1400-1406 гг. Наша летопись

1400 г. – «Заложи владыка Иоан детинец город камен от святого Бориса и Глеба месяца июля … Тои же осени ездиша от Новагорода послом Климентии Васильевич, сын посаднич, в Литву князю Витовту, и взяша мир по старине».
1401 г. – «Поиха владыка Иоан к митрополиту на Москву Киприяну, позван от него о святительских делах».
1402 г. – «Явися знамение на небесе: звезда хвостата, на западе луце имуще светел; и пребысть месяц весь март… А сеи зимы ездиша на конех чрес Волхово от Юрьева дни до марта месяца».
1403 г. – «Погоре Плотничскыи конец до Славкове улице, а Рогатице до Еупатья Святого, а Лубяниця до Святого Лукы, а Славеньскыи весь конец; а церквии каменых 15 …».
1404 г. – «… Того же лета прииха в Новгород владыка Иоанн, месяца июля в 15 день, быв на Москве 3 годы и 4 месяци у Киприяна митрополита».
1405 г. – «Погоре на Яневе улице 15 дворов, а людии сгоре 6 голов; посем погоре Людин конец и Пруская улица до Михаила Святого, и в Детинци до Владычня двора, и сгоре церквии древяных 5, а каменых огоре 12, и Борис и Глеб церковь вся выгоре, а людии сгоре 30».
1406 г. – «… Того же лета иде лед силен из озера, и вышибе из великаго мосту городню, месяца априля в 11 день, в велик день. Погоре княж двор на Торговои стороне от Гоцкаго двора до Плесковьскаго, и людии сгоре 6. Поставлены быша 3 церкви: Рожество Святого Иоана Предтеця в Росткине монастыри, и святыи Петр и Павел в Неревьском конци, и святого Никиту в Плотничком конце».

Прочнее камня

Напряжённая политическая обстановка на Руси плавно перетекла из XIV в XV столетие, не давая расслабиться ни Москве, ни Литве, ни Новгороду. Несмотря на брачный союз великого московского князя Дмитрия и дочери литовского князя Витовта, литовцы продолжали настойчивые попытки захвата русских земель. В 1395 году Литва и Польша объединились в Кревскую унию, что значительно ускорило процесс католизации Литвы и усиливало её враждебность к Руси.
В 1404 году после длительной осады перед Витовтом пал Смоленск, остававшийся литовским до 1514 года. Князь Юрий Смоленский бежал в Новгород и получил в управление Торжок. И здесь он с горя пустился во все тяжкие: захотелось ему сделать своей наложницей жену подчиненного ему князя Семёна Вяземского. Верная княгиня попыталась сопротивляться и на ложе нанесла Юрию удар ножом. Рассвирепевший Юрий приказал убить её мужа, а несчастной женщине отрубили руки и ноги и бросили в воду. Такой «средневековой» жестокости возмутилось всё окружение князя и ему пришлось бежать «от срама и позора» в Орду, а уже через год он умер на чужбине, в захолустном монастыре Рязанской земли.
Военная опасность на западных границах Новгорода, а также непрекращающиеся стычки с воеводами московского князя на Северной Двине вынудили новгородские власти в очередной раз заняться усилением городских укреплений. В 1400 году владыка Иоанн возобновляет строительство каменных стен Детинца «от Бориса и Глеба», то есть оттуда, где прекратил строительство стен Василий Калика. Почти 70-летний перерыв в строительстве каменных укреплений Детинца можно объяснять разными причинами: не было средств в казне, работы были перенесены на границы города и т.д. В любом случае теперь уж архиепископ при помощи горожан должен был замкнуть кольцо стен вокруг своей резиденции и примыкавшего к ней Околотка.
Долгое время археологам не удавалось выделить стены XIV-XV веков из сохранившегося до наших дней комплекса стен и башен Кремля, перестроенных уже в московское время. И лишь благодаря раскопкам А.Н. Кирпичникова в 1981 году на береговой линии, а также после раскопок на месте падения стены в 1991 году в южной части Кремля появилась необходимая информация о каменном строительстве этого периода.
Археологи, совместно с архитекторами и инженерами, выяснили, что строительство каменных стен Детинца в XIV-XV вв. велось по оригинальной технологии, не имеющей аналогов даже в современном строительстве. Инженеров больше всего удивило, что упавшая между Спасской и Княжой башнями стена не имела фундамента в привычном понимании этого слова. Тяжеленный массив стены, толщиной до 5 м, покоился на платформе из одного ряда валунов, что выглядит нонсенсом в условиях наших грунтов и морозов.
Но главный сюрприз ожидал археологов под остатками рухнувшей стены. В раскопе, который «прорезал» вальное основание стены, была исследована уникальная дерево-земляная конструкция, как раз и играющая роль фундамента для стен и башен Кремля.
Основу этой конструкции составляет многоярусный настил из дубовых лаг, пересыпанных культурным слоем. Многие из лаг сохранили следы врубок и пазов и, скорее всего, происходят из разобранных дубовых стен Детинца XII-XIII вв. Лаги никак не соединены между собой и просто уложены рядами, ориентированными поперёк линии стены. Высота этого «слоёного пирога» достигает 4,5 – 5 м.
Поверх дерево-земляной основы насыпан мощный, до 2-х метров толщиной, слой глины. Этот глиняный «замок» защищал внутреннюю конструкцию от попадания воды и воздуха, то есть от гниения и разрушения. Утрамбованная глина спускалась по наружному склону в ров и облегала его дно, чтобы попадавшая в ров вода не просачивалась ниже.
Поверх глиняного чехла древние строители забили частые ряды свай, длиной до 70 см, которые уплотнили поверхность вала. Вот на эту хитроумную конструкцию и были положены нижние валуны стены, «притопленные» лишь до половины в вязкую глину. Подобную технологию строительства новгородцы «подсмотрели» у своих западных соседей – ливонских немцев или литовцев, начавших уже в XIII веке строить каменные замки на болотистых почвах.
Устройство вала по всему периметру стен Детинца не только подготовило площадку для возведения каменной преграды, но и сгладило неровности рельефа. Для того, чтобы грунтовые воды не скапливались внутри глиняного кольца вала, сквозь проезды надвратных церквей и будущих башен Детинца были проложены деревянные дренажные трубы, работающие до сих пор. Лишь там, где эти дренажи были нарушены прокладкой инженерных сетей XX века или раскопками археологов, а также там, где оказался повреждённым глиняный «чехол» вала, и произошли трагические обрушения стен. Именно по этим причинам в 1991 году упала в ров стена между Спасской и Княжой башнями. А жаль, ведь современные инженеры подсчитали, что по своим техническим параметрам запас прочности построенного новгородцами дерево-земляного вала составлял не менее 2 тысяч лет!

Годы 1428 – 1434. Битвы за Москву

Ближе к середине XV столетия на Руси начинается новый период обострения борьбы за великое Московское княжение. После смерти в 1425 году сына Дмитрия Донского, Василия, на московский престол садится его 10-летний сын Василий Васильевич. Недовольный таким порядком престолонаследия его дядя Юрий Дмитриевич начинает настойчивые попытки «перехватить» в Орде ярлык на великое княжение.

В спор дядьки с племянником был вынужден вмешаться русский митрополит Фотий, сумевший урезонить Юрия. Нехотя, но тот согласился подчиниться выбору ордынского хана: «которого царь пожалует, тот будет князь великий владимирский и Новгороду Великому и всей Руси». Из этой фразы летописца отчётливо видно, что два главных княжения – владимирско-московское и новгородское – определяли в то время политическую конфигурацию Руси. Увы, на этом разногласия среди потомков Дмитрия Донского не закончились. В 1430 году умирает великий литовский князь Витовт. На фоне споров между его наследниками, находившимися в родстве с русскими князьями, начинается новый этап кровавых межкняжеских распрей на Руси, который историки впоследствии назовут «феодальной войной середины XV века». В это же время в Англии воевали Белая и Алая розы, а во Франции бургундцы пытались свергнуть с трона династию Валуа. Европа вступила в фазу складывания централизованных монархий, не предполагавших существование разномастных политических структур. В этой ситуации новгородцы, с их республиканскими порядками и свободами, всё больше ощущали себя в положении «чужих среди своих».

ГОТИКА НА ВОЛХОВЕ

Усиление политических противоречий между русскими и литовскими князьями вынуждало власти Великого Новгорода всё активнее заниматься вопросами внешней политики, в том числе строить пограничные крепости и усиливать укрепления в самом городе. Очередная стадия перестройки главной городской крепости – Детинца – началась после восхождения на епископскую кафедру нового архиепископа Евфимия II, получившего со временем титул «Великого».

До своего избрания Евфимий был простым иноком монастыря на Лисичьей горе, неподалёку от Хутыни. Но после того, как на него выпал жребий при выборах владыки, он быстро вошёл в роль и развернул немыслимую по масштабам строительную активность. Помимо возведения и ремонта городских храмов, особое внимание Евфимий уделил перестройке в камне собственной резиденции – Владычного двора. На этом поприще он проявил редкое для Средневековья качество, которое со временем назовут толерантностью: для строительства каменных палат православный владыка пригласил немецких мастеров, причём не из близкой Прибалтики, а «из Заморья», то есть из далёких городов католической Германии, находившихся в самом сердце Ганзейского союза.

Формальным поводом для перестройки Владычного двора стал пожар 1432 года. Уже на следующий год Евфимий начинает возведение большой палаты, ставшей первым образцом готической архитектуры в исконных русских землях. Житие Евфимия, составленное вскоре после его смерти, сохранило для нас имена его сподвижников, что является большой редкостью для этого жанра религиозной литературы.

Одним из «проектировщиков» перестройки Владычного двора Житие называет софийского казначея Федора, «хитра суща и художника к умышлению». Мы ещё вернёмся в следующих «Седмицах» к последовательности строительных работ в Детинце, пока лишь отмечу, что грандиозные строительные работы Евфимия как будто стремились затмить собой ощущение надвигающейся беды в условиях конфликтов с московскими князьями, моровых поветрий и разрушительных пожаров. «На фоне унылого разорения Владычный двор должен был казаться причудливой забавой архиепископа, выражением его эгоистического своенравия», – замечает новгородский историк Элиса Гордиенко.

Может быть, здесь проскальзывает излишне современная оценка событий шестисотлетней давности. Ведь жители Новгорода в 1430-х годах не могли знать о дальнейшей драматической судьбе своего города. Более того, новгородский дух – гордый и упрямый – толкал их к противостоянию невзгодам. «Уж если так плохо всё вокруг, так пусть хотя бы Владычный двор радует глаз», – вероятно, так рассуждал новгородский Совет Господ, щедро финансируя строительные акции архиепископа.

А глазу действительно было чему радоваться. Новая по стилю и удивительная по формам архитектура островерхих палат со стрельчатыми дверями и окнами внесла диковинное разнообразие в застройку древнего Детинца. Сохранившаяся до наших дней Владычная палата за последние два года вновь «раскрыла» свои прелести, благодаря настойчивому и деликатному труду реставраторов. Распахнулись в мир великолепные порталы из фигурного кирпича, потянулись к небу проёмы старинных окон, проступила из-под поздней штукатурки и кирпичных закладок великолепная архитектура, родственная лучшим готическим постройкам Любека, Штральзунда, Нюрнберга. Не верится? Сходите в Кремль и посмотрите.

ПРО «ГАЛКУ» И «НЕМЧИНА»

Одной из важнейших твердынь Новгорода, защищавших его с юго-запада, со стороны Литвы, был Порхов – небольшая крепость в верхней части реки Шелони. Первая постройка «городка» относится ещё к временам Александра Невского, от неё сохранилось земляное городище.

В 1387 году по решению новгородского веча в Порхове появилась каменная крепость. Она имела форму неправильного пятиугольника около 600 метров в окружности, повторяя контуры занимаемой возвышенности. С западной стороны подходы прикрывались руслом реки Шелони, с востока – широким рвом. Стены из местного известняка достигали толщины двух, а высоты одиннадцати метров. С восточной стороны они были укреплены тремя башнями, имевшими высоту до семнадцати метров.

Именно этой крепости и выпал шанс спасти Великий Новгород от нашествия воинственного литовского князя Витовта. В 1428 году его армия появилась под стенами Порхова, таща за собой на 40 лошадях гигантскую пушку, прозванную «Галкой». К этому времени осадная артиллерия уже не была редкостью, а расстояние от того или иного объекта определялось дальностью полета пушечного ядра. Пушечное ядро при обыкновенном выстреле могло быть брошено на 1200 м, а при усиленном пороховом заряде – на 2000 м.

Первая же попытка использовать невиданную мощь «Галки» оказалась и трагической, и курьёзной. Вылетевшее из пушки ядро пробило крепостную башню, сшибло каменные зубцы стены, зацепило Никольскую церковь и, отскочив, упало в самую гущу литовских войск, при этом погиб один из воевод и множество коней.

Сама же пушка при выстреле взорвалась, погубив создавшего её мастера «немчина Николая». Как сообщает летопись, при взрыве пушки его «расторгну и размета невидимо где». Литовцам не удалось найти ни кусочка от горе-артиллериста. Витовт был вынужден снять осаду и, взяв с Порхова и Новгорода солидный выкуп, вернуться в Литву.

Порховская крепость после 8-дневной литовской осады была серьёзно перестроена и укреплена, но уже в XVI веке оказалась ненужной. Её романтические руины зарисовал в конце XVIII века итальянский архитектор Джакомо Кваренги, создатель многих архитектурных ансамблей Санкт-Петербурга. В советское время крепость отреставрировали и открыли для осмотра.

Наша летопись 1428-1434 гг.

1428 г. – «Приходил князь Витовт к Порхову ратью, и порховици кончаша за себе 5000 серебра. И тогда прииха владыка Еуфимеи к Порховы с послы новгородскыми, и доконца Витовту другую 5000 серебра, а шестую тысяцю на полон».

1429 г. – «Преставися владыка Еуфимии, месяца ноября в 1, на память святого Кузму и Дамиана; а был владыко 5 лет и 5 недель, а чернцом был на сенех год и две недели. Того же месяца в 13 возведен бысть по жеребью священноинок Еуфимии с Лисицьи горке на сени в дом святеи Софеи. Того же лета падеся церковь святых Отец на княжи дворе».

1430 г. – «Поставиша церковь камену святых Отец на княжи дворе в тоя место. Того же лета новгородци приставили к Порхову другую стену камену. Того же лета пригон был крестианом к Новугороду город ставити, а покручал 4-и 5-го. Тои же осени умре князь Витовт Литовскыи, и наседе на него место на княжение князь Светригаило. Тои же осени вода бысть мала велми, и земля и лесы горяху, и дым мног велми, иногда друга не видети; и с того дыма мряху рыбы и птици, а рыба дымом воняше и по два года».

1431 г. – «Преставися на Москве митрополит Фотеи. Того же лета ходиша князи рустеи в Рду: Юрьи Дмитриевич, Василии Васильевич».

1432 г. – «Выидоша князи рустии из Орды: князь Василии Васильевич, Юрьи Дмитриевич; цесарь Махмет даше княжение великое князю Василию Васильевичю на всеи Рускои земли. Того же лета владыка Еуфимии священноинок постави церковь древяну святых Апостол на Чюдинчеве улици. Тои осени прииха в Новгород князь Юрьи Семенович из Литвы. Тои же осени погоре околоток все и владычне двор. Того же лета заложиша церковь камену святого Юрья на Боркове улице».

1433 г. – «Загореся весне на Яневе улици и погоре Загородчкыи конец и Людин конец до Лукине улице. Того же лета свершиша борковци церковь камену святого Георгиа. Того лета постави преподобныи нареченыи владыка Еуфимеи полату во дворе у себе, а дверии у неи 30: а мастеры делале немечкыи из Заморья с новгородскыми масторы».

1434 г. – «Князь Юрьи Дмитриевич взя град Москву и сяде на великом княженьи. Того же лета, в весне, прииха князь великои Василии Васильевич в Новгород на святои недели, априля в 1. Тогда же на святои недели, априля в 5, выиха весь великыи Новгород ратью на поле на Заречьскую сторону к Жилотугу, а князь Василии был тогда на Городищи, и не бысть новгородцом ничего же…».

Годы 1435 – 1441. На полпути к единой Европе

Из 1150 лет, которые Великому Новгороду предстоит отпраздновать в следующем году, мы прошли на страницах «Седмиц» ровно половину. Подойдя к водоразделу новгородской истории, приходится констатировать, что 1430-е годы не только делят пополам прошлое Новгорода, но и отмечают первую попытку объединения христианского мира Европы, разделившегося в 1054 году на католическую и православную церковь. В 1438 году в Италии начал работу Ферраро-Флорентийский собор, на котором присутствовало высшее католическое и православное духовенство.

Русскую церковь представлял митрополит Исидор – бывший настоятель одного из византийских монастырей, в 1437 году рукоположенный константинопольским патриархом Иосифом II. Позиция Исидора на соборе была проста и понятна: искать сближения с католическим Западом. Ведь именно там рассчитывала найти военную поддержку Византия в противостоянии турецкой агрессии.

Неудавшаяся в то время попытка религиозной, а вслед за ней и политической интеграции Западной и Восточной Европы вскоре станет поводом для возникновения очертаний «железного занавеса», который уже в XVI веке разделит на столетия Московию и Европу. Осталось лишь дождаться, когда падет под натиском турецких орд одряхлевшая Византийская империя – оплот православной веры и духовная мать Русской земли. Это случится уже скоро.

«ЧЁРНЫЙ БОР» И БЕЛАЯ СОФИЯ

После многочисленных заседаний 5 июля 1439 года во Флоренции 116 латинскими иерархами во главе с папой и представителями 33 восточных церквей и епархий было подписано соглашение о воссоединении церквей.

Флорентийская уния пыталась устранить серьёзные расхождения в церковных догматах, возникшие во время разделения церквей. Особенный упор делался на смягчение противоречий в учении об исхождении Святого Духа от Бога-сына, т. н. филиокве (filioque) — добавлении, сделанном римскою церковью в Символ Веры. Среди других дискуссионных тем обсуждались догматы о чистилище, главенстве Папы Римского во Вселенской церкви, совершении таинства евхаристии.

С согласия восточных епископов, патриарх Константинопольский провозгласил Вселенский собор канонически состоявшимся и объявил, что те, кто не подчинятся его решениям, будут отлучены от Церкви. Но уния оказалась непрочной и просуществовала недолго. Уже через несколько лет многие присутствовавшие на соборе епископы и митрополиты открыто отрицали свое согласие с его решением или утверждали, что оно было вызвано подкупом и угрозами со стороны латинского духовенства.

Тем не менее, постановление собора до сих пор хранится в Городской библиотеке Флоренции, причем подпись суздальского епископа Авраамия выглядит ярче всех остальных. Это дало повод русскому историку С. Шевыреву в 1841 году усомниться в ее подлинности. Однако палеографы дали простое объяснение: подпись Авраамия выполнена кисточкой и тушью (китайская техника, распространившаяся на Руси через монголов), в то время как подписи остальных участников сделаны чернилами, которые со временем выцветают.

Через два месяца после подписания акта соединения русская делегация отправилась домой. Достигнув литовско-московской границы, митрополит и кардинал Исидор объявлял в каждой епархии о состоявшемся соединении. Единение с Римом было признано в Киевской, Брянской, Смоленской, Полоцкой, Луцкой, Туровской, Владимиро-Волынской, Холмской, Перемышльской и Галицкой епархиях.

В Великом Новгороде по поводу внезапного сближения с католиками царило полное недоумение. Летописец пишет: «Тои же зиме приеха митрополит Исидор с осмого сбора на Русь из Рима, и нача зватися легатосом от ребра апостольского… и нача поминати папу римьскаго в службе, и иныя вещи новыя, их же николиже слышахом от крещениа Рускыя земля».

От такого поведения мог растеряться кто угодно, но только не великий князь Василий Васильевич, поднаторевший в политике после многолетней вражды с роднёй. Встретив в Москве Исидора, он тут же назвал его «ересным прелестником» и «лютым волком, а не пастырем» и велел заключить под стражу в Чудовом монастыре. Срочно собравшийся Собор русских епископов осудил Исидора за измену и сместил его с митрополичьего стола, но Исидор вскоре бежал из-под стражи в Италию и стал… кардиналом католической церкви.

Непрерывные конфликты потомков Дмитрия Донского вокруг московского престола серьёзно осложнили положение новгородцев. Не будучи уверенными в окончательном вокняжении кого-либо из претендентов, они были вынуждены лавировать между амбициозными князьями. Такая «маневренная» политика вызывала раздражение в княжеском доме. Особенно серчал на Новгород Василий Васильевич, желавший однозначного признания своего великокняжеского статуса. В 1437 году он повелел новгородцам выплатить «чёрный бор» – чрезвычайный налог, собиравшийся в связи с необходимостью платить увеличенную дань в Золотую Орду.

В 1441 году князь «повоевал» новгородские земли и утихомирился лишь после встречи с архиепископом Евфимием и выплаты 8000 рублей серебром. Правда, новгородцы в долгу не остались и под шумок прошлись грабительским походом вместе с ополчением из Заволочья по княжеским землям на северо-востоке Руси.

В самом Новгороде всё это время активно продолжалось строительство храмов и Владычного двора. Владыка Евфимий прилагал всё больше усилий для создания «национальной идеи» Великого Новгорода в противовес притязаниям Москвы, о чём свидетельствует целая череда событий. Для начала были «обретены» мощи архиепископа Иоанна, вдохновившего новгородцев на защиту от суздальцев в 1170-м году. Ремонтируются или строятся заново многие храмы, символизирующие величие новгородского прошлого. Не обошёл владыка вниманием и главную городскую святыню: в 1439 году он «позлатил» гробы с мощами княгини Анны и ее сына Владимира, заказчиков строительства собора Св. Софии в середине XI века. В том же году он повелел покрыть слоем белой штукатурки и сам Софийский собор, с тех пор радующий глаз новгородцев белизной стен вместо прежней каменно-кирпичной фактуры.

СОФИЙСКАЯ ЗВОННИЦА

Весной 1437 года в очередной раз проявилось коварство Волхова: его быстрые воды подмыли основание стен Детинца и стоявшая на них каменная колокольня рухнула. Но уже через два года владыка Евфимий начинает строительство новой звонницы на прежнем месте – «на городе», то есть на стене. Построенная в 1439 году Софийская звонница с тех пор стала ещё одной «визитной карточкой» Новгорода, украшением береговой панорамы Софийской стороны.

Сама по себе наша Звонница является редким, возможно первым, примером стеновидной колокольни. На Руси были распространены в основном колокольни столбового или шатрового типа. Лишь в Новгороде и на Псковской земле в XV–XVI вв. распространяется тип звонниц с основанием в виде протяжённой стены. Длина новгородской Звонницы – 22,5 метра при ширине в 3,4 метра.

Наиболее серьёзные исследования Звонницы были проведены после освобождения Новгорода от фашистов. Руководитель работ Юрий Крушельницкий сумел «разглядеть» под многочисленными закладками и слоями штукатурки облик первоначальной колокольни. В отличие от современной постройки первая Звонница имела всего три пролёта для подвески колоколов. Позднее колокольня была перестроена в виде пяти пролётов с высокими шатрами по кровле. Современный вид Звонница обрела уже в XVIII веке.

Недавно в спор с этим мнением вступил московский архитектор Дмитрий Петров. Он убедительно связал декоративные элементы на стенах Звонницы – ниши и аркатурные пояски – с готическими деталями на фасадах построек XV века в немецких и польских городах. А значит, заключает Петров, строительство Софийской Звонницы вели немецкие мастера, уже «отметившиеся» в Новгороде при возведении Владычной палаты в 1433 году. Следовательно, и первоначальный вид у Звонницы был иным.

Разрешить эту дискуссию невозможно без проведения дополнительных исследований в ходе очередной реставрации. А заодно хорошо бы вернуть на место и древние колокола, пережившие 40-летнюю эвакуацию в далёкий Кириллов и «молчаливо» выставленные сейчас внутри древней Звонницы.

НАША ЛЕТОПИСЬ:

1435 г. – «…Тои же зиме князь великыи Василии Васильевич человаше крест к новгородчом, а новгородци к князю великому человаша крест, отступитися князю великому новгородчкои отцины Бежичкаго верха и на Ламьском волоке и на Вологде, а новгородчкым бояром отступитися князьщине, где ни есть».

1436 г. – «Ослеплен бысть на Москве от князя Василья Васильевича князь Василий Юрьевич… Того же лета архиепископ Еуфимии опять сверши святого Иоанна Златоустаго в другии ряд и часы над полатою наряди звонящии. Того лета владыка Еуфимии заложи церковь камену святого Николу на Вежищах. Тои осени, божиим попущением, мраз поби обилье в жатву уже во всеи Новгородчкои области; и тои же осени бысть вода велика и выломи лед ноць мержею у великого мосту 7 городен и Жилотуг мосток снесе».

1437 г. – «Прииха в Новгород с Москве, от князя великаго Василья Васильевича, князь Юрий Патракиевич чорнаго бору прошат, и новгородци даша князю черный бор… Тои весне вода подмывала у Дитинца город, и оползевала земля от стены, и падеся стена камена и колоколница от Волхова… Того лета мост Великыи свершиша…»

1439 г. – «Постави архиепископ Еуфимии ключницю хлебную камену. Того же лета архиепископ Еуфимии омаза извистью святую Софею всю. Того же лета постави архиепископ Еуфимии колоколницю камену на старом месте, на городе, идеже палася до основаниа. Того же лета обретоно бысть тело архиепископа Иоана, при коем быле суздалце под Новымгородом».

1440 г. – «…Того же лета постави владыка церковь камену святую Анастасию. Того же лета постави владыка комнату камену меншую».

1441 г. – «На зиме князь великыи Московьскыи Василии Васильевич взверже нелюбье на Новгород Великыи, присла грамоту розметную и повоева волостеи новгородчкых много… В то же время воеводы новгородчкыя с заволочаны по князя великого земли повоеваша много противу того, что князь воевал…»

Годы 1442 – 1448. «Да не забвено будет в последнех родех»

В этом выпуске «Седмиц» мы прощаемся с Новгородской Первой летописью. Её погодные записи, сохранившиеся в нескольких списках, обрываются в 1446 году. Правда, на прошлой неделе стало известно о выявлении в государственной библиотеке Берлина ещё одного, ранее не известного списка летописи, сохранившего утраченные в других списках листы. Так что, вполне возможно, что на страницах «Седмиц», в преддверии 1150-летия Великого Новгорода, мы ещё успеем сообщить читателям новые сведения о новгородской истории IX-XV вв.

Одним из последних событий в тексте Новгородской Первой летописи стала денежная реформа, приведшая к полной замене серебряных денег – «новгородок», среди которых за два десятилетия чеканки накопилось много облегчённых, то есть фальшивых монет. Пострадала от этой реформы, как всегда, наименее зажиточная часть населения. Летописец был уверен, описывая «скорбь великую и убыток в городе», что это событие останется в памяти новгородцев до их последнего колена, которому суждено предстать перед Спасителем в час Страшного суда.

За давностью лет нынешние новгородцы не вспоминают тех скорбных времён и в большинстве своём не ждут Второго пришествия. О периоде 1440-х годов в истории Новгорода они могут судить по сохранившимся от того времени архитектурным постройкам Владычного двора. Правда, некогда великолепные палаты и комнаты, возведённые владыкой Евфимием, сильно пострадали от разрушительного действия времени, а потому тоже пребывают в почти полном забвении…

ПАЛАТЫ, КОМНАТЫ И ГАРДЕРОБЫ ВЛАДЫКИ ЕВФИМИЯ

Развивший небывалую строительную активность владыка Евфимий II на протяжении интересующего нас периода «Седмиц» с особым рвением обустраивал территорию Владычного двора. В 1440 году он возводит «комнату меншую каменную» и церковь Св. Анастасии у южной стены Софийского собора. В 1441 году была «подписана большая палата и сени прежние». На следующий год рядом с приделом Трёх исповедников у Софии появляется небольшая церковь Св. Николая. В 1443 году в резиденции владыки строится «духовница и сторожня», а в 1445 году «на сенях» возводится «тёплая», то есть отапливаемая церковь Св. Евфимия, расписанная и украшенная иконами за 4 месяца. В 1447 строится ещё одна церковь – Богоявления Господня.

Трудно даже представить, как выглядел в это время Владычный двор – сплошная стройплощадка! Может показаться странным, но масштабное строительство на Владычном дворе, а также обновление церквей в Новгороде, Старой Руссе и строительство храмов в сельской местности (как, например, церковь Прокопия на р. Белой – современный п. Любытино) совпадает по времени с ужасными бедствиями, обрушившимися на город. Неурожайные годы, дороговизна хлеба, голод, пожары и бесчинства чиновников-«ябетников» поставили многих новгородцев на грань разорения и нищеты. И тут – такой размах и строительная роскошь. Неужели для Новгорода пришло время «пира во время чумы»?

Хотелось бы заступиться за «новгородскую верхушку» того времени, но факты – вещь упрямая. А они как раз свидетельствуют о том, что «строительный бум» середины XV века не имел под собой никакого экономического чуда, а происходил на фоне обеднения и правового беспредела в отношении населения Великого Новгорода и его волостей.

Тем не менее, архитектурные изыски владыки Евфимия со временем станут важной частью культурного наследия города, свидетельством его культурной и политической ориентации в XV веке. Построенный владыкой комплекс зданий у северной стены Детинца стал первым на Руси примером масштабного гражданского здания, которое археологи назвали «архиепископским дворцом». Его руины были впервые раскрыты в 1946–47 годах Александром Монгайтом, обнаружившим под земляной засыпкой системы помещений, переходов, галерей и коммуникаций. В таком виде этот дворец здорово напоминает постройки западноевропейских «бургов» – укреплённых резиденций орденских магистров или епископов.

Внутри дворца при раскопках Марка Алешковского в 1958 году были обнаружены следы керамических труб, обеспечивавших снабжение здания водой и сток грязных вод из кухонь и поварен. Многие помещения имели разветвлённую систему печей и дымоходов, а это как раз то, что летописец называет «комнатами» (от итал. – kaminata – помещение с камином, печью). Даже отхожие места, по-европейски – гардеробы, были оборудованы необычайно комфортно: кирпичные стульчаки с отверстием сливного канала, выходящим наружу стен Детинца. Свет и вентиляция в гардеробах обеспечивалась через узкий щелевидный люк.

Подобные удобства можно встретить в лондонском Тауэре или рыцарском Мариенбурге. Вот только осмотреть «чудные» архиепископские палаты и комнаты ещё долго ни горожанам, ни туристам не удастся. Раскопанные в 1940-50-х гг. руины наглухо закрыты низким дощатым навесом и доступны лишь для уединённых свиданий с древними гардеробами, да и то не из любознательности, а по нужде.

Говорят, у нас нет методики консервации древних руин на открытом воздухе, всё-таки не Греция и даже не Крым. Впрочем, насколько мне известно, никто эту методику и не разрабатывает. Зато наши ближайшие соседи латыши, эстонцы и литовцы активно этим занимаются и после несложных консервационных работ открывают свои руинированные замки для публичного показа. Ведь древние крепостные сооружения, а тем более их овеянные легендами руины – это, пожалуй, наиболее зрелищные объекты.

КАК ЖИЛ ПОСАДНИК ЩИЛ

В XV веке среди новгородцев стала популярной повесть о посаднике Щиле – притча о коррумпированном посаднике, занимавшемся ростовщичеством и не знавшем меры в обкрадывании сограждан.

По предположению Н. И. Костомарова, Леонтий Щил в начале XIV в. был посадником в Новгороде. На скопленное состояние, мучимый угрызениями совести, он решил построить монастырь во имя Покрова Богородицы. Но новгородский архиепископ, зная о репутации мздоимца, отказался от освящения главного монастырского храма и, согласно легенде, назначил Щилу наказание: отпеть себя заживо во вновь построенной церкви.

Во время обряда гроб с телом Щила провалился в преисподнюю и возвратился только после сорокоуста в сорока церквях Новгорода и раздачи сыном несчастного ростовщика отцовского наследства в виде милостыни нуждающимся. Испытавший муки ада посадник получил отпущение грехов и был погребен по православному обряду. Этот сюжет со временем широко вошёл в различные поучения и назидательные тексты, а также стал популярной иллюстрацией к общерусским Синодикам.

Шилов монастырь был действительно основан в 1310 году на речке Дубенке, или Шиловке, к югу от Рюрикова Городища. Вот только источники называют его основателем «раба Божиа Олониа мниха, нарицаемого Сшкила», то есть монаха. После шведского разорения в начале XVII века монастырь запустел, а в 1725 году его деревянные постройки – церковь и колокольня – были разобраны и перевезены на противоположный берег Волхова, в Юрьевскую обитель. Сейчас на месте древнего монастыря лишь земляной холм без всяких следов прежних строений.

НАША ЛЕТОПИСЬ:

1442 г. – «…Того же лета постави архиепископ владыка Еуфимеи поварне камены и комнату каменну во своем дворе. Того же лета бысть пожар в Плотьничском конце: загореся от Щитнои улице мая в 4, и погоре половина Конюховы улице и Запольская вся, и за город перешед, погоре до Онтонова монастыря… В то же время, люди от скорби тоя великыя пожарныя, похвативше люди, глаголюще от ярости смушени: «в таине ходите и людем не являитеся, и зажигаете град, и людеи губите»; и овех на огне сожьгоша, а иных с мосту сметаша. А Бог весть, испытая сердца человеческая, право ли есть глаголющаа».

1443 г. – «Постави архиепископ великого Новагорода владыка Еуфимеи духовницу камену и сторожну камену во своем дворе. Того же лета постави поставиша камену святого Николу на Кречеве».

1444 г. – «…Тои же осени из князя великого отцины из Тферьского много повоеваша земле и сел новгородчкых, Бежичкыи верх и Заборовье и Новоторскыи волости вси. А из Литвы князь великыи Казимир присла в Новгород, а ркя тако: «возмите моих наместников на Городище, а яз вас хочю боронити; а с князем есмь с московским миру не взял вас деля»; и новгородцы по тому не яшася».

1445 г. – «Архиепископ великого Новагорода владыка Еуфимеи постави церковь камену на Хутине святого Вралама, а на верху колоколницу… А в Новегороде хлеб дорог бысть не толко сего единого году, но всю десять лет… А в то же время не бе в Новгороде правде и праваго суда, и всташа ябетници, изнарядиша четы и обеты и целованья на неправду… и бе по волости изъежа велика и боры частыя, крице и рыданье и вопль и клятва всими людьми на стареишины наша и на град наш…»

1446 г. – «…Того же лета начаша людие денги хулити серебряныя, даже и все новгородци друг на друга смотря, и бысть межи ими голка, и мятеж, и нелюбовь; и посадник и тысячкыи и весь Новгород уставиша 5 денежников, начаша переливати старыи денги, а новыи ковати в ту же меру… и бысть христьяном скорбь велика и убыток в городе и по волостем; да и сие не забвено будет в последнех родех».

Годы 1449 – 1455. Жития да похвалы

Середина XV века отмечена в истории Великого Новгорода расцветом особого жанра религиозной литературы – житиями святых и похвальными “словами” по поводу различных событий церковной жизни. В этом жанре фактический, документальный материал отступает на второй план, и главное внимание обращается на его обработку. Авторы житийной литературы (агиографии) старались превзойти друг друга в искусных литературных приемах. Специалисты называют это «вторым южнославянским влиянием», пришедшим на Русь через агиографов сербского и болгарского происхождения. Это был последний дар Византии нашему Отечеству: гибнущая Империя греков на прощание «наградила» русскую преемницу мастерством «плетения словес»…

ПОД ЗВОН КОЛОКОЛОВ И БОЙ КУРАНТОВ

Наиболее известным автором житий новгородских святых является Пахомий Серб (Логофет), который между 1429 и 1438 гг. в звании иеромонаха прибыл с Афона в Новгород. Уже в начале 1440-х годов он перебрался в Троице-Сергиеву лавру и жил главным образом там, хотя неоднократно в Новгород возвращался.

Пахомий Логофет составил не менее 10 житий, в том числе Варлаама Хутынского, Кирилла Белозерского, Саввы Вишерского, новгородских архиепископов Евфимия II, Моисея и, возможно, Иоанна и Ионы. Его перу также приписывают 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым.

Вчитаемся в жизнеописание новгородского епископа Евфимия Великого, который и пригласил Пахомия в Новгород: «Если хочешь видеть немногое из числа великих дел его, иди к храму Святой Софии. Там увидишь созданные им храмы святых, стоящие подобно горам. Не голосом, а делом открывают они разнообразную красоту свою. Это даровал мне архиепископ Евфимий,— говорит одна церковь; другая говорит — таким благолепием он украсил меня; третья поведает — меня воздвиг он с основания. Храм великого Иоанна Златоустого, высокий и красивый, рукою Златоустого благословляет его и от его лица говорит: «Поелику ты воздвиг мне храм, и я умолю Творца приготовить тебе храмину на Небе». Соборный храм Премудрости Божией, обветшавший от времени и возобновленный им, вещает: «Он возвратил мне прежнее благолепие мое, украсил меня святыми иконами, он — хвала и красота моя».

Воздавая должное строительной деятельности новгородского архиепископа, Пахомий упоминает о строительстве на Владычном дворе «столпа с часами» – первой Часозвони, действительно возведённой в 1449 году. Её фундамент, по мнению археологов, сохраняется в составе руинированного комплекса Владычного дворца, разрушившегося в XVII веке.

По мнению историков Средневековья, горожанин в то время отмерял время в двух измерениях: по колокольному звону он узнавал о начале или завершении церковных служб; а для ремесленной или торговой деятельности прислушивался к бою часов-курантов. Тот факт, что и главная городская колокольня, и первые часы с боем появились во дворе новгородского владыки, лишний раз убеждает нас в том, что он был не только высшим лицом в Новгородской епархии, но и фактическим главой вечевой республики.

КОНЕЦ ЦАРЬГРАДА

29 мая 1453 г. после трехдневного штурма турецкое войско султана Мехмеда II по прозванию Фатих (Завоеватель) захватило столицу Византии Константинополь, положив конец 1100-летней истории христианской Византийской империи. К этому времени некогда грозная империя ромеев сократилась до крошечного «островного» государства на Пелопоннесе и вокруг Константинополя. Тем не менее падение Царьграда потрясло весь православный мир и на какое-то время деморализовало церковную иерархию на Руси.

Последний византийский император Константин ХI Палеолог (дядя Зои (Софьи) Палеолог, бабушки Ивана Грозного) погиб, героически сражаясь в рядах защитников города. Его опознали в огромной горе трупов по маленьким золотым двухглавым орлам на пурпурных сафьяновых сапогах. Султан приказал отрезать Константину голову и выставить ее для всеобщего обозрения на ипподроме, а тело похоронить с подобающими почестями.

Теперь у православных христиан на Руси обозначилась дилемма – сохранить единство традиционной веры и обрести новый центр своей конфессии или же оказаться разобщёнными в религиозном плане, а значит обречёнными на распад пятисотлетнего союза русских княжеств. Москва как сложившаяся в XIV веке столица русского православия и Новгород, постоянно находившийся под влиянием католической Литвы и других стран Европы, в сложившейся ситуации были обречены на конфликт.

«СЛОВА НЕ ОСЛЫШЬСЯ»

1450 г. – «И в это перемирие приехать в Великий Новгород немецким послам, честным людям, от 73 городов заморских и на сем поморьи, и приехать в Великий Новгород и говорить о торговле и о всех обидных делах» (Договорная грамота Великого Новгорода с ганзейскими городами о перемирии на семь лет);

Ок. 1452 г. – «От посадника новгорочкого Михаила Онаньинича, и от тысяцкого новгородчкого Оникия Власиевичя, и от всего господина Великого Новагорода, с веча у Ярославля двора, к Микитки Тинчову. Что еси взял у посла у колываньского у Ивана и у Гостили два рубля, и ты то отдаи. А Великого Новагорода слова не ослышься; а ослышишисяся, быти от Великого Новагорода в казни» (Грамота Великого Новгорода Никите Тинчову с приказанием уплатить взятые им у колыванского (таллинского – С.А.) посла Ивана и у Гостилы два рубля);

1453 г. – «Князь Дмитреи Юрьевич Шемяка умре с отравы в Великом Новеграде июня 17-го. Того же лета царь Моамет Турски взял Царьград» (Новгородская летопись по списку Дубровского).

Годы 1456 – 1462. Меч державной Москвы -хлебородного Центра с «холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловесной паствы»

Казалось бы, историки давно разобрались с причинами падения Новгородской республики: по их мнению, «зажиревшее» боярство в середине XV века перешло
к явно олигархическим формам правления, окончательно ущемив права остального новгородского люда. Потому-то на излёте вечевой республики
и поддержали новгородские «низы» власть московского великого князя, являвшего собой образ справедливого и законного государя, «гаранта» прав небоярского населения.

«После боярской консолидации деятельность боярства не могла не приобрести откровенно антивечевого характера… Равнодушие чёрного люда Новгорода
к жизненно важной для бояр и житьих проблеме взаимоотношений с Москвой определено социальными причинами и равнозначно осознанию противоположности чёрного люда и боярского государства», – считает академик В. Л. Янин.

Впрочем, до окончательного падения Новгородской республики нас ожидают ещё два десятка лет, насыщенных интереснейшими событиями. Первые из них – бои
с москвичами под Старой Руссой и Яжелбицкий мир.

ЯЖЕЛБИЦКИЙ МИР

В 1456 году в отношениях Новгорода и Москвы наступил окончательный разлад. Справившись с родственниками-конкурентами в борьбе за московский престол, великий князь Василий II направляет свои войска на Новгород. Официально причиной военного похода летопись называет «неисправление» новгородцев, то есть несоблюдение прежних договорённостей. Но более глубокая причина крылась в обиде князя Василия на новгородцев за предоставление «политического убежища» его злейшим врагам – князю Дмитрию Шемяке с семьёй. Именно Шемяка в момент краткого восшествия на московский престол в 1446 году велел выколоть Василию II глаза; ослеплённый князь получил после этого прозвище «Тёмный». Правда, за три года до этого Василий II сам повелел ослепить родного брата Шемяки – Василия Юрьевича, так что принцип «око за око» московские князья соблюдали свято, в отличие от обетов при крестоцеловании.

Уже в феврале 1456 года московская «изгонная рать», численностью около 5 тыс. человек, стояла под Русой. В понедельник на Сырной неделе (9 февраля) Руса была захвачена. Начался жуткий грабёж, о котором повествует новгородская летопись Авраамки: «много зла учиниша, сребра, и злата, и порт, и всякого товара много пограбиша, а рушан почаша имати и бити».

В ответ на неправедные действия московской рати из Новгорода выступило войско во главе с князем Василием Шуйским, численность которого была невелика. Следом отправился ещё один отряд князя Александра Чарторыйского, но он задержался на Липне. Пройдя восточным берегом Ильменя, отряд Шуйского вышел к Взваду в устье Ловати. В яростном сражении у церкви Св. Ильи новгородцы одержали верх, потеряв всего 50 человек, и заставили москвичей бежать в Русу. И тут на помощь москвичам подоспела подмога с татарами. Выстрелами из луков москвичи начали бить лошадей под новгородцами, что вызвало у них панику. Во время этой перестрелки получил ранение и отважно сражавшийся новгородский тысяцкий Василий Казимир. Новгородцам пришлось отступить и послать за помощью к псковичам.

Повторно разграбив Русу, московско-татарская рать отправилась к Демону (Демянску), где находился стан Василия Тёмного. Его войска уже захватили Молвотицы и Стерж – малые городки в окрестностях Селигера. Тем временем из Новгорода бежала вдова умершего князя Дмитрия Шемяки, а его дочь неожиданно скончалась. Это открывало путь к мирным переговорам, для которых в лагерь Василия Тёмного под Яжелбицами отправилось новгородское посольство во главе с архиепископом Евфимием II.

Заключенный в конце февраля 1456 года мир между Москвой и Новгородом получил название «Яжелбицкого» и носил явно компромиссный характер. Новгородцам удалось подтвердить «старину» отношений с великим князем, восходившую к седой древности, и даже сохранить видимость распоряжения отдалёнными волостями – Волоком, Бежичами и Вологдой, на самом деле давно перешедшими под патронат московских князей. Существенные ограничения были наложены на внешнеполитические отношения Новгорода, а все решения веча («вечные грамоты») отныне приобретали силу лишь после скрепления великокняжеской печатью.

НА РАСПУТЬЕ

Яжелбицкий мир не стал полной победой Москвы над Новгородом. У Василия Тёмного было ещё слишком мало сил и союзников в борьбе с могущественным Новгородским государством. Даже Псков готов был поддержать выгодного экономического партнёра и вечного соседа – Новгород, в ущерб отношениям с воинственными москвичами. А ещё была Литва, с интересом наблюдавшая за внутрирусской борьбой и готовая выступить на новгородской стороне для защиты своих интересов.

Обращаясь к экономическому аспекту разногласий между «Севером» и «Югом» Руси, историки находят много интересного для прояснения политических позиций Новгорода и Москвы. Как писал в своё время ленинградский историк А. А. Зимин: «Если посмотреть на Русь не с «подмосковной» колокольни, а как бы с общероссийского спутника, то картина соотношения сил будет следующей. Многочисленные государственные образования представляли три тенденции, или силы, поступательного развития. Первая из них – Новгород и Тверь, которые богатели на транзитной торговле с Западом и Востоком. Как в торговле, так и в политике они балансировали между другими странами и землями».

Ко второй силе Зимин относит Русский Север и частично Поволжье, где всё ещё в среде пермяков, удмуртов, мари и чувашей господствовало язычество, а главной ценностью были естественные ресурсы – пушнина, соль. Это были земли, открытые для дальнейшей колонизации и военных грабежей. Выходцы из этих мест – галицкие князья уже задумывались над созданием независимого от Москвы государства, способного жить за счёт собственных богатств.

Но над всем необъятным Северо-Западом и Северо-Востоком Руси со времён Дмитрия Донского отсвечивал меч державной Москвы, за которым маячила татарская сабля. «Хлебородный Центр с его холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловесной паствы», – так определяет третью силу А. А. Зимин. Связанная древними корпоративными узами боярских родов, приверженная жёсткой иерархии отношений и не терпевшая вольностей Москва могла развиваться только за счёт внешней экспансии, позволявшей «выхлопнуть пар» из тесных дворов московских бояр. Эта олигархия не просто подавляла другие сословия – она вообще не считалась ни с кем, кроме государя.

Именно в этом направлении стремительно двигалась московская политика с середины XV века. И на этом пути у неё неумолимо вырастал вольный Новгород – огромный землевладелец, успешно торгующий на Балтике, впитавший дух свободного предпринимательства и заучивший в десятках поколений азы правовой защиты от властного произвола.

Предвосхищая события падения Новгорода, А. А. Зимин пишет о новгородцах: «Люди из прошлого, заглянувшие в будущее, были раздавлены людьми, жившими в настоящем. Романтиков победили трезвые реалисты. Победа далеко не всегда бывает за процветающими и богатеющими». Если бы это не были слова советского историка, работавшего в атмосфере «застойных времён», можно было бы усомниться: а нет ли здесь конъюнктурного душка?

«ЧЕСТНО И ГРОЗНО»

Ок. 1450 г. – «Поклон от Сменка от Корелина. Пришле, господине, к тобе на село на Пытарево. Цим его пожалуешь. И ты, осподине, прикажи всякое слово. А язъ, тобе, своему господину, цолом бью» (Берестяная грамота № 243 о переходе крестьянина к новому господину).

1456 г. – «Новгород держати вам в старине, по пошлине, без обиды; а нам, мужем новгородцем, княжение ваше держати честно и грозно, без обиды… Ни на Низу ноугородца не судити, ни дани ни роздавати, ни приставов вам не всылати во всю волость Ноугородцкую, с Низу не всылати» (Из Договорной грамоты Великого Новгорода с великим князем Василием Васильевичем о мире в Яжелбицах. Конец февраля 1456 г.)

1450-е гг. – «Новград стоит, стен у него нет, были древяны и те погорели, и костры (башни – С.А.) тако же возгорели, не покрыты. А ворот нет, кто хочет, тот идет и выйдет, а сторожей нету» (Московское «Сказание о градех от Великаго Новаграда и до Рима»).

Годы 1463 – 1469. Заступные святыни

Чем неотвратимее приближается грозный час падения новгородской свободы, тем сильнее желание ещё хоть ненадолго погрузиться в повседневный быт и житейские радости новгородцев – жителей давно ушедшего мира, который существует теперь только у нас под ногами и на страницах научных изданий. К сожалению, возможности для путешествия в новгородскую «историю людей» тоже постепенно сокращаются. Примерно с середины XV века сохранность культурного слоя резко ухудшается, из него исчезают вещи органического происхождения – кожа, дерево, кость… Прощальным приветом от новгородцев звучат строки последних берестяных грамот, датировки которых не выходят за границы середины XV столетия. В сегодняшнем выпуске «Седмиц» у нас ещё есть счастливая возможность и услышать «берестяную речь», и увидеть лица великоновгородцев, и заглянуть в один из последних храмов, построенных в канун великих потрясений.

ПРИГОВОР КРЕПОК И В ВЕКИ

Ок. 1450 г. – «Я должен сказать только вот что. Напали разбоем на Михайлицын двор, на Михайлицына сына Иванка-дворника, – а [это были] Жигаля с сыном Офоноском, Игнатко Симуев с братом Макхимком, Василь Вечерко, Грихно, Василько и Климентейко Стехновы, Мартын Татая, Храп, Селюев крестник, – да двор разграбили и имущество захватили; да у Елизаря верх житницы и двор разграбили, а людей перебили и переранили. Я в том селе не один был. А это происходило всю неделю до Проклова дня» (Берестяная грамота № 496).

1462 г. – «А сына своего Бориса благословляю: крест золот, что меня благословила моя мати, великая княгиня, коле есмь шол ко своеи отчине к Великому Новгороду» (Из Духовной грамоты (завещания) великого князя Василия Тёмного)».

1467 г. – «А се им приговор и дел по делным грамотам крепок и в веки. А на сем приговоре люди добрые со обе стороны: Панфилеи Селифонтов, Юрье Григорьев, Иван Парфеньев, Ондрон Филистов. А хто в сем приговоре не устоит, ино даст князю и владыки пять гривен золота, а правым и старцам виноватым истицы пятьдесят рублев» (Из «Приговора» Вяжицкого монастыря с Василием Алексеевичем, Яковом Леонтьевичем и женой Василия Покинарьей о владении селами Кондрусскими, Мандрейскими, Кузарандскими и Тубозерскими».

ЦЕПОЧКА ВРЕМЁН

В 1462 году умирает великий московский князь Василий Тёмный. На престол всходит его старший сын, двадцатидвухлетний Иван. Младшие братья Ивана III получают в уделы малые княжества; Борису достаётся Великий Новгород. Ни о каком соперничестве братьев речь уже идти не может – полустолетняя война вокруг московского стола закончилась торжеством престолонаследия по завещанию.

В жизни Новгорода на некоторое время устанавливается хрупкий мир. Молодой князь Иван на первом этапе правления уделяет больше внимания «татарскому вопросу». В 1469 году ему даже удается совершить удачный поход на Казань и показать ордынским правителям, что Москва больше не намерена считаться с некогда могущественным соседом.

Возникшая передышка в отношениях с Москвой позволила новгородцам переключиться на свои внутренние заботы. Благодаря этому 60-е годы XV века сохранили для нас ряд уникальных икон и храмов, доносящих сквозь столетия мировоззренческие настроения жителей Великого Новгорода. Специалисты по архитектуре отмечают, что в это время в городе и его окрестностях начинают возводиться очень небольшие, компактные храмы, рассчитанные на уединённые или семейные молитвы новгородцев. К таким постройкам можно отнести церковь Двенадцати Апостолов на Пропастех (1455 г.), храм Симеона Богоприимца в Зверине монастыре (1467 г.) и даже «домовую» церковь новгородского владыки Ионы, освящённую в честь Сергия Радонежского (1463 г.)

Молитва в таких «домашних» церквях должна была сближать жителей города перед неминуемым наступлением конца света, который по подсчётам богословов должен был произойти в 1492 году – 7000-м году от сотворения мира. А тут ещё, как назло, и обострение отношений с воинственной Москвой, и очередная волна «морового поветрия»… Единственным спасением в этой ситуации выглядело обращение к Богу и молитва о заступничестве святых угодников и даже умерших родственников за спасение душ живущих новгородцев.

Ярким свидетельством этих настроений является редчайшая по сюжету икона «Молящиеся новгородцы». Икона изображает два уровня: в верхнем ряду восседает на престоле Спас в окружении Богоматери, Иоанна Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила, а также апостолов Петра и Павла.

В нижнем ярусе иконы мы видим целую группу взрослых мужчин и женщин, а также двух «чад», обращённых в молитвенной позе к своим небесным заступникам. Подпись под иконой сообщает нам имена этих людей: «Молятся рабы божий Григорей, Марья, Яков, Стефан, Евсей, Тимофей, Олфим и чады Спаса и Пречистой Богородицы о гресех своих». Есть на иконе и запись о заказчике иконы: «повелением раба божия Антипа Кузьмина поклонение хрестианам». Согласно этой записи икона создана в 1467 году.

Всмотримся в фигуры и лица наших предков, выписанных с особой тщательностью. «Они облачены в цветные одеяния и кафтаны с красными воротниками, на ногах сафьяновые сапожки, на стоящей справа женщине убрус, на ребятах – белые рубашки. У мужчин волосы заплетены в косички. Хотя в лицах нет ничего портретного, они отличаются большой живостью», – так описывает икону известный исследователь новгородской живописи В. Н. Лазарев.

Не менее интересный сюжет, связанный с этой иконой, удалось «распутать» академику В. Л. Янину. Проанализировав подписи к «молящимся новгородцам», он пришёл к выводу, что на иконе изображены уже умершие родственники Антипа Кузьмина, который этим образом хотел создать «заступную святыню» для своего дома. А двор его находился, скорее всего, неподалёку от церкви Спаса на Ильине улице и церкви Знамения Богородицы, которые упоминаются в подписи. То есть как раз там, где вели работы археологи в 1960-х годах на Ильинском раскопе. Так в очередной раз замкнулась удивительная цепочка, соединившая живописную икону, историю города и археологические свидетельства жизни известных новгородцев.

ЦЕРКОВЬ-КАЛЕНДАРЬ

На территории Зверина монастыря, рядом с громадой Покровского собора, стоит миниатюрный храм, накрытый луковичной главкой. Это церковь Симеона Богоприимца, воздвигнутая в память о жителях Новгорода, умерших от страшного «мора», свирепствовавшего в те годы в Новгородской и Псковской землях.

Первоначально на месте коллективного захоронения была поставлена «обыденная», то есть возведённая за один день, деревянная церковь. Но уже на следующий год, в 1467 году, новгородцы возводят над «скудельницей» каменную церковь, размером всего 7×7 метров. Интересной деталью этого храма является устройство в ней нижнего, по-видимому, складского этажа или подцерковья. Эта новинка в новгородской архитектуре получит дальнейшее развитие уже в XVI веке, когда большинство храмов будут строиться «на подклете».

Другой особенностью храма является его фресковая роспись, сплошь покрывающая стены, своды и столбы храма. Большинство фресок представляют погрудные изображения христианских святых, число которых вмещает в себя весь календарный год. Открывает этот «календарный цикл» Симеон Богоприимец, память которого церковь отмечает 1 сентября, и именно с этого дня начинался год на Руси.

Фрески чудом сохранились в годы войны и представляют собой один из самых богатых и колоритных ансамблей новгородской живописи. Храм был реставрирован в 1960-х годах по проекту Григория Штендера и сейчас открыт для музейного показа. Как писал о нём автор проекта реставрации: «Симеоновская церковь – последнее сооружение XV в., построенное перед наступающим длительным затишьем в строительстве, которое было вызвано напряжённой политической обстановкой, сложившейся в это время в Новгороде».

Годы 1470 – 1477. Укрощение «новгородского вольнолюбия»

Князь московский укоряет тебя, Новгород, самым твоим благоденствием –
и в сей вине не может оправдаться. Так, конечно: цветут области новогородские, поля златятся класами, житницы полны, богатства льются к вам рекою;
Великая Ганза гордится нашим союзом; чужеземные гости ищут дружбы нашей, удивляются славе великого града, красоте его зданий, общему избытку граждан
и, возвратясь в страну свою, говорят: «Мы видели Новгород, и ничего подобного
ему не видали!»

Да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород! Да славится князь московский истреблением врагов христианства, а не друзей и не братий земли русской, которыми она ещё славится в мире… Царствуй с мудростию и славою, залечи глубокие язвы России, сделай подданных своих и наших братий счастливыми – и если когда-нибудь соединенные твои княжества превзойдут славою Новгород, если мы позавидуем благоденствию твоего народа,
если всевышний накажет нас раздорами, бедствиями, унижением, тогда – клянемся именем отечества и свободы! – тогда приидем не в столицу польскую,
но в царственный град Москву, как некогда древние новогородцы пришли
к храброму Рюрику; и скажем – не Казимиру, но тебе: «Владей нами!
Мы уже не умеем править собою!»

(Н. М. Карамзин. Марфа Посадница. 1802 г.)

НЕПОПУЛЯРНАЯ ВОЙНА

В 1470 году в новгородских верхах началось брожение умов, связанное с желанием отложиться от назойливой опеки московского великого князя. Во главе этого движения встала вдова посадника Исака Марфа Борецкая и ее сын, посадник Дмитрий. По словам летописца, они заявляли на вече: «Вольные мы все люди – Великий Новгород, а московский князь великий многие обиды и неправды над нами чинит. А хотим за короля польского и великого князя литовского Казимира!»

В московском летописании эта ситуация подаётся крайне тенденциозно и новгородцам приписывается желание перейти в католическую веру. Вряд ли это на самом деле было так, тем более что из кандидатур на княжеский стол новгородцы отдали предпочтение бывшему киевскому князю Михаилу Олельковичу – он хоть и был вассалом Казимира, но оставался православным.

Намерение разрыва с Москвой не могло остаться незамеченным в княжеских палатах Белокаменной. К наметившемуся конфликту добавилась и ещё одна обида москвичей: после смерти архиепископа Ионы новый кандидат на этот пост отправился на поставление в сан не к московскому митрополиту, а к литовскому, находившемуся в Киеве. После этого действия новгородцев были расценены в Москве как «измена православию», и Иван III стал готовить полки к походу на Новгород. К участию в походе были призваны вятчане, устюжане, псковичи – бывшие союзники Новгорода. Планом похода предполагалось отсечь «вольный город» от его земель с востока и запада, а уж затем захватить и саму метрополию.

В первых числах июня 1471 года из Москвы вышел десятитысячный московско-татарский отряд Даниила Холмского и Федора Пестрого-Стародубского. Их целью был захват Старой Руссы и соединение с войском псковичей на Шелони. Второй отряд под командованием князя Оболенского-Стриги и татарского царевича Данияра двинулся чуть позже на Вышний Волочек и дальше по Мсте. Сам великий князь выступил 20 июня и его маршрут пролегал через Тверь в направлении Торжка и южного берега озера Ильмень. Вся затея выглядела довольно сомнительной – ведь предстояло организовать марш огромной армии на 500-километровое расстояние в условиях лесисто-болотистой местности. Но даже погода в тот год была на стороне москвичей: обычно непроходимые реки и болота пересохли от стойкой летней жары. Войны было не избежать…

В Новгороде тоже начались военные приготовления. Памятуя о тактическом превосходстве московской конницы, во-оружённой на татарский лад, новгородцы решили посадить на коней всех боеспособных горожан. Впрочем, направились они не против москвичей, а навстречу псковскому ополчению, двигавшемуся с верховьев Шелони. Второй силой республики была пехота на ладьях, или «судовая рать», которую было решено отправить через озеро Ильмень к Коростыни и Русе.

Как и в 1456 году, первые бои завязались под Старой Руссой. Отряд Холмского сжёг город и вышел к Шелони. Неожиданная высадка у него в тылу «судовой рати» не смутила воеводу. Он стремительно атаковал новгородскую пехоту у Коростыни и быстро её разбил. Та же судьба постигла и часть новгородцев, пытавшихся освободить Русу. Уже здесь начались зверства над новгородцами: Холмский повелел всем пленным отрезать друг другу носы, губы и уши, после чего их в таком устрашающем виде отпускали в родной город.

Следующим этапом войны стала знаменитая битва на Шелони, где удача и тактическое превосходство вновь оказались на стороне москвичей. Разгромленное новгородское войско бежало к Новгороду, сея по пути панику и ужас. Последней надеждой оставались новгородские силы в Заволочье, но и они были разбиты на Северной Двине объединённой ратью москвичей, устюжан и вятичей.

И всё же главные силы москвичей так и не тронулись на Новгород. Прибывший в Русу Иван Васильевич приказал казнить «отсечением головы» посадников Дмитрия Борецкого и Василия Селезнева, а также часть других предводителей «литовской партии».

Вскоре к великому князю выехала из Новгорода мирная делегация во главе с архиепископом Фефилом. 11 августа 1471 года в Коростыни был подписан новый договор. Великий Новгород брал на себя обязательство прекратить любые отношения с Литвой «…А быти нам от вас, великих князей, неотступными ни к кому… Мы отчина ваша». Несмотря на сохранение веча, посадников и боярских вотчин, договор означал полную ликвидацию внешнеполитической независимости республики и судебно-административное подчинение власти Москвы.

Осенью 1475 года Иван III, наконец, прибудет в Новгород лично, но остановится не в городе, а на Городище. Сюда к нему повезут лавину подарков, подношений и челобитий. Великий князь судил и мирил, заступаясь за простых горожан, обиженных боярским произволом. Эта психологическая акция была крайне важным шагом на пути полного укрощения «новгородского вольнолюбия». Дескать, смотрите, вот я – не только грозный воевода, но и заступник простых людей, защитник ваших прав и свобод.

23 января 1476 года Иван III мирно отъехал из Великого Новгорода, уже не сомневаясь, что боярская республика больше не выйдет из его подчинения…

ШЕЛОНСКАЯ БИТВА

Одним из ключевых сражений новгородской истории стала битва на реке Шелони, случившаяся 14 июля 1471 года. К этому времени войска московского воеводы Даниила Холмского, ободренные победами над судовой ратью, настигли конное войско новгородцев, двигавшееся по противоположному левому берегу Шелони.

Новгородцы шли на псковичей – и вдруг появилась московская рать! Противников разделяла река, и кто первый бросился её форсировать, теперь уже вряд ли можно установить. Московский летописец сообщает, что отряд Холмского внезапно вброд и вплавь переправился через реку и атаковал новгородцев, не ожидавших такой прыти. При этом наиболее боеспособный отряд новгородского архиепископа – «владычен стяг» – от боя уклонился, следуя указаниям владыки с москвичами не сражаться.

Исход боя дорешил обходной маневр татарской конницы, зашедшей в тыл новгородцам. После этого плохо обученные горожане кинулись врассыпную, потеряв на поле сражения 12 тысяч убитыми и более 2 тысяч пленными.

Иначе рассказывают о ходе боя новгородские источники. По их версии новгородцы первыми ввязались в бой и пытались атаковать москвичей на другом берегу Шелони. И вновь сообщает летопись о татарском ударе с тыла: «и оударишася на Новгородцев западнаа рать Татарове, и паде Новгородцев много, а иныи побегоша, а иных поимаша, а иных в полон поведоша».

Несомненная победа москвичей надолго отравила сознание новгородцев чувством собственной слабости и безнадёжности сопротивления сильному врагу. Чувство это уже никак не повлияло на судьбу Новгорода, но до сих пор в археологических экспедициях по Северо-Западу России нет-нет да зазвучит негромкая песня с рефреном: «Мы ещё вернёмся на реку Шелонь…»

ВЕЛИКАЯ ГРОЗА И ВЕЛИКАЯ СТРАСТЬ

1471 г. – «Сие же милостию и помощью Вышняго в наша лета сбысть сие, пророком глаголющем, над сими людьми лукавыми Новгородцкие земли: от благочестивого государя от великого князя Ивана Васильевича всеа Руси великая гроза и великая страсть, за их к Латыном отступление и за их неправду» (Новгородская 4-я летопись по списку Дубровского).

1472 г. – «Тои же зимы приде Феофил, нареченный владыка Ноугородский, на Москву ставитися на владычество… ту же плененных всех испроси у великого князя, и князь велики отпусти Ноугородцев, а наместникы посла» (Софийская 2-я летопись).

1476 г. – «Приехал княз велики Иван Васильевич в Великыи Новгород с миром. Пир у архиепископа Феофила, даров великому князю от владыки: три постава сукна ипского по тридцати рублев постав по Нагородцкою, 100 золотых корабленых, зуб рыбеи, а проводнаго бочка вина красного, а другаа белаго…» (Летопись Авраамки).

Годы 1478 – 1484. «Какова государства хотите?»

Уже к весне 1477 года в Великом Новгороде вновь стали проявляться признаки недовольства великокняжеской властью. Разочарование московским правлением охватывает не только боярскую верхушку, но и «чёрный люд». Вновь начинаются тайные переговоры боярской оппозиции с Литвой о возможном союзе. Масла в огонь подлило посольство новгородцев, прибывшее в Москву в марте 1477 года. Подвойский Назар и вечевой дьяк Захарий, обращаясь к великому князю с челобитной, назвали его «государем» вместо привычного «господин». В ответ Иван III послал своих людей спросить, какого новгородцы хотят государства.

ПОСЛЕДНЕЕ ВЕЧЕ

На запрос Ивана III о государственном устройстве новгородцы ответили явным мятежом. Их «республиканские» души восстали против самой идеи единоличного правления государя – а именно это и подразумевало «государство».

Вече стало высказываться в духе призывов «литовской партии». Нашлись и союзники: хан Золотой Орды и польский король Казимир стали угрожать Москве нашествием. После этого у Ивана III не оставалось выбора: нужен был ещё один, последний поход для усмирения Новгорода.

Военная операция против «вольного Новгорода» началась 9 октября. 23 ноября великий князь уже стоял на берегу Ильменя, в двух переходах от Новгорода. Робкая попытка прибывшего сюда архиепископа Феофила с посланцами от пяти концов отвести беду не увенчалась успехом.

27 ноября главные московские силы уже стояли у Троицы в Поозерье. Очередная мирная делегация, прибывшая к великому князю 5 декабря, услышала грозное требование Ивана Васильевича: “Хотим государства своего как на Москве”.

Трудно представить, какие страсти кипели в это время в сердцах новгородцев. Устоявшаяся точка зрения историков предлагает думать, что городские низы безоговорочно готовы были принять единоличную власть московского князя, чтобы избавиться от олигархического боярского правления. Может быть, и так, но ведь бояре-то были свои, коренные новгородцы. Это их активной торговлей и заморскими экспедициями богатела городская казна. Построенные десятками поколений боярских семей городские стены и храмы составляли основу городского пространства. Образ Святой Софии – пятисотлетней заступницы великого города – мог объединить всех по одному лишь призыву владыки. А что объединит новгородцев под рукой государя? Страх или державная воля? Слишком свежи были в памяти жертвы расправы 1471 года, резавшие по княжескому велению друг другу уши, губы и носы…

Непреклонный Иван III уже в декабре начал требовать ясности: целуют новгородцы крест своему государю или хотят войны? Его условия становились всё более категоричными: «Вечю колоколу в отчине нашей в Новегороде не быти. Посаднику не быти… А которые земли наши, великых князей, за вами, а то бы было наше». При такой постановке вопроса стало ясно, что грядёт полная ликвидация боярской республики.

Крестоцеловальный список с ультиматумом великого князя был послан в город с дьяком Андреем Одинцом, который должен был предъявить его во Владычной палате. 11 января 1478 года список зачитали на вече – в последний день вечевого Новгорода. С 13 января, когда грамота была скреплена печатями участников присяги, начался обряд крестоцелования, через который прошли все горожане, включая жён, вдов и слуг боярских.

На масленичной неделе, 29 января 1478 года Иван III въехал в Новгород как государь и фактический правитель города. На обеих сторонах города поселяются великокняжеские наместники. Они арестовывают Марфу Борецкую с внуком, купецкого старосту Марка Панфильева, житья человека Григория Арзубьева и ещё четверых новгородцев. Всех их отправляют для расправы в Москву.

Чем ещё можно дополнить эту печальную картину? Ах да, вечевой колокол. Нет, он не разбился на Валдае. 5 марта того же года «государь всея Руси» въехал в Москву. За ним везли вечевой колокол Новгорода. «И привезен бысть, и вознесли его на колоколницю на площади и с прочими колоколы звонити» – гордо сообщает московский летописец. Именно под этот соборный звон над историей независимого Новгорода опустился занавес.

Ещё через два года Иван III укажет место татарам: после стояния на Угре они перестанут донимать Московскую Русь требованиями дани и будут довольствоваться набегами. Падение Новгорода и «опущение» Орды станет решающим этапом в становлении новой великой державы – России.

«БЫТЬ, КАК У НАС В НИЗОВСКОЙ ЗЕМЛЕ»

1478 г. – «…вечевому колоколу в отчине нашей в Новгороде не быть, посаднику не быть, а государство нам свое держать… и великим князем быть в своей отчине, волостям быть, селам быть, как у нас в Низовской земле» (Из крестоцеловальной записи новгородцев Ивану III).

1480 г. – «Приде князь великий Иван Васильевич в Новгород и стоял в Славне 9 недель» (Новгородская вторая летопись).

1482 г. – «Того же лета приехаша Немцы в Новгород бити челом наместником великого князя Ивана Васильевича; и услышивше псковичи Немец в Новегороде, и отрядиша посадника Якова Кротова, и посадника Леонтея Тимофеевича, и Ондрея Роублева; и быша в Новегороде 11 недель, да и там мир подтвердиша на 10 лет…» (Псковская первая летопись).

Годы 1485 – 1491. Московское время

Присоединение Новгорода (1478 г.) и Твери (1485 г.) к Московскому Великому княжеству стало важнейшим итогом почти двухвековых усилий московских князей по созданию сильного общерусского государства. Теперь, когда границы Московской Руси раздвинулись на западе и севере, особенно важным для Ивана III стало установление прочных и выгодных отношений с европейскими странами. На этом пути у него был выбор: или продолжить демонстрацию силы и заставить соседей уважать Москву, либо завоёвывать авторитет экономическими успехами и развитием образования и культуры.

Сначала Иван III решился поддержать гуманистические настроения интеллектуальной элиты. Однако скоро выяснилось, что просвещённые представители духовенства, в том числе новгородские священники, стали источником распространения новой ереси, способной подорвать основы православия и государственности на Руси. И пришлось Ивану Васильевичу браться за дубину.

НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Упразднение вечевого строя и посаднического управления в Новгороде сочеталось с коренным переустройством системы управления в новгородских погостах — отныне волости и села должны подчиняться не представителям новгородских властей, а лицам, назначенным из Москвы. Фактически это вело к ликвидации той особой формы подчинения погостов городской общине, которая составляла главную особенность аграрного строя вечевой республики. Ведь подати и повинности в Новгородской земле платили только смерды в своих погостах — городская община жила фактически за их счет.

В Московской земле были другие порядки— там подати платились в великокняжескую казну и крестьянами, и горожанами – посадскими людьми.

Недовольство новыми порядками не раз заставляло бунтовать новгородские дворы и боярские кланы, вот только бунты эти были безрезультатны, а чаще всего и опасны. Уже в 1480-е годы Иван III переходит к решительному наступлению на боярские роды Новгорода. Начавшаяся ещё в 1475 году конфискация боярских вотчин постепенно переросла в те самые «выводы», которых так боялись новгородцы. За несколько лет более 2 тысяч представителей привилегированных новгородских сословий были сосланы в Москву, Владимир, Муром, Ростов и другие города «Низовской земли». К концу XV века боярские вотчины были полностью ликвидированы, а церковное землевладение сократилось на 75%.

На место «выведенных» новгородцев из Москвы и других городов стали прибывать новые жители Новгорода, обязанные карьерой и достатком московскому великому князю. В довершение картины экономического переустройства начались перемены и в духовной жизни новгородцев. С 1484 года на архиепископскую кафедру избирается на 19 лет Геннадий (Гонзов) – архимандрит Чудова монастыря в Москве. Именно он берётся вытравить новгородскую ересь, распространявшуюся не только на Волхове, но и в окружении Ивана III.

Новая «ересь жидовствующих» появилась в Новгороде в самом начале 1470-х годов, когда сюда прибыл проповедник Схария Жидовин. Он предположительно явился из Киева в свите литовского князя Михаила Олельковича и «совратил в жидовство» новгородских священников Алексея и Дениса, которые, по-видимому, стали главными распространителями ереси в Новгороде, а затем и в Москве.

Еретики отрицали Святую Троицу, таинство причастия, иконы, монашество и духовную иерархию, то есть фактически — православную Церковь. Своим адептам еретики внушали мысль об их «избранности», чем привлекли немало знатных людей и даже представителей высшего духовенства. Название «жидовствующие» присваивалось оппонентами этого движения, поскольку характерной чертой ереси являлось следование некоторым иудейским предписаниям и обрядам. Всякий, кто вступал в секту, скоро обнаруживал, что за пересмотром христианских догм стоит тщательно скрываемая от непосвященных практика: колдовство, кабалистика и ритуальные действия, представляющие собой «богослужение наоборот»,— например, надругательства над иконами.

В 1487 г. новгородский архиепископ Геннадий доносил великому князю и митрополиту об открытой им ереси, но никаких последствий донесение тогда не имело. К этому времени Иван III уже приблизил к себе священников Алексея и Дениса, которые в 1480 году получили места протопопов в Успенском и Архангельском соборах Москвы. Их проповедь привлекла к ереси многих москвичей, в том числе невестку великого князя Елену, дипломата и писателя дьяка Фёдора Курицына.

Тогда архиепископ Геннадий снесся с другими архиереями и убедил их включиться в дело спасения православия. Совместно с ними он настоял на созыве собора в 1490 году, на котором ересь была формально осуждена: нестяжателей и жидовствующих отлучили от церкви и предали проклятию. Противники ереси, однако, были разочарованы слишком мягкими приговорами — никто даже не был казнен, а ведь требовали отступников «жечи и вешати».

Но ересь всё равно продолжала укрепляться, теперь уже тайно, и в следующем году один из главных ее приверженцев, Зосима, стал Московским митрополитом. И здесь в борьбу включился подвижник и богослов, игумен Волоколамского монастыря Иосиф (Санин). Его шестнадцать «слов», собранные воедино под общим названием «Просветитель», с такой силой и убедительностью обличили жидовствующих, что они после этого уже не могли оправиться.

Авторитет преподобного Иосифа был так велик, что царь покаялся перед ним в потворстве еретикам и согласился на принятие против них самых строгих мер. Но только в 1495 г. удалось сместить Зосиму, а в 1499-м посредством сложных дворцовых интриг вызвать гнев великого князя на главных сторонников ереси при дворе. Одновременно Иосиф Волоцкий и его сторонники вели борьбу против нестяжателей, которых возглавлял Нил Сорский. На соборе 1504 года ересь была окончательно выкорчевана. Руководители секты были сожжены, остальных заточили в тюрьмы или сослали под строгий надзор в монастыри.

Из истории с ересью Схарии все, включая новгородского архиепископа Геннадия, извлекли полезные уроки. Стало ясно, что одной из причин распространения ереси было религиозное невежество части служителей церкви и большинства мирян. Чтобы исправить положение дел, сам Геннадий проделал огромный труд по изданию полного текста Ветхого Завета на церковнославянском языке — так называемой «Геннадиевской Библии». При составлении этой Библии была проведена большая работа по сверке существовавших в славянском переводе отдельных библейских книг с латинским и немецким текстами печатной Библии. При этом русский библейский кодекс включил в свой состав и новые переводы целых библейских книг и их отделов, никогда ранее не переводившихся на славянские языки.

Что же касается общей оценки еретических движений, то до сих пор существуют полярные мнения среди поборников православия и учёных. Изжитая к началу XVI века «ересь жидовствующих» на Руси так и не переросла в церковную Реформацию, зашагавшую по всей Европе немного позднее (Лютер начал свои антицерковные проповеди в 1517 году). Защитники «древнего благочестия» в русской Церкви торжествовали победу над отщепенцами. Но академик Дмитрий Лихачёв считал, что «одной из причин неудачи Возрождения на Руси была гибель еретического движения… Это движение имело серьёзное прогрессивное значение тем, что будило пытливость, вводило в круг образованности новые сочинения, создавало новый круг интересов. Победа официальной церкви тяжело отозвалась на судьбе возрожденческих идей вообще».

ДВЕ КРЕПОСТИ

В 1480-х годах Иван III начинает готовиться к борьбе за выход к Балтийскому морю, чтобы установить прямые экономические и политические контакты с Западной Европой. Для начала он заключает перемирия с Ливонией (1481 г.) и Швецией (1487 г.). Вслед за этим в 1484 году по повелению великого князя в Новгороде начинается перестройка «каменного города» – Детинца. Стены и 12 башен крепости возводятся в новых каменно-кирпичных формах, с наклонным цоколем, двурогими зубцами-«гиббелинами» и арками с внутренней стороны.

Во всём этом чувствуется рука итальянского архитектора, перенёсшего на новгородскую крепость черты замков Ломбардии. К сожалению, источники не сохранили для нас имя этого «архитектона»; есть только предположения, что это мог быть Аристотель Фиорованти или Пьетро Антонио Солари.

Крепостная итальянская архитектура в это время становится модной во всей Европе, а при дворе Ивана III творит целая плеяда известных зодчих, взявшихся за перестройку московских соборов и стен Кремля. На новгородской земле они «отметились» ещё одним строительством: в 1492 году на берегу реки Наровы, на Девичьей горе, начинается строительство каменной крепости. Эта твердыня, получившая имя от самого великого князя, была призвана защитить проход к Балтийскому морю на виду у Нарвского замка, которым в это время владели ливонские рыцари.

В строительстве Ивангорода проявились наиболее передовые идеи фортификационной науки того времени. Точный математический расчёт плана крепости и её геометрические формы абсолютно контрастируют с плавными очертаниями стен новгородского Детинца, тем самым подтверждая принципиальную разницу в назначении двух крепостей. В Детинце разместилась великокняжеская администрация с аппаратом чиновников, а в крепости Ивангород – боеспособный гарнизон.

Усилия Ивана III не пропали даром: напуганный размахом крепостного строительства Ливонский орден принял русские условия гарантий защиты послов великого князя и новгородских наместников, а также в 1493 году подписал новый мирный договор. Укрепившись таким образом на берегу Балтики, Иван III в марте 1494 года ликвидировал последние привилегии Ганзы и закрыл Немецкий двор в Новгороде. Для Ганзейского союза наступили тяжёлые времена: конкуренты на Западе развернули выгоднейшие торговые связи с Индией и Америкой, а на Востоке русский царь фактически уничтожил двухсотлетнюю монополию Ганзы на Балтийскую торговлю.

Годы 1492 – 1499. Новая Русь идёт!

Не всё ладится в государстве великого московского князя. Укрощение «вольных городов» – Новгорода и Пскова – отзывается утратой образованного и предприимчивого слоя населения. А с патриархальным укладом жизни крестьян и их апатичным послушанием налоговому тяглу далеко в экономике не продвинешься. Посланные в Новгород «в кормление» московские бояре вдруг стали на глазах «пухнуть» от богатства – того гляди, отложатся от государя. Да и рано умерший сын Иван Иванович Молодой лишил Ивана III надежды на сохранение прямой преемственности трона от отца к сыну.

БОЯРСКИЙ ПЕРЕДЕЛ

Проблемы с престолонаследием породили в семье Ивана III и его придворном окружении целый ряд явлений, серьёзно повлиявших на политику и экономику Русского государства. В 1498 году шапку Мономаха ещё до смерти царя возлагают на голову Дмитрия Ивановича – пятнадцатилетнего внука Ивана III. В обход сыновей великий московский князь решил передать власть внуку. Но не вышло. Через 11 лет Дмитрий Иванович умрёт в заключении, попав туда, опять же, по воле своего деда. Что ж, хранить и передавать власть в Московской Руси так же трудно, как рассеивать тучи вокруг солнца.

Историки считают, что причинами многих конфликтов в семье Ивана III был слишком большой фонд государственных земель, доставшийся Москве от Новгорода. Расчёт братьев и сыновей Ивана III на раздел этих земель не оправдался и стал причиной нескольких мятежей и заговоров. Более того, даже верные Ивану III первостатейные бояре, получив огромные земельные наделы сразу после событий 1478 года, уже к концу 1490-х годов оказываются в опале. Это и князь Патрикеев с сыном, и три брата Захарьина, князь Ряполовский, дворецкий Русалка-Морозов. В чём же тут дело?

Петербургский историк Руслан Скрынников считает, что Иван III отобрал у бояр новгородские земли и передал их сыну Василию, чтобы избегнуть усиления Боярской думы. Но у государя со временем возникли другие планы на Новгород. Он рассчитывал вырастить здесь новую служилую знать, а потому начал раздавать земли в поместья московским «боярским детям». Пока «боярское дитё» находится на службе, он владеет поместьем, а закончил службу – верни государству или передай служаке-сыну. Так стал складываться новый мощный слой «государевых людей», обязанных своим имуществом только царю.

Чтобы точно знать размеры владений, Иван III повелевает с 1495 года начать подробную перепись новгородских земель по пятинам, раскинувшимся во все стороны от города. Водская пятина тянулась к Ладожскому озеру, Обонежская – до Белого моря, Бежецкая охватывала течение Мсты, Деревская шла вдоль Ловати, а Шелонская включала в себя западные земли от Ловати до Луги.

Эта опись была завершена только к 1505 году и является ценнейшим источником знаний о территориальном и хозяйственном состоянии новгородских земель сразу после падения Республики.

Другие важные перемены в жизни Руси коснулись лето-счисления и крестьянских свобод. В 1492 году Иван III провёл реформу календаря и перенёс начало нового года с 1 марта на 1 сентября. В 1497 году был издан «Судебник», в котором государь установил единый срок перехода крестьян к новому землевладельцу: неделя до и неделя после осеннего Юрьева дня, 26 ноября.

«ДАЛ ЕМУ НОВГОРОД И ПСКОВ»

1494 г. – «Априля 10 пожар бысть в Новегороде: загорелося на Дворищи, а огорело 3 церкви: Никола да Пятница да Борис и Глеб, а горело на Фомине неделе в четверток» (Новгородская четвёртая летопись).

1497 г. – «А христианам отказыватися из волости, ис села в село, один срок в году, за неделю до Юрьева дни осеннего и неделю после Юрьева дни осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А которой христианин поживет за ким год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет да поидеть прочь, и он полдвора платит; а три годы поживет, а пойдет прочь, и он платит три четверти двора; а четыре года поживет, и он весь двор платит» (Из Судебника 1497 г. Ст. 57. «О христианском отказе»).

1499 г. – «…де я, князь великий Иван, сына своего пожаловал великого князя Василия, дал ему Новгород и Псков» (Из послания Ивана III псковичам).

К началу

На первую страницу