет поздно уже очень скоро…

КЛИМЕНТ НА ИВОРОВЕ

Попытки вернуть Россию как оплот православия в лоно единой христианской церкви не прекращались и после неудачной Флорентийской унии. В 1519 году папа римский передал Василию III предложение принять титул царя и присоединиться со всей Русской землёй к унии, обретавшей в ту пору характер антитурецкого союза.

Василий III, пытавшийся маневрировать между Европой и Османской Портой, отклонил папское предложение. Более того, именно в 1520-е годы в Москве начинается постепенное изживание из местного мирка учёных греков и итальянцев, которые явно симпатизировали идеям Реформации, зашагавшей по Европе.

Тем не менее, в Московии отчасти сохранялся пиетет перед папством как одним из древнейших институтов христианского мира. В Новгороде отражением этого отношения стало строительство каменного храма, посвящённого римскому папе Клименту I.

Климент относится к числу семидесяти христианских апостолов; кроме того, он был четвёртым епископом Рима. Историк Тертуллиан сообщает, что Климент Римский был посвящён в сан святым Петром. Клименту приписывается авторство послания, направленного римской христианской общиной церкви-побратиму в Коринфе (Греция). В III–IV веках большинство христианских авторов рассматривало послание как каноническую часть Нового завета.

Вероятно, неизменные торговые связи Новгорода с «папским» Западом повлияли на решение московского гостя Василия Тараканова обновить на Иворове улице каменную церковь, посвящённую Клименту Римскому. Церковь стояла на этом месте с 1386 года, но рухнула в 1517 году.

По формам и планировке новый храм Климента существенно отличался от церкви Жён Мироносиц, десятилетием раньше построенной московскими купцами на Торгу. Климентовская церковь больше походила на традиционный для Новгорода тип храма: четырёхстолпный, одноглавый, с одной апсидой и двумя приделами на хорах. При этом нижний этаж становится обязательной частью храма и используется в хозяйственных целях.

Многие элементы декора на фасадах церкви перекликаются с находящимся рядом храмом Дмитрия Солунского. Особенно наглядно это проявляется в кирпичных бегунках на главках и апсидах обеих церквей, до сих пор стоящих на Большой Московской улице напротив бывшего завода «Планета». Вот только используются они из рук вон плохо: церковь Дмитрия по-прежнему дожидается очереди на реставрацию, а в церкви Климента нижний этаж занят овощехранилищем. На втором этаже храма многие годы с переменным успехом пытаются обосноваться различные художественные артели. Превратить же церковь в очаг религии или культуры трудно, потому что: отопления нет, водопровода нет, канализации нет…

В общем, как в XVI веке Москва и Рим не смогли создать унию, так в XXI веке наше государство никак не может заключить союз с собственным культурным наследием, с тем чтобы использовать ценнейшие памятники в духовном просвещении своего народа. Хорошо хоть, что исследования и проект реставрации храма, выполненные архитектором Тамарой Гладенко в 1955 году, позволяют нам любоваться редкими формами новгородской архитектуры XVI века снаружи храма.

«ПО БОЖИЮ СТРОЕНИЮ»

1521 г. – «Бысть пожар в Великом Новегороде на Торговои стороне, во Плотинском конце: загорелося по Ильине дни, не за много у Бориса и Глеба, на Заполскои улице, и Оловянка выгоре, и святая мученица Еуфимия храм огоре, и манастырь весь выгоре …»

1522 г. – «Прислал государь князь великии Василеи Иванович всея Руси дворецкому Ивану Костянтиновичю и дияком Новгородцким, повеле поставити церковь, понеже тогда поветрие бысть во Пскове велико; и поставиша церковь древяну Покров святеи Богородици в каменом городе единым днем, но всего града народом».

1525 г. – «По Божию строению бысть в Великом Новегороде, на второи недели по Пасце иде вода в Волхове (вспять – С.А.), не ветром ни бурею, но повелением творца своего Бога, иде днеи 9, а на десятыи возвратися пакы и поиде по своему подобию».

(Новгородская четвёртая летопись).

Годы 1528 – 1534. На одном основании

В первой трети XVI века Московское царство окончательно стало многонациональной державой, на территории которой мирно уживались русские, карелы, коми, ханты, манси, мордва, удмурты, татары, башкиры. Население страны в это время оценивается в пределах 7–9 миллионов человек.

Экономический рост России определялся укреплением городов за счёт торговли как внутри страны, так и с соседями. По-прежнему важнейшее место в торговой активности занимал Великий Новгород, остававшийся кратчайшим путём в Балтику и в Европу. В первой трети XVI столетия здесь вновь расцветает градостроительство, растут новые храмы и обновляются старые, богатеет торговый люд, а с ним и прочие горожане.

Но всё это – наследство прежних времён процветания за счёт торговли с Ганзой и республиканских порядков. Насильственная централизация страны так и не переросла в «экономическое чудо». Как констатирует петербургский историк Руслан Скрынников: «политическое объединение не было подкреплено экономическим единством обширных территорий». Именно в этой ситуации в Москве 25 августа 1530 года родился на свет будущий «тиран всея Руси» – Иван Васильевич IV.

НЕВЕЖИНА МЕЛЬНИЦА

Появление на новгородской кафедре в 1526 году архиепископа Макария знаменовало собой важные перемены в духовной жизни города и всей Новгородской земли. Владыка Макарий стал самым деятельным идеологом «новой России», стремившейся наследовать первенство в православном мире и занять равное место в кругу крупнейших христианских держав. Сказалось на атмосфере эпохи и влияние европейского Возрождения, проникавшее сквозь границы и религиозные кордоны. Видимо, не случайно записки Тюбингенского университета (Германия) в 1525 году упоминают Новгород как город, где изучаются «свободные искусства».

Проявлением расцвета творческой и технической мысли становились самые разные объекты и сооружения. Например, в 1528/29 году жившие на Торговой стороне по соседству купцы Бардовой и Нутной улиц решили построить общий храм с приделами. Объединив усилия, они придали новому храму, по выражению искусствоведа Элисы Гордиенко, вид сошедшей на землю иконы, «где так же светятся ажурные кресты и сияет колоколенка, пронизанная золотыми отблесками фона».

Сдвоенные церкви Филиппа Апостола и Николая Чудотворца на Нутной улице действительно завораживают целостностью и архитектурной стройностью ансамбля. Бережно восстановленная по проекту Н. Н. Кузьминой в конце 1970-х годов Никольская церковь выглядит не просто дополнением к Филипповской церкви, а создаёт редкий для древнерусской архитектуры образ многокупольного храма, лишённого моноцентричности. Стоящие на одном основании храмы служили ярким символом объединения московских и новгородских купцов, живших на соседних улицах и молившихся в едином пространстве сдвоенного храма.

Наряду с архитектурными шедеврами в Новгороде 1530-х годов появлялись и весьма причудливые творения инженерной мысли. Новгородские и псковские летописи сообщают, как в конце 1520-х годов к владыке Макарию пришёл «псковитин» по имени Невежа и предложил ему построить на Волхове водяную мельницу. Макарий благословил псковича и указал ему место на берегу Волхова прямо под стенами Кремля (примерно в этом месте сейчас находится пристань прогулочных теплоходов).

Невежа развернулся во всю ширь русского энтузиазма: со всех концов города и пригородных монастырей сюда стали свозить крупные камни, которыми был возведён «пруд сверх воды». Чтобы создать стремнину, вдоль берега стали загружать в воду «срубы великыи» с камнями внутри. Поверх этой плотины была устроена ограда, установлено колесо и «камень жерновныи». Тогда, как сообщает летопись, некоторые жители города стали задаваться вопросом: «Волхов наш с молоду не молол, неужели на старости начнёт молоть?»

Как вы уже догадываетесь, кончилось всё плохо. Новгородский летописец описывает процесс разрушения плотины многословно, смакуя детали: «И егда приде весна… поиде лед и нача разрушати древие и срубы, таже помалу приде вода велия… и паче разруши и рознесе и самое то место, идеже и жернов стоя, и не бысть ничего, толико мало срубов осталося да камение в воде; и повеле архиепископ в том лесу в останке конюшню срубити».

Что же касается изобретателя Невежи, то его летописец обвинил в желании «свои корван (карман – С.А.) пронырством наполнити имения». Дальнейшая участь этого нарицательного персонажа новгородско-псковской истории нам неизвестна: увидев разрушительное действие волховского ледохода и воды, он сбежал из города и «до ныне погибе».

ДИНАРСКИЙ ТИП

Одним из увлекательнейших занятий специалистов по истории человечества является воссоздание облика известных деятелей прошлого. Не обошли стороной историки и антропологи и первых русских царей и цариц. Совсем недавно на московской выставке в Биологическом музее им. Тимирязева, посвященной 100-летию автора метода пластической реконструкции, антрополога и скульптора Михаила Герасимова, миру были явлены реконструкции внешнего облика (в основном – голова с оплечьем) бабушки и матери Ивана Грозного. Вглядимся в лица этих женщин, подаривших России и Новгороду злого гения, последнего полновластного Рюриковича.

Бабушка Ивана IV Софья Палеолог приходилась племянницей последнему византийскому императору Константину XI, погибшему в 1453 году при захвате турками Константинополя. После двух десятилетий эмиграции в Ватикане в июне 1472 года царевна отбыла в Московию, чтобы стать женой великого князя Ивана III.

Софья стала участницей сложной династической борьбы за наследование русского престола. В итоге ее старший сын Василий (1479—1533) стал великим князем в обход законного наследника Ивана, чья ранняя смерть по сей день остается загадкой.

Прожив в России 30 с лишним лет, родив мужу 12 детей, Софья Палеолог так и не смогла до конца понять чужую для нее страну, ее традиции и законы. Благодаря изучению её останков стало известно, что великая княгиня была небольшого роста — не более 160 см, болела остеохондрозом и имела серьезные гормональные нарушения, обусловившие мужеподобность облика и поведения. Её греческое происхождение проявилось в Иване Грозном — он очень похож на свою царственную бабушку средиземноморским или динарским типом лица.

Матушка Ивана Грозного прожила недолго: с 1510 до 1538 года. Она была дочерью князя Василия Глинского, который вместе с братьями бежал из Литвы в Россию после неудавшегося восстания. В 1526 году Елена стала женой великого князя Василия III. После смерти мужа в 1533 году она – регентша при малолетнем сыне, будущем царе Иване Грозном.

Реконструкция внешности Елены Глинской высветила ее прибалтийский типаж. Лицо княгини отличалось мягкими чертами. Она была довольно высокого для женщин того времени роста — около 165 см и гармонично сложена. Антрополог Денис Пежемский обнаружил в ее скелете весьма редкую аномалию: шесть поясничных позвонков вместо пяти.

В годы правления Глинской построили стены и башни Китай-города в Москве, провели денежную реформу, заключили перемирие с Литвой. При царице Елене в тюрьме погибли два брата ее мужа, Андрей и Юрий, претенденты на велико-княжеский престол. Так великая княгиня пыталась защитить права своего сына Ивана. Но саму себя она защитить не смогла…

В захоронении царицы сохранились остатки её волос – рыжего, как красная медь, цвета. Останки Елены Глинской анализировала эксперт-криминалист Тамара Макаренко. Результаты получились ошеломляющими: эксперт обнаружила концентрации солей ртути, в тысячу раз превышающие норму. Такие количества организм не мог накопить постепенно, значит, Елена сразу получила огромную дозу яда, что вызвало острое отравление и стало причиной ее скорой смерти. Молодую княгиню извели с помощью солей ртути, или сулемы, — одного из наиболее распространенных в ту эпоху минеральных ядов.

Так что, генетические уроки и жизненные перспективы будущего царя Ивана Грозного были многообещающими с момента рождения. И откуда мог взяться в такой обстановке «Добрый» царь? Помните знаменитое гайдаевское «Рявкни на них!»?

«СОВЕТЫ ТИХАГО ДАТЕЛЯ»

1528 г. – «Того же лета понови пресвященныи архиепископ Макареи чюдотворную икону Знамение Пречистеи, понеже от многа лет обетшаа бе зело; он бо кузнию и монисто украси и сверши ю месяца октебря в 20 день… Игумени же, слышавше, приимше добрыи советы боголюбивого архиепископа Макария, тихаго дателя, егоже любит Бог, и оттоле начаша устрояти общежители, коиждо во своем монастыре… архиепископы начаша общеныи устрояти и тряпезы со церквами ставити по всем монастырям, ови каменныя, инии же древяныя…» (Новгородская четвёртая летопись).

1530 г. – «Того же днии и тоя же нощи в настоящии час егда бысть рожение государя великого князя Ивана Васильевичя всея Руси, тогда в Великом Новегради вылили колокол к соборнои церкве святии Софеи повелинием боголюбиваго архиепископа… владыки Макариа, велик велми, яко такова величестьвом несть в Новегради и во всеи Новгороцкои области, яко страшнои труба гласящи» (Новгородская вторая летопись).

Годы 1535 – 1541. Детские забавы самодержца

Восшествие малолетнего Ивана IV на московский великокняжеский престол в 1533 году породило явление, которое до этого почти не проявлялось в русской жизни. Вокруг царственного инфанта закипели страсти и переплелись интриги боярских опекунов, считавшихся по завещанию Василия III «душеприказчиками». Не остались в стороне и новгородцы, внимательно следившие за развитием событий в столице и время от времени выражавшие свою поддержку кому-то из регентов. В придворных летописях Ивана IV говорится, что умирающий отец передал скипетр своей жене – Елене Глинской, сердце которой было исполнено «великого царского разума». В то же время менее официальные источники утверждают, что до пятнадцатилетия будущего царя его волю и поступки определяли «немногие бояре» – Михаил Глинский, Михаил Тучков, Михаил Захарьин, Василий Шуйский и Иван Шигона. Но уже к 13 годам у Ивана Васильевича появятся замашки самодержца, и многие из этих бояр поплатятся жизнями за желание стоять за спинкой трона.

«ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА» АНДРЕЯ СТАРИЦКОГО

С 1537 г. началось обострение «семейных отношений» между наследниками Василия III. Его брат Андрей, получивший в наследное владение Старицкое княжество в верховьях Волги, отказался подписывать целовальную грамоту Ивану IV и не отправил свои войска в поход на Казань. В Старицу двинулась делегация церковных иерархов, а следом за ним, для вящей убедительности, военный отряд.

Андрей Старицкий, заподозрив неладное, пустился с женой и сыном в бега. Сначала он добрался до Торжка, а затем намерился укрыться в Новгороде. Попавший в опалу князь рассчитывал на поддержку вольнолюбивых новгородцев в обострившемся конфликте с малолетним племянником и его опекунами. «Князь великий мал, – писал Андрей новгородцам, – держат государство бояре, и яз рад вас жаловати». Но не тут- то было.

Новгородские наместники князь Дмитрий Горбатый и дьяки Яков Шишкин и Фуник Курцов незадолго до этого решили обновить городские укрепления на Торговой стороне, пострадавшие от недавнего пожара. Получив разрешение от великого князя «всеа Руси» Ивана Васильевича и по благословению архиепископа они повелели «город ставити на Торговои стороне». Эта строительная акция совпала по времени с приближением к Новгороду Андрея Старицкого. Пришлось новгородцам поторопиться. Как сообщают летописи, деревянные стены на валу Торговой стороны были поставлены за пять дней силами одних только горожан, без привлечения жителей волостей. Стены получились невысокие, всего «человек стоящь в высоту».

Но этого хватило, чтобы Андрей Старицкий повернул коней и решил бежать в Литву. Несмотря на то, что он обладал правами полномочного регента, князь страшился неправого суда. Всё же, будучи перехвачен на пути к литовцам воинским отрядом князя И. Ф. Овчины-Оболенского, Андрей Старицкий явился с повинной в Москву. Здесь его тотчас посадили в заточение, при этом надели на голову подобие железной маски – тяжёлую «шляпу железную». Через полгода страшных мучений князь умер в тюрьме.

Над союзниками князя Старицкого было учинено следствие, которое закончилось массовыми казнями: от Москвы до Новгорода были установлены виселицы с повешенными. Самого Андрея Ивановича Старицкого похоронили в Архангельском соборе Московского Кремля, на той стороне, где кладут опальных князей.

Незавидной оказалась судьба старицких князей. Само княжество прекратило существование уже при сыне Андрея – Владимире, который был вынужден уступить Старицу Ивану IV, а в 1569 году был отравлен в Москве. Зато его дочь оказалась более удачливой и вышла замуж за датского принца Магнуса.

ХРАМ «БОЛЬШИХ МАСТЕРОВ»

Стоящий на набережной Волхова храм Бориса и Глеба с палаточным завершением стен выглядит подлинным украшением городской панорамы.

Первый храм князей-страстотерпцев здесь, в Плотниках (так называлась эта часть города с XIII века), появился ещё в 1377 году. По сообщению летописей, одноглавая церковь была возведена на средства уличан двадцатью «большими новгородскими мастерами» всего за пять месяцев.

Под 1537 годом летописи сообщают: «Тое же зимы освященна бысть церковь камена святи великомученици Борис и Глеб, на полатях да престола, святыи чюдотворец Николае и святыи Владимер, а освященны единого дня, во Плотинском конце у градные стены».

В новом виде храм представлял собой 4-столпный, одноапсидный, пятиглавый собор с подцерковьем. В северо-западном и юго-западном углах церкви на втором уровне расположились небольшие Никольский и Владимирский приделы. Стены храма XVI века выложены из камня-ракушечника и кирпича. В стены церкви и притвора вставлено несколько каменных крестов XIV века, а на восточной стороне апсиды находится вкладной крест XVI века с поминальной надписью, в которой на месте имени оставлен пропуск. Удивительно, что на одном из окон церкви сохранилась подлинная металлическая ставня XVI века.

Борисоглебская церковь по целому ряду архитектурных и конструктивных особенностей является одним из интереснейших и своеобразных памятников Новгорода. Здесь замечательно сочетаются влияния различных эпох и архитектурных школ. Совершенно неожиданным выглядит пятиглавие при четырехстолпном плане церкви. Архитекторы отмечают своеобразие конструкции повышенных подпружных арок, системы арок под малыми барабанами, наличие замкнутых камор-приделов на «полатех», рациональное использование массивов стен для размещения системы внутристенных лестниц, различных ниш и тайников, разнообразие размеров оконных проемов и многое другое.

После тяжёлых военных разрушений храм ремонтировался в 1950-х годах (проект архитектора З. И. Васильевой). К сожалению, тогда необоснованно было разобрано первоначальное палаточное покрытие XVI века и заменено килевидным завершением стен. Храм использовался под склад.

Справедливость восторжествовала на рубеже 1980-1990-х годов, когда архитектором Виктором Поповым было проведено повторное исследование памятника. После установки лесов он с группой коллег-реставраторов тщательно исследовал верхние части стен с поиском следов и отпечатков первоначальной кровли, к счастью, сохранившихся после работ 1950-х годов. Были изучены все известные изображения и архивные фотографии. В результате В. А. Попов доказал в проектном решении, что для восстановления форм покрытия XVI века существует достаточно данных. После этих исследований церкви был возвращен утраченный за столетия древний силуэт.

Реставрационные работы на церкви Бориса и Глеба закончились в 1991 году, после чего здесь планировалось открытие музейной экспозиции. Но судьба распорядилась по-иному, и церковь была возвращена Новгородской епархии.

«БЫЛ ПРЕЖДЕ СТОЛИЦЕЙ»

1535 г. – «Того же лета 7043 государь князь велики Иван Васильевич всея Руси, в третье лето государьства своего… повеле делати денги сребряные новые на свое имя, без всякого примеса из гривенки и скаловые триста денег новгороцких, а в московское число три рубля московская ровно… а князь велики Иван Васильевич учини знамя на денгах: князь велики на коне, а имея копье в руце, и оттоле прозвашеся денги копеиные» (Новгородская летопись по списку Дубровского).

1539 г. – «В Великом Новегороде на Торговои стороне, во Славенском конце, на Павлове улице в берегу, у трубника у Тимоха явися чюдо таково: жена роди младенец женеск пол о дву главах, да о дву руках, да о четырех ногах, а стан един, путь един, а детородныя уды двои, по естеству женска полу; а родися тот младенец мертв» (Там же).

1530-е гг. – «Новгород, лежащий на северо-западе от Москвы, был прежде столицей государства и всегда славился бесчисленным множеством своих строений, своим выгодным положением при обширном и богатом рыбой озере, и, наконец, древнейшим и весьма уважаемом московитами храмом, сооружённом за 400 лет перед сим в соревновании с византийскими императорами во имя Святой Софии…

В Новгороде царствует вечная зима и мрачная продолжительная ночь, потому что арктический полюс возвышается над горизонтом почти на 63°» («Посольство Василия Ивановича великого князя Московского к папе Клименту VII, Павел Иовий или Паоло Джовио, итальянский историк-гуманист).

Годы 1542 – 1548. На московском троне под татарской шапкой

Юный великий князь Иван IV стремительно подрастал под опекой боярской Думы и к 13 годам выглядел сущим верзилой. Чтобы явить миру нового государя, Посольский приказ официально объявил за рубежом, что великий князь «в мужеский возраст входит, а ростом совершенного человека уже есть». В конце 1546 года Иван IV и его окружение решают, что молодому правителю Руси пора венчаться на царство.

Это должно было убедить население Руси и соседние государства в том, что статус московского царя равен императорскому и что Москва — центр православной Вселенной. Главным советником в этом деле оказался бывший новгородский архиепископ Макарий, в 1542 году ставший московским митрополитом.

16 января 1547 года Иван IV торжественно был провозглашён «царём всея Руси». На его главу возложили «шапку Мономаха» – символ державной власти. Вот только происходит эта шапка, по общему мнению специалистов, из восточных земель. Скорее всего, ещё в XIV веке кому-то из потомков Ивана Калиты её подарил монгольский хан Узбек.

ВЕЛИКИЕ КЛАДЫ И ЧЕТЬИ МИНЕИ

Коронации Ивана IV предшествовало обнаружение им в Новгороде большого клада серебряных монет.

Первый такой клад, видимо, представлявший собой утаённые от Ивана III сбережения эпохи вечевой республики, был открыт в Новгороде ещё в 1524 году. Купец Дмитрий Сырков случайно обнаружил в стене церкви Параскевы Пятницы на Торгу большое количество серебряных монет.

Но главная находка случилась осенью 1546 года. Тогда Иван IV неожиданно проявил большой интерес к Новгороду Великому. 15 сентября он покинул столицу и уехал на богомолье в Новгород и Псков. В Москву вернулся только 12 декабря, и уже через пять дней состоялось решение о коронации. Но вместо приготовлений к торжественной церемонии 28 декабря великий князь вновь объявился в Новгороде.

На берега Волхова он прибыл с большим войском и, приказав схватить главного ключаря и пономаря новгородского Софийского дома, подверг их пыткам. Оказалось, во время богомолья Иван узнал, что в стенах Софии замурована сокровищница.

Ключарь уверял, что ничего не знает. Но кто-то из новгородцев все жё открыл тайну. Иван поднялся по лестнице, ведущей на хоры. Тут он велел ломать стену, и «просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну, и в полтину, и в рубль, и насыпав возы и посла к Москве». Наличие в этом описании рублей позволяет датировать клад временем Новгородской республики. Это была знаменитая архиепископская казна, копившаяся на протяжении столетий.

Как считает историк Р. Г. Скрынников, присвоение Софийского клада поставило государя лицом к лицу с морально-религиозными проблемами. Казна была собственностью церкви. Покушение же на церковное имущество считалось страшным святотатством. Теперь Иван впервые задумался об ответственности за свои поступки, о Страшном Суде и спасении души. Спустя полгода он, по-видимому, вернул церкви часть клада. Правда, деньги получили не новгородцы, а Троице-Сергиев монастырь.

Помириться с церковью царю, несомненно, помог митрополит Макарий – высокообразованный человек, переживший все боярские правительства и в течение 20 лет пользовавшийся милостями Ивана. Он неизменно выступал глашатаем самодержавия на Руси, настойчиво внедряя идею «богоизбранности» власти московского царя.

Макарий инициировал составление рукописных поминальных книг, названных Великими Четьями Минеями. Этот свод из 12 месячных книг – своеобразная рукописная энциклопедия древнерусской духовной книжности XVI в., включающая оригинальные и переводные памятники, главным образом жития и риторику. Создание Софийского свода Великих Миней Четьих было начато в Новгороде в 1529–30 годах и длилось в течение 12 лет.

Коронация Ивана IV положила также и начало церковной реформе. С возникновением нового православного царства появилась необходимость в едином пантеоне русских святых. 1 февраля 1547 г. в Москве собрался Священный собор, рассмотревший вопрос о канонизации русских подвижников.

Поскольку автор реформы Макарий провел в Новгороде много лет и сжился с местными святыми, то среди новых общерусских чудотворцев решительно преобладали новгородские подвижники – архиепископы Никита и Иоанн, преподобные Варлаам Хутынский, Савва Вишерский и другие.

Собор не причислил к лику святых ни одного из московских князей — прямых предков царя. Зато этой чести удостоился их злейший враг — князь Михаил Тверской, убитый в Орде вследствие происков московского князя. В списки новых святых попал Александр Невский и даже новгородский князь Всеволод Мстиславич, изгнанный в 1136 году из Новгорода и почитавшийся местным святым во Пскове.

«СУПРОТИВСТВО» НОВГОРОДСКИХ ПИЩАЛЬНИКОВ

В XVI веке происходили кардинальные перемены в организации и вооружении войсковых частей Руси, постепенно переходивших на систему комплектования рекрутами или «даточными людьми». В это же время в Европе распространился ударный кремневый замок, позволивший создать скорострельное ручное оружие.

Эти новшества заставили московского царя начать формирование войск, состоявших из «пищальников» – стрелков из пищалей. В одном из списков новгородских войск от 1545 года упоминается, что помимо воинов с обычным вооружением новгородские власти предписали собрать в поход «2000 человек пищалников, половина их 1000 человек на конех, а другая половина 1000 человек пеших».

Пищальники набирались преимущественно из городского населения и в отличие от «посохи» выставлялись на службу не с сохи, а с посадского двора. Население обязано было снабжать пищальников оружием, боевыми запасами, одеждой и продовольствием.

Летом 1546 г., во время подготовки очередного похода на Казань, вспыхнул мятеж новгородских пищальников. По сообщению летописца, воспользовавшись выездом Ивана IV из Коломны, за городом «начаша государю бити челом пищалники ноугородские, а их было человек с пятдесят». Иван IV приказал отогнать новгородцев, но «пищалники все стали на бой и почяли битися ослопы и ис пищалей стреляти, а дворяне из луков и саблями, и бысть бой велик».

Разгневанный Иван IV приказал установить, «по чьему науку быть сие супротивство». Виновными признали троих бояр: князя Ивана Кубенского и братьев Воронцовых, по-видимому, переадресовавших жалобу пищальников более высокой инстанции, за что их и казнили. В той ситуации достаточно было милостивого слова — простого обещания, чтобы успокоить жалобщиков. Но Иван не хотел учиться говорить с народом. Зато обиды научился держать крепко, и особенно на новгородцев.

«ОТСТАВИЛ КОРЧМЫ И ПИТИЕ КАБАТЦКОЕ»

1542 г. – «Месяца февраля в 27 день… взят бысть пресвященыи архиепискуп Мокареи из Великого Новагорода государем нашим великим князем Иваном Васильевичем всея Руси во град на Москву, и поставиша его митрополитом на Москве…» (Новгородская вторая (архивская) летопись).

1544 г. – «Бысть вода велика, при великом князи Иване Васильевиче и при архиепископе Феодосии. Да того же лета бысть хлеб дорог, четвертка ржи по гривне Московскои» (Там же).

1548 г. – «Пожаловал царь и государь великий князь Иван Васильевич, в своей отчине, в Великом Новегороде, отставил корчмы и питие кабатцкое: давали по концам и по улицам старостам на 30 человек, две бочки пива, да шесть ведер меду, да вина горькаго полтора ведра на разруб» (Там же).

Годы 1549 – 1555. Время соборов

Середина XVI века стала для России периодом становления новой системы управления обширной страной. В 1549 г. Иван IV создал Собор примирения, который впоследствии назовут Земским. «Соборами» на Руси в то время называли всякое собрание. На Земских соборах решались главные вопросы организации внутренней жизни государства, распределения полномочий между различными институтами управления.  

В 1550 году Иван Грозный по итогам Земского собораиздаёт Судебник – сборник законов, закрепивший существование сословной монархии. В 1551 году Судебник был утвержденСтоглавым собором, опять же созванным по инициативе царя.Этот документ ликвидировал судебные привилегии удельных князейи усилил роль центральных государственных судебных органов. Судебником впервые на Руси вводились приказы – органы центрального управления, просуществовавшие в России вплоть до петровских времен.

Кроме того, Судебник защищал честь любого члена общества, однако штрафы за бесчестье различались. За бесчестье городского купца обидчик платил штраф в 50 рублей, за бесчестье посадского человека — 5 рублей, крестьянина – всего 1 рубль.

«КАЗАНЬ БРАЛ, АСТРАХАНЬ БРАЛ»

Помимо укрепления самодержавной власти Иван IV занялся и реформированием церковного управления. Итогом Стоглавого собора 1551 года стал особый сборник, содержавший ровно 100 глав с ответами на вопросы о церковном строении. Стоглавый собор провозгласил неприкосновенность церковных имуществ и исключительную подсудность духовных лиц церковному суду.
Решениями Стоглавого собора была осуществлена унификация церковных обрядов и пошлин на всей территории России, а также  установлен контроль церковных властей над деятельностью книжных писцов и иконописцев. В соборном постановлении осуждались распространенные в народном быту бесчинства и пережитки язычества: судебные поединки, скоморошеские представления, азартные игры, пьянство.
Стоглав официально узаконил двоеперстное сложение при совершении крестного знамения и сугубую, то есть двойную аллилуйю: «А кто не крестится двумя перстами, яко Христос и апостолы, да будет анафема … не подобает святыя аллилуии трегубити, но дважды глаголати аллилуия, а в третий — слава тебе Боже…». Соборный авторитет данных решений впоследствии стал основным аргументом старообрядчества.
Стоглавый собор занялся также вопросом исправления священных книг и постановил открыть в Москве типографию, где должны были печататься книги, исправленные по наиболее точным образцам. Другое постановление собора касалось осуждения безбожных и еретических книг. Этими книгами были объявлены: «Secveta secvetovum» – сборник средневековой мудрости, известный на Руси под названием «Аристотель», астрономические карты Эммануила Бена Якоба, называвшиеся у нас «Шестокрылом» – фактически, вся светская литература в стране. Также был наложен запрет на общение с иностранцами, которые во времена Ивана Грозного стали все чаще приезжать в Россию.
Завершив процедуру реформирования государственного и церковного управления, Иван IV обратился против главного врага Руси – Казанского ханства. Вблизи Казани была построена крепость Свияжск, ставшая центром притяжения для казанской знати промосковской ориентации.
К началу 1550-х годов к России переходят народы правого берега Волги – чуваши и мордва. В конце августа 1552 года русское войско окружило Казань, и началась осада. Армия Ивана IV насчитывала 150 тысяч воинов при 150 орудиях. Осада шла с применением передовой для своего времени военной техники: осадных орудий, боевых башен, минных подкопов.
Защитники Казани оборонялись шесть недель с отчаянным упорством. Среди них были мусульманские воины из Астрахани, Крыма, даже из Турции и Ирана. Когда с помощью артиллерийского огня и минных подкопов в стенах крепости удалось сделать несколько проломов, начался общий штурм. После кровопролитного боя на узких улицах города русское войско овладело Казанью.
Казанская победа обозначила важнейший исторический рубеж. Если до этого шло собирание Русских земель, то после взятия Казани началось строительство Российской империи.
Вскоре  русские овладели и Астраханью. Добровольно присоединились башкиры, признали свою зависимость от русского царя правители Большой Ногайской орды, северокавказские владетели. Волга стала рекою Московского государства, Россия могла продвигаться на Урал и в Сибирь.
Последствия Казанского взятия аукнулись и в Новгороде. В мае 1552 года сюда привезли «Тотар с Москвы Казанских и довали их кормити архиепископу и гостем веденым, а всех Тотар 60». В том же году в Новгороде строят целых 3 новых тюрьмы, в которые были рассажены все привезённые татары.

Самым почётным пленником, содержащимся в Новгороде, был шурин крымского хана. По сообщению летописи, он содержался в стене Детинца под водяными воротами. Об этих камерах, расположенных у выходящих к Волхову ворот кремля, было известно ещё в середине XVIII в. новгородскому краеведу Василию Передольскому. Тюремные помещения к северу Софийской звонницы были исследованы археологами и реставраторами в 1990-х годах. Тогда же был сделан вывод, что камеры у Водяных ворот могли служить караульными помещениями для стрельцов. Не исключено, что в нижней камере, справа от воротного проезда, первоначально находился Тайничный колодец.
Как сложилась судьба шурина крымского хана – мы не знаем. Обычная практика того времени заключалась в добровольном крещении татарских пленников и их поселении в отдалённых от Крыма русских  городах. Не желавшим принять христианство отрубали голову и бросали в Волхов.

«И ПЛЕТКОЮ ВЕЖЛИВЕНЬКО ПОБИТЬ»

Одним из занимательнейших текстов XVI века является «Домострой» – наставление по ведению домашнего хозяйства, составленное по предположениям историков, как назидательный сборник в среде населения Великого Новгорода.

В окончательном виде «Домострой» оформился во времена Иоанна Грозного, примерно к середине XVI века. Одновременно с проведением Стоглавого собора (1551) и составлением энциклопедии церковных правил и порядков – «Великих Миней Четьих» (1541-1552) – на Руси появился «Домострой».
Автором книги, точнее, составителем и редактором, был известный церковный и государственный деятель XVI века  священник Сильвестр. Будучи новгородцем по происхождению, он приехал в Москву в 1542 году, чтобы продолжать работу в книгописной мастерской митрополита Макария. Сильвестр стал клириком, то есть служителем Благовещенского собора Московского кремля.
Для историков «Домострой» – бесценный источник истории русской жизни и быта, для филологов – неисчерпаемый кладезь русского языка и лексикологии. Что ж, вчитаемся и мы в суровые реалии семейного быта пятисотлетней давности.
«Но если жена, или сын, или дочь слова и приказания не слушают, не боятся, не делают того, что муж, отец или мать повелевают, то их плетью постегать … Должно бить плетью и разумно, и больно, и страшно, и здорово. Когда вина велика, когда ослушание или небрежение было значительное, снять рубашку и плеткою вежливенько побить, за руки держа, да побив, чтобы гнева не было, сказать ласковое слово. Да чтобы люди этого не видели и не слышали».
Такое вот воспитание во времена царя по прозвищу «Грозный».

«РЫНОК ЦЕЛОЙ ИМПЕРИИ»

1551 г. – «Привезли в Новгород крымского хана шурина, и сидел здесь в заточении в железах, в городи, в Детинце, в стене в каменой под Водяными воротами» (Новгородская вторая летопись).
1553–54 гг. – «После Москвы первое место занимает Новгород, и хотя уступает ей в великолепии, но зато превосходит обширностью и составляет как бы рынок целой Империи. Счастливое местоположение этого города у реки, впадающей в Сарматское море, привлекает множество купцов за кожами, медом и воском. Изобилие льна и конопли бесспорно доставляет Новгороду преимущество перед семи русскими городами» (Ричард Ченслер (Англия). «Книга о великом и могущественном царе русском и князе московском и о тамошних владениях, порядках и произведениях»).

Годы 1556 – 1562. Идёт война Ливонская

Навоевавшись с татарами, Иван IV разворачивает военную машину Руси на Запад: здесь, на землях Прибалтики, со времён Александра Невского хозяйничают орденские рыцари. Против них и начинает военные действия московский царь, рассчитывая с лёгкостью покорить земли нынешней Эстонии и Латвии. Новгородские и Псковские земли становятся плацдармами развёртывания боевых операций. К ноябрю 1557 года в Новгороде была сосредоточена 40-тысячная армия под командованием татарского царевича Шиг-Алея, князя Глинского и других военачальников. Вскоре войска двинулись на Псков и дальше в Эстонию.

К середине XVI века Ливонский орден представлял собой разрозненный конгломерат епископатов и самостоятельных феодальных владений. Поэтому первый разведывательный рейд русских войск в январе 1558 года был крайне удачным – наши войска прошли почти 150 вёрст в глубь орденских земель, не встречая особого сопротивления.

ДАЛЕКО ДО ТАЛЛИННА?

Формальным поводом для начала войны с Ливонским орденом послужила неуплата архиепископом Дерпта (Тарту) полагавшейся московскому царю дани. На самом деле Русскому государству был жизненно необходим выход к Балтийскому морю, чтобы избавиться от посреднических услуг Ганзы и обеспечить прямую торговлю с Западом. Разумеется, это не входило в планы соседних с Россией государств. Убедившись уже на первом этапе в слабости Ордена, Польша и Литва стали предлагать ливонцам военно-политический союз против Ивана IV.
Тем временем русские войска успешно штурмовали орденские города. В течение 1558 года было захвачено свыше 20 мощных рыцарских замков, неудачно закончился лишь поход до далёкого Ревеля (Таллинна).

В январе 1559 года новая русская рать двинулась в южную Ливонию, на Ригу. После кровопролитных боёв  здесь пали 11 замков, а под Ригой был сожжён практически весь ливонский флот. Братья-рыцари были вынуждены заключить перемирие до конца 1559 года.
Тем временем начался настоящий распад Ливонского ордена. В июне 1560 года феодалы Северной Эстонии перешли под власть шведского короля, с которым Иван IV тут же заключил мир на 20 лет. Остров Эзель (Сааремаа) был продан ливонцами за 30 тыс. талеров брату датского короля герцогу Магнусу.
В этих условиях рижский архиепископ и Орден меченосцев решились перейти под власть Литвы и Польши. Теперь русским претензиям на Ливонию противостояла мощнейшая коалиция. Дальнейший ход войны будет постепенно разворачиваться против русских и приведёт к драматическим  последствиям для России.
Ситуация в Восточной Европе к моменту начала Ливонской войны запечатлена на всемирно известной карте, подготовленной шведским священником Олафом Магнусом (1490-1558). Она была отпечатана в Венеции в 1539 г. Карта даёт яркое представление о жизни людей, фауне и других богатствах стран Севера. Чтобы показать, какие земли Восточной Европы находятся под шведским владычеством, Олаф Магнус поместил на них гербы своего государства. В ряде случаев эти гербы стоят на территории, не принадлежавшей шведам, например, на Белом море с близлежащими землями и всей Восточной Карелии до Ладожского озера.
Значительно меньшую территорию Магнус отдает Московии, но о владельцах этой страны можно судить только по рисункам, изображающим русских рыболовов, охотников и воинов, которым картограф отдает океан – «Oceanus Scithicus».
С Финским заливом на карте Олафа Магнуса этот океан соединяется рекой, по-видимому, Невой. Но Невой (flu Nuggen) он называет другую реку, текущую на юг. Судя по всему, это Волхов, поскольку на нём Олаф помещает Новгород, или Ногардию (Nogardia). Рядом с Новгородом Олаф Магнус изображает великого князя. Волхов разделен на две части озером Ильмень (Irmen), в которое впадают реки Solana (Шелонь) и Pela (Пола).

ДУХОВСКАЯ ТРОИЦА

Пока в Москве возводился храм Василия Блаженного (1555 −1560 гг.), новгородцы тоже время даром не теряли. В городе активно велось строительство каменных храмов, причём с поиском новых архитектурных форм и декоративных приёмов.
Одним из ярчайших памятников этого периода является церковь Троицы Духова монастыря, которой можно полюбоваться на современной Духовской улице. Композиция храма построена на сочетании кубического трёхапсидного пятиглавого храма и протяжённой двухэтажной келарской палаты. В таком виде церковь повторяет некоторые памятники предшествующей поры, но благодаря усложнению планировки и мастерству зодчих выглядит настоящим шедевром новгородской архитектуры XVI века.

 «АЖНО ПО ГРЕХОМ УШЫ НЕ ВЫШЛИ»

1556 г. – «Того же году Псковские мастеры лили колокол Софее, архиепискупу Пимину … и учали его откопывать, ажно по грехом ушы не вышли, и архиепискуп замыслил болши тово делать» (Новгородская четвёртая летопись).
1558 г. – «Обретен бысть святыи Никита епископ Новгородцкии октября в 29 день» (Новгородская вторая летопись).
1561 г. – «Месяца августа в 21 в четверток и женился царь православныи Иван Васильевич всея Руси на царевне Марьи. И владыко Пимин Новгородцкои послал к нему на Москву два креста в триста рублев да и в семьдесят, да два оброза, Спасов да Пречистая обложена серебро, сто рублев и семдесят, да двема царевичем 2 оброза … со архимандритом Варфоломеем Юрева монастыря» (Там же).

Годы 1563 – 1569. «Государева светлость Опричнина»

Участившиеся случаи расправы с непокорными боярами, бегство в Литву бывших сподвижников царя и рост общего недовольства властью спровоцировали Ивана IV на решительный шаг по отношению к собственному народу. В декабре 1564 года царь вместе с семьёй, казной и отобранными боярами и дворянами покидает Москву.

Обосновавшись в подмосковной Александровской слободе, Иван Васильевич Грозный 3 января 1565 года отправляет митрополиту Афанасию пространное послание. В нём он обвинил своих ближайших подданных в том, что они «людям многие убытки делали и казны его государьские тощили»,

а бояре и воеводы «земли его государьские себе розоимали и другом своим и племени его государьские земли раздавали». В конце послания Иван IV сообщал, что из-за всех перенесённых обид он «государство свое оставил».

В «оставленной» Москве стали срочно собирать депутацию к царю. Возглавить её общим решением поручили новгородскому архиепископу Пимену.

Неудачи в войне с Литвой, постоянные доносы об изменах и переход на вражескую сторону близкого друга Андрея Курбского пробудили в Иване Грозном самые страшные стороны человеческой натуры. И без того впечатлительный с детства царь начал подозревать всех без разбора, а чтобы защититься от врагов, окружил себя только лично преданными людьми.

Появление в Александровской слободе архиепископа Пимена с делегацией закончилось подачей прошения царю. Фактически это было всеобщее согласие на царский произвол в управлении страной: «как ему, государю, годно: и хто будет ему, государю, и его государству изменники и лиходеи, и над теми в животе и в казни его государская воля».

Вот тут-то Иван Васильевич и развернулся по-настоящему, по-царски. Он заявил, что всё управление Московским царством останется прежним, но внутри страны он создаст «государеву светлость Опричнину», то есть выделит  особые земли, на которых получат наделы служащие его двора – опричники.

В Опричнину попали в основном северо-восточные русские земли, где было мало бояр-вотчинников. Центром Опричнины стала Александровская слобода, новая резиденция Ивана Грозного. Указ о введении Опричнины был утверждён высшими органами духовной и светской власти – Освященным собором и Боярской Думой.

Лишь члены Земского собора 1566 г. попытались протестовать против Опричнины, подав челобитную с 300 подписями об её отмене. Все челобитчики были немедленно посажены в тюрьму, но быстро выпущены (как полагает историк Руслан Скрынников, благодаря вмешательству митрополита Филиппа). Впоследствии 50 из них подвергли торговой казни, нескольким урезали языки, трёх обезглавили.

После такого «политического» урегулирования вопроса Иван IV взялся за реформирование военной составляющей Опричнины. Уже в 1565 году был сформирован отряд в 1000 человек, отобранных из «опричных» уездов. Каждый опричник приносил клятву на верность царю и обязывался не общаться с земскими. В дальнейшем число «опричников» достигло 6000 человек.

Назначив себя опричным игуменом, царь с особым тщанием исполнял монашеские обязанности. В полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился. В целом богослужение занимало около 9 часов в день.

Но при этом приказы о казнях и пытках отдавались нередко прямо в церкви. Как писал историк Г. П. Федотов, «не отрицая покаянных настроений царя, нельзя не видеть, что он умел в налаженных бытовых формах совмещать зверство с церковной набожностью, оскверняя самую идею православного царства».

Поскольку волею царя опричники были освобождены от судебной ответственности, с их помощью Иоанн IV начал конфискацию боярских и княжеских вотчин, передавая их дворянам-опричникам. Новому митрополиту всея Руси Филиппу пришлось подписать грамоту, согласно которой он обещал «в опричнину и царский обиход не вступаться и, по поставлении, из-за опричнины… митрополии не оставлять».

Но даже несмотря на зверское устрашение народа, царю не было покоя. В начале сентября 1567 г. Грозный вызвал к себе английского посланника Дженкинсона и через него передал королеве Елизавете I просьбу о предоставлении убежища в Англии. Это было связано с известием о заговоре в земщине, поставившем целью свергнуть его с престола в пользу Владимира Андреевича.

Одновременно по этому делу последовал ряд казней. Был привлечен к нему и конюший боярин Иван Фёдоров-Челяднин, известный в народе своей неподкупностью. Страсти в стране накалялись, и 22 марта 1568 г. митрополит Филипп в Успенском соборе Кремля отказался благословить царя и потребовал отменить Опричнину. Здесь же опричники насмерть забили железными палками слуг митрополита, а Филипп был низвергнут из сана и сослан в Тверь.

Летом того же года Фёдоров-Челяднин прилюдно был обвинен в том, что якобы с помощью своих слуг собирался свергнуть царя. Федорову, переодетому для издёвки в царское платье и посаженному на трон, царь собственноручно нанес удар ножом, после чего опричники изрезали своими ножами его и ещё 30 человек, признанных сообщниками. На жаргоне опричников убить тогда звучало как «отделать».

В царском «Синодике опальным» (поминальной книге) под 1568 годом записано: «Отделано Ивана Петровича Федорова; на Москве отделаны Михаил Колычев да три сына его; по городам в князя Андрея Катырева, князя Федора Троекурова, Михаила Лыкова с племянником». Их поместья были разгромлены, все слуги перебиты: «Отделано 369 человек и всего отделано июля по 6-е число».

В 1569 году царь наконец покончил со своим двоюродным братом Владимиром Старицким: он был обвинен в намерении отравить царя и казнен вместе со слугами, его мать Ефросиния Старицкая утоплена с 12 монахинями в реке Шексне.

В конце 1569 года царь начал поход на Новгород, поводом к которому послужил донос, поданный неким бродягой, волынцем Петром, за что-то наказанным в Новгороде. В доносе сообщалось о намерении новгородцев во главе с архиепископом Пименом посадить на престол князя Владимира Старицкого и передать Новгород и Псков польскому королю.

Двинувшись на Новгород осенью 1569 года, опричники устроили массовые убийства и грабежи в Твери, Клину, Торжке и других встречных городах. В Тверском Отрочем монастыре в декабре 1569 года Малюта Скуратов лично задушил митрополита Филиппа, отказавшегося благословить поход на Новгород. На земле заступиться за Великий Новгород теперь было некому …

КОРОЛЕВСКИЕ НАХОДКИ НА ВЛАДЫЧНОМ ДВОРЕ

Раскопки этого сезона не перестают радовать нас новыми открытиями. Вслед за интереснейшими берестяными грамотами на Владычном дворе открылись потрясающей красоты архитектурные остатки каменной постройки, найденной экспедицией Петербургского госуниверситета под руководством В. А. Булкина и И. В. Антипова.
По предварительному заключению, найденные к западу от Софийского собора руины являются остатками палат архиепископа Василия Калики. Об их строительстве сообщают новгородские летописи в 1350 году:  «Того же лета владыко Василеи поставил полату камену у себя на дворе подле Рожества».
На датировку руин указывают размеры и особые качества кирпича и соотношение с сохранившимися постройками Владычного двора, в первую очередь – Грановитой палатой. По признанию археологов, это редчайшая находка памятника гражданской архитектуры XIV века, да ещё с сохранившимися сводами!

А в раскопе к западу от Грановитой палаты из слоёв рубежа XIV–XV веков извлечена шахматная фигурка, судя по всему – король. Это ещё одно пополнение коллекции шахмат XIII–XV веков, свидетельствующей о широкой популярности этой игры среди новгородцев. Фигурка вырезана из плотной древесины, скорее всего можжевельника, и украшена поверху кружочками и шишечкой. За эту шишечку могли держаться как сами владыки, так и их высокие гости, совершая на шахматной доске очередную рокировку.

ГРАД, КУРЯНЫ И ПОЖАРЫ

1565 г. – «Месяца июня в 15 день в пяток 8 недели по пасхе был град добре велик. Да того же дни много летело из леса в Новград курянов» (Новгородская вторая (архивская) летопись).
1567 г. – «Месяца июля в 28 в понеделник горело во Славне на 1 часу ночном на Зогородцком улици, а згорело дворов 14, да церковь огорела Илья святыи и все маковици, а креста не снели, а загорелось у Ефрема у серебреника во дворе» (Там же).
1569 г. – «Владыка Новгородцкои в те поры на Москве был 15 недель без дву ден … Да тои же весны без владыкы на Веряжи реки мелница сгорела со всем запасом. Да того же месяца 28 день в неделю на Верецкои улици в берегу двор згорел. Да того же месяца в 17 день в пяток 5 недели … згорел двор на Дворищи платяной» (Там же).

Годы 1577 – 1583. Башни, бастионы и куртины

В силу разных причин главная тема этих Седмиц – крепостные сооружения Новгорода. Причём, речь пойдёт об укреплениях, относящихся к разным временам и находящихся в различном состоянии. Какие-то древние укрепления совсем исчезли из городской панорамы, другие до сих пор гордо диктуют нам планировочные решения и транспортные развязки города, а некоторые сиротливо ждут или полного разрушения, или заботливого отношения и восхищения туристов. При этом будем помнить, что за каждой вальной насыпью и торчащей между современными крышами башенкой укрыта бездна исторических свидетельств. Без них город и его жители могут окончательно предать забвению очень важные страницы своей истории. И тогда даже самые драматичные эпизоды прошлого могут повториться…

«ЗЕМЛЯНЫЕ ГОРОДА»

В 1575 году Иван Грозный после недолго перемирия возобновил военные действия в Ливонии. Поначалу всё складывалось в пользу русских войск. Были взяты города Пернов (Пярну) и Апсаль (Хапсалу. Русская армия вышла на просторы Балтики на всём пространстве от Риги до Ревеля (Таллинна). Только эти два города оставались в руках недругов – Ригой владели литовцы, а Ревель был захвачен королём Швеции. И вот тут-то начались проблемы.
В 1576 году королём Польши стал Стефан Баторий – трансильванский князь, известный воинственным нравом и политическими амбициями. Под его началом Польша воспрянула от внутренней смуты и отказалась признать русские завоевания в Ливонии. Поляки заключили союз со шведами и начали готовиться к военным действиям против России. В 1577 году шведы осадили Нарву, а уже в июле 1579 года вторглись в новгородские земли. Одновременно Стефан Баторий объявил войну Русскому государству и с 15-тысячной армией захватил Полоцк.
Попытки Ивана Васильевича примириться с ненасытным Баторием успехом не увенчались. В 1580–81 гг. поляки захватывают Великие Луки, а шведы тем временем прибирают к рукам Нарву, Ивангород, Ям, Копорье…
В эту гибельную для северо-западных областей России пору только восточные успехи тешили царёву душу. Это покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем, который в октябре 1581 года занял столицу Сибирского ханства Кашлык.
Самым страшным событием Ливонской войны стала осада Пскова войсками Стефана Батория, начавшаяся в сентябре 1581 года. Она заставила Ивана Грозного обратиться к усилению северо-западных крепостей, в число которых попал и Новгород. В 1582 г. началась реконструкция оборонительной системы города.
В первую очередь модернизации подверглись укрепления Кремля – его каменно-кирпичные стены и башни уже не спасали от пушечных ядер. Чтобы  подавлять артиллерию врага из своих пушек, с напольной стороны Кремля был возведён Малый Земляной город (МЗГ). Известия об этом строительстве сохранились в Псковской летописи под 1582 г.: “Поставиша город Земляной в Новегороде”.
Новгородские источники упоминают строительство МЗГ в связи с отводом под его территорию дворовых участков, что зафиксировано Писцовой книгой Леонтия Аксакова. Судя по тексту, многие дворовые места в центре города запустели после опричного погрома 1570 года. Собственно, царю было наплевать на мнение горожан, поэтому даже уцелевшие и зажиточные дворы в самом центре города просто сносились под предлогом нужд военного времени.
Если новгородцы и могут вспомнить добром Ивана Грозного, так это по поводу Кремлёвского парка – ведь он появился именно на территории Земляного города после того, как в 1820-х годах были срыты его бастионы и засыпаны рвы.
Малый Земляной город представлял довольно передовую для того времени крепость, в которой отразились общеевропейские фортификационные идеи. По мнению А. Н. Кирпичникова, появление “земляных городов”, или “тарасов” (от фр. terrasses — земляная насыпь), в России относится к середине XVI века. Кстати, от этих самых «тарасов» получил своё название ручей Тарасовец, а точнее, ров, огибающий с юго-востока Торговую сторону.
Укрепления МЗГ представляли собой земляные возвышенные площадки — бастионы (от итал. bastionato – «выступающая постройка»), соединенные валами-куртинами (от. итал. curtine – «завеса»).
В это же время были проведены и серьёзные работы по укреплению Окольного города. В частности, в 1580-х годах появились береговые деревянные стены, соединившие Окольный город и Земляной город в единую оборонительную систему. Общая длина внешней оборонительной линии Новгорода достигла 11 км!
На стыке Окольного города и береговых укреплений на Софийской стороне были возведены каменные круглые башни – Алексеевская (Белая) и Петровская. Из них сохранилась только Белая башня, а Петровскую, стоявшую неподалёку от нынешнего «Интуриста», разобрали на камень в середине XVIII века. Жаль, но и красивая Белая башня пока стоит бесполезным форпостом на южном въезде в город в ожидании музейщиков и туристов.
Военные приготовления Ивана Грозного в Новгороде и неудача под Псковом вынудили поляков и шведов сложить оружие. В феврале 1582 года был подписан Ям-Запольский мир с Речью Посполитой, а в 1583 году наступило Плюсское перемирие со Швецией.

ГОРОДИЩЕ В РАСКОРЯКУ

История Городища как резиденции новгородских князей со времён Рюрика фактически заканчивается в годы правления Ивана Грозного. По мнению академика В. Л. Янина, именно здесь разыгралась одна из трагических сцен 1570 года, когда царские опричники разгромили и уничтожили древний архив с документами, относящийся, в основном, ко времени Новгородской республики. Об этом свидетельствуют сотни свинцовых вислых печатей, горстями залегающих в культурном слое Городища.
С 1570-х годов Городище превращается в деревеньку на прибрежном холме, где свидетелями былого расцвета остаются лишь густо стоящие каменные и деревянные церкви, которых еще в XVII–XVIII веках было шесть. До наших дней сохранилась только руина церкви Благовещения (1103, 1343 гг.)
На рубеже XVIII–XIX вв. через южную часть Городища по проекту директора водных коммуникаций России Якова Сиверса был прорыт канал, соединивший Волхов и Мсту. Исторически цельная территория древнего поселения разделилась на мысовую часть и центральный холм. Печально, но ширина Сиверсова канала непрерывно увеличивается за счёт размыва глинистых берегов и культурного слоя, что особенно усугубилось с появлением мощных моторных лодок.
Ещё в начале XX века посещение Городища порождало весьма романтическое настроение у историков и художников. Лучше всех об этом написал Николай Рерих в 1910 году: «Богатое место Городище! Кругом синие, заманчивые дали. Темнеет Ильмень. За Волховом – Юрьев и бывший Аркажский монастырь. Правее сверкает глава Софии и коричневой лентой изогнулся Кремль. На Торговой стороне белеют все храмы, что «кустом стоят». Виднеются – Лядка, Волотово, Кириллов монастырь, Нередица, Сельцо, Сковородский монастырь, Никола на Липне, за лесом синеет Бронница. Всё как на блюдечке за золотым яблочком».
Вот только после Рериха ещё была жуткая история со строительством железнодорожной насыпи под самым боком Городища и Нередицы в 1914–1918 гг. А потом ещё война… Но в наиболее странном положении Рюриково Городище оказалось в период подготовки к 1140-летию Великого Новгорода. Городские власти, прислушавшись к настойчивым требованиям археологов включить «старый город» в черту Новгорода, взяли да и провели в 1999 году административную границу ровно посередине древнего поселения. Теперь Городище живёт в раскоряку: вроде бы и город, но при этом и район. На официально закрытом кладбище у ц. Благовещения каждый год появляются новые могилы, уничтожающие археологические комплексы в культурном слое.
А ведь у нас под носом первоклассный памятник эпохи возникновения Древнерусского государства! С ним не сравнится ни Ладога, так и не ставшая городом, ни Киев, где следы древнерусского поселения появляются лишь в начале X века. Ни один скандинавский турист не миновал бы этого места, услышав имя норманнского князя Рюрика. Вот бы показать наше богатство, рассказать о нём на ценнейшей коллекции предметов, собранной за 30 лет непрерывных раскопок! Но только нет туда ни дороги, ни туристского маршрута, нет там и треклятой инфраструктуры.
Зато именно в Городище есть прямые свидетельства первых событий истории Новгорода, отсчитываемой с 859 года. И до тех пор, пока Городище будет пребывать в запустении, люди, всерьёз относящиеся к истории Отечества, будут иронично хмыкать, в очередной раз услышав, что Великий Новгород отмечает 1150-летие в нескольких километрах от того места, где началась его славная история. Или всё-таки закончилась?

ИТАЛЬЯНЦЫ О ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ

1578 г. – «Государство Новгорода Великого некогда было самым обширным из всех русских княжеств. Власть над ним сначала получил по жребию варяг Рюрик, а наследники его расширили свою державу до самой Греции. Для того времени Новгород имел обширнейшие владения, разделённые на пять частей, и держава его, вытягиваясь далеко на восток, юг и север, граничила с Литвой, Финляндией, Швецией и с самой Норвегией». Александр Гваньини (Италия, Польша). «Описание Московии».
1581–82 гг. – «Я склонен считать, что в Смоленске, Новгороде и Пскове насчитывается одинаковое количество народа – то есть, когда нет войны, они в конечном итоге насчитывают по 20 тысяч жителей в каждом… Новгород был построен в древние времена почти в виде круга, а в прошлом году некий римский архитектор окружил его валом и заключил близлежащий монастырь в новые укрепления. Выдающиеся вперед из этого вала укрепления, расположенные на соответствующих местах для того, чтобы помешать врагам взобраться (на вал), могут выдержать натиск больших осадных орудий». Антонио Поссевино (Италия). «Московия».

Годы 1584 – 1590. Конец Грозного, или С лёгким паром

Следуя советам врачей, 19 марта 1584 года Иоанн Грозный отправился в баню, чтобы оправиться от напавшей на него хвори. Царь стал часто болеть после смерти сына Ивана, кончину которого сам же и спровоцировал. В порыве гнева Иван Васильевич избил наследника и его беременную жену Елену, родившую следующей ночью мёртвого сына. Получивший удар в голову и шокированный смертью сына царевич Иван вскоре и сам отдал Богу душу… В бане государь «мылся в своё удовольствие и, по своему обыкновению, тешился приятными песнями». Вернувшись в покои, царь собрал ближних дворян и уселся играть в шахматы. Внезапно Иоанну стало плохо: он упал навзничь и потерял сознание. Пока растерявшиеся придворные искали лекаря или духовника, царь испустил дух. Кончилась эпоха Грозного. Но наследие его икается россиянам до сих пор. Вчитаемся во фразу В. О. Ключевского о царе-тиране, который «сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожания в виде учёной теории своей царской власти». 

ГОРОД МАСТЕРОВ

Смерть грозного царя на какое-то время внесла умиротворение в жизнь Московской Руси. С наследованием власти проблем не было: Иван был убит, а младенец Дмитрий даже не претендовал на царский титул. На троне сел Фёдор Иоаннович, о котором всё, что нужно, сообщил англичанин Д. Флетчер. Из его описания следует, что новый царь был «росту малого, приземист и толстоват, тело-сложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется… Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен».

Надзирателями за слабоумным царём Грозный оставил своих ближних бояр – И. Ф. Мстиславского, Н. Р. Захарьина-Юрьева (дядю царя Федора со стороны матери), И. П. Шуйского и Б. Ф. Годунова. Поскольку первые два опекуна были людьми престарелыми, основная борьба за контроль над троном разгорелась между Шуйским и Годуновым. Последнему удалось одержать верх, и уже через год после вступления Федора на престол Годунов стал фактическим правителем страны. Тем более что государь был женат на его родной сестре Ирине Годуновой.
О Новгороде этого времени нам подробно рассказывают замечательные документы, чудом сохранившиеся в полыме Смутного времени. В московское время, то есть с конца XV века, в Новгороде стали проводиться регулярные государственные переписи. Задачей переписчиков было создание официальных документов, содержащих подробное описание города с его населением, землями, строениями, угодьями и промыслами. Всё это было необходимо Москве для разработки системы обложения населения податями, то есть налогами.
К сожалению, не все из этих описей сохранились. Зато уцелевшая Писцовая книга 1581/82 гг., составленная Леонтием Аксаковым и Алексеем Малаховым, доносит до нас картину истощённого и разорённого Ливонской войной города, в котором всё ещё теплится жизнь. Существенным дополнением к этой описи служат составленная теми же авторами Лавочная книга 1583 года, а также различные ведомственные архивы того времени. Итак, что же представлял из себя Новгород в 1580-х годах?
Подсчёты населения, разделённого писцовыми книгами на три категории – служилые люди (военные и гражданские чиновники), духовенство и причт, посадские люди (собственно горожане) – дают общую цифру в 7375 человек. Разумеется, это лишь количество глав семей, поэтому для общей численности населения учёные умножают её на определённый коэффициент. В таком случае количество оседлого  населения Новгорода достигало 24–26 тысяч человек. Из них подавляющую массу составляли посадские люди – 83,7%, духовенства с причётниками было ок. 8% и чуть больше служилого населения (8,3%).
Чем же занимались посадские жители Новгорода? Из Писцовой книги Леонтия Аксакова следует, что в среде горожан популярностью пользовались четыре вида занятий: ремесленное производство, торговля, сельское хозяйство (огородничество) и подсобные промыслы, а также извоз, то есть транспортные и прочие услуги. При этом количество ремесленников поражает исследователей: они составляли две трети посадского населения, тогда как «чистых» торговцев-посредников было всего 342 человека (5,54%).
Среди 12-ти наиболее массовых ремесленных занятий историки отмечают кожевенное производство, изготовление и окраску тканей, кузнечное дело, обработку дерева и камня, гончарное дело, изготовление продуктов питания. Расселение ремесленников происходило по определённой системе, вероятно, унаследованной ещё от республиканского периода. Нам известны Гончарский конец (к югу от Кремля), целые слободы: «Кожевники» (территория вокруг гостиницы «Интурист») и «Кузнецы» (рядом со Звериным монастырём), улицы Щитная, Оловянка и др.
Появились в 1580-е годы и специфические производства, в частности, в Кузнецкой слободе началось строительство «государева зелейного емчужного двора», где сосредоточилось производство пороха и огнестрельного оружия.
К редчайшим профессиям почему-то относятся колокольные мастера – в Писцовой книге упомянут лишь один «колоколок». Тем не менее, самые крупные колокола в XVI веке на Руси отливались именно в Новгороде. К числу редких профессий относились и представители интеллигенции –  знахари, лекари, грамотеи, толмачи и книжники.
Не менее интересными выглядят и результаты анализа торговой деятельности. В частности, выяснилось, что закупку продуктов новгородцы в 1580-х годах вели только на 2–3 дня вперёд. Население было не богатым и не могло позволить себе создавать обширные запасы. Поэтому многие торговые лавки, стоявшие на Торгу и по городским улицам, торговали широким ассортиментом товаров, видимо, напоминая ларьки 1990-х.

В ПОИСКАХ СОЗДАТЕЛЕЙ ЕДИНОЙ РОССИИ

Сфера деятельности новгородских археологических отрядов непрерывно расширяется, причём не только сухопутных, но и подводных. Не успели новгородцы привыкнуть к тому, что на Волхове ведутся работы по подводному изучению средневекового Великого моста и останков затонувших кораблей, как пришла новость из Шимского района. Последние две недели отряд энтузиастов под руководством профессионального дайвера и историка-любителя Алексея Иванова обследовал место, где вероятнее всего произошла печально известная Шелонская битва в июле 1471 года.

Поиски этого места, конечно, предпринимались и ранее. Ещё известный российский историк Николай Костомаров в середине XIX в. писал в своей автобиографии: «Мы ехали … отыскивая место, где происходила роковая Шелонская битва, погубившая республиканскую свободу Великого Новгорода. В руках у нас была летопись. Присматриваясь к местности, мы делали соображения, обращались с разными вопросами к жителям, но не так легко могли достичь желаемого. В Велебицах мы подъехали к старой каменной церкви, построенной, как говорили нам, великим князем Иваном III или, как другие утверждали, его внуком, царем Грозным … Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. … Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни… Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида. Здесь, вероятно, погребены были московские воины, бившиеся против Новгорода; их похоронили с честью и построили над ними часовню, а трупы бедных новгородцев сложили грудою на берегу Драни и только присыпали песком».
Методы работы отряда А. М. Иванова существенно отличались от костомаровских. Ещё в мае этого года было проведено гидролокационное обследование дна Шелони выше и ниже села Велебицы по течению. Так были определены возможные места форсирования московской ратью реки, после чего, согласно текстам летописей, началось это грандиозное сражение. Напомню, что 40-тысячное ополчение Великого Новгорода было наголову разбито многократно меньшим, но более искушённым в военном деле московским войском.
В конце июля – начале августа были проведены подводные работы, заключавшиеся в поиске на дне реки в местах существования древних бродов металлических предметов вооружения или снаряжения войск. Увы, из десятков поднятых предметов практически все являются наследием двух последних столетий. Но археологи-любители не унывают, ведь обследована пока лишь пятая часть почти километрового участка поиска рядом с Велебицами. Так что, хочется верить, открытие места битвы на Шелони ещё впереди. О важности этих поисков не приходится говорить, ведь до сих пор и исходная диспозиция войск, и ход сражения остаются спорными практически во всех деталях.
В год 530-летия Шелонской битвы, 27 июля 2001 года, на велебицком берегу по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва был торжественно водружён и освящён 6-метровый дубовый Крест. На памятной доске, положенной в основании Креста, начертано: «Жертвам российских лихолетий – вечная память. Создателям Единой России – вечная благодарность потомков».

«ДВЕСТИ ПАР И ШЕСНАТЦАТЬ ПУПКОВ СОБОЛЬИХ»

1588 г. – «Таким образом, теперь Москва немного более Лондона. Ближайший к ней город по величине и почти столь же обширный – Новгород, где по сказаниям происходила достопамятная война, о которой так много повествуют в историях, именно война скифских рабов, поднявших оружие на господ своих… Главные города по торговле, платящие самую значительную пошлину, – Москва, Смоленск, Псков, Новгород Великий, Старая Русса… Москва платит ежегодно пошлины 12000 рублей… Новгород Великий – 6000, Старая Русса – солью и другими продуктами 18000». «О государстве Русском». Джилс Флетчер (Англия).
1580-е гг. – «Да послал я с Вологды с Тимофеем товару в Великий Новгород на двух лошадех: белки осмнадцать тысяч и пол-осмаста, да восемьдесят и две лисицы, а цена десятку по четыре рубля, да семьдесят около шапочных и пол-шеста, а цена околом у себя по двадцати по пяти алтын, да двести пар и шеснатцать пупков собольих, а цена паре по четыре алтыне, да сорок четыре куницы, а цена куницам сорок шесть рублев, да рысь девять рублев, две разсамахи полтретья рубли, да половинку постава сукна лундыша светло-зеленово, цена у себя четырнадцать рубрев». Грамотка новгородца Ждана Игнатьевича к своему племяннику Богдану Климентьевичу.

Годы 1591 – 1597. Опасные забавы

Последнее десятилетие XVI века мало чем отмечено в новгородской истории. Впрочем, это можно расценивать как передышку в жизни города. Позади остались ужасы опричного разгрома, а впереди уже надвигалась тьма смутного межвременья. Московская власть, на несколько лет погрязшая в разбирательствах вокруг престолонаследия, оставила новгородцев в покое.При этом события в стране происходили тревожные: стотысячная армия крымских татар в 1591 году чуть было не захватила Москву. В том же году 15 мая в Угличе внезапно погиб ещё один наследник Ивана Грозного, 9-летний царевич Дмитрий. По версии первого официального расследования мальчишка погиб от неосторожности. Играя с четырьмя друзьями в «ножички», он вдруг забился в приступе эпилепсии и упал горлом на нож. Мать царевича, Мария Нагая почти сразу объявила, что царевича зарезал подосланный Борисом Годуновым убийца. За кем была ложь, а за кем правда – историки спорят до сих пор. Но очень многое повернулось в русской истории вокруг этого ножичка.

ПУШЕЧНЫЕ ВРЕМЕНА

В условиях внутренних неурядиц и неоправданных репрессий, во второй половине XVI века на Руси возникли такие явления, как диссидентство и эмиграция. Одним из первых «политических» стал ближайший сподвижник Ивана Грозного  князь Андрей Курбский, сбежавший в Литву и заклеймивший преступления русского царя в своей переписке с ним.
Не остался в стороне от этого процесса и Новгород. Уже в 1570-80-х годах первая волна новгородских эмигрантов достигает Швеции. Туда бегут от опричных погромов, конфискации имущества, просто для спасения жизни. Новгородский историк Геннадий Коваленко посвятил этому сюжету небольшой очерк в книге «Кандидат на престол». В ней он рассказывает о судьбе новгородца Афанасия Шемякина, появившегося при дворе шведского короля ещё в 1573 году.

В надежде выслужиться перед шведской короной, Афанасий выдал некоторые государственные секреты, в том числе поведал королю Юхану III о татарских вторжениях в Россию. Тем самым он дал в руки монарху важные аргументы для продолжения войны с русскими. За это Юхан повелел выдавать Афанасию более 5 литров рейнского вина ежедневно, а также закрепить за ним 7 слуг и 10 лошадей из королевских конюшен. В последовавшем после этого обращении к русским князьям, воеводам, архиепископам, монахам, дворянам и прочему люду Юхан III провозгласил, причём по-русски: «Вы можете предаться нам, чтобы служить нам, и вы должны сделать это так, чтобы в наши руки перешли такие города, как Нотебург (Орешек – С.А.), Кексгольм (Корела – С.А.) со всей Карелией, а также Копорье, Ям и вся Ингерманландия, а также Ивангород со всеми владениями царя в Ливонии… Если же другие более отдалённые города, такие, как Новгород, Псков, Обдор… по собственной воле отрекутся от клятвы и службы, которые они принесли московскому Великому князю, и поклянутся честно и верно служить нам… то все наместники этих городов сохранят за собой эти города до тех пор, пока они живы…»
Карьера Шемякина, впрочем, скоро пошла на убыль. Перешедшие на сторону шведов в 1585 году в Кореле бояре Семенский и Сабуров открыли Юхану III страшную тайну. Они утверждали, что Афанасий был послан русским царём, чтобы отравить шведского короля вместе с семьёй. Король клюнул на эту «дезу». Он повелел арестовать и пытать перебежчика, и с 1588 года имя Афанасия Шемякина исчезает из документов: видимо, он был умерщвлён.
Ведя сложную дипломатическую игру с агрессивными соседями и практически проиграв Ливонскую войну, русские цари постоянно наращивали боеготовность своей армии. Особенно успешным в конце XVI века стало на Руси пушечное дело. Ещё в 1555 году Иван Грозный писал новгородским дьякам: «Как к вам пушкари приедут, то вы немедля велите новгородским кузнецам сделать 600 ядер железных по кружочкам, какие посланы с пушкарями. Ядра делать круглые и гладкие, как им укажут пушкари».
Мастера-оружейники не только доводили до совершенства исторически сложившиеся типы орудий, но и разрабатывали новые образцы артиллерийской техники. Имена знаменитых мастеров Андрея Чохова, Семёна Дубинина и Булгака Ноугородова составляют гордость русской артиллерии. Андрей Чохов с 1568 по 1632 год изготовил не менее 27 мощных орудий, длина которых составляла от 0,9 до 4,7 м. Самым ценным среди них, несомненно, является Царь-пушка – крупнейшее артиллерийское орудие всех времён и народов с калибром ствола в 89 см.
В традициях времени все свои пушки Чохов любовно называл собственными именами и закреплял на стволах символы этих названий. Так появились пищали (бескаморные орудия) с характерными названиями «Инрог» (Единорог), «Три Аспида» (аспид – крылатый змей), «Волк», «Лев», «Скоропея» (Скорпион).

Именно «Скоропея», изготовленная в 1590-м году, со временем оказалась в Новгороде. Попала она сюда из Пскова уже после Смутного времени, видимо, в 1620-е годы. Эта крупная пушка (вес ядра более 16 кг!) была установлена у ворот Кремля со стороны Великого моста. Рядом была размещена пищаль «Свиток» (вес ядра ок. 10 кг), отлитая учеником Чохова Семёном Дубининым в 1591 году. «Скоропея» и «Свиток» были самыми крупными орудиями в артиллерийском парке Новгорода в XVII веке. Они не только прикрывали подходы к Кремлю с воды, но могли простреливать и Торговую сторону. Замечу, калибр орудий в то время определялся не диаметром ствола, а весом заряда. Единицей измерения служила весовая мера гривенка – 409,51 гр. Совокупный вес выстрела всех пушек Кремля во второй половине XVII века составлял 41,5 кг.
Дальнейшая судьба новгородских пищалей Чохова тоже небезынтересна. Зимой 1699/1700 гг. обе пищали были «прихвачены» Петром I в поход на шведов и оказались брошены русской армией во время поражения под Нарвой. Швеция вернула пушки в Россию после окончания Северной войны в 1721 году. Царь Пётр повелел не переплавлять старинные пищали, а сохранить как исторические реликвии. Спустя почти двести лет обе пушки являются гордостью и украшением Артиллерийского музея в Петербурге.
От «пушечных» времён в Новгороде сохранился ещё один вид реликвий – огромные каменные ядра, складированные у южной стены Софийского собора. Такими снарядами стреляли из «можжир», или по-современному мортир – орудий навесного боя. Калибр этих орудий доходил до полуметра.
Время появления «могучей кучки» ядер у Святой Софии точно не установлено. Скорее всего, ядра были извлечены из земли при раскопках Новгородского музея в южной части Кремля в 1938–41 гг. За последние 60 лет, пожалуй, ни один турист, а уж тем более падкий на «войнушку» мальчишка не смог удержаться от соблазна взгромоздиться на древние пушечные снаряды и «щёлкнуться» на память.

К началу

На первую страницу