Годы 1099 – 1105. Тенденции к самостоятельности

Подошёл к концу XI век – первое столетие христианской Руси. Чтобы расстаться с ним, отвлечёмся от перипетий династических интриг потомков Ярослава Мудрого и подведём самые важные итоги.
По общему мнению историков, княжеские усобицы, не прекращавшиеся после смерти Владимира Святого, не только демонстрировали княжеские противоречия, но и были способом сохранения и трансформации государственной власти в условиях утраты Киевом значения доминирующего центра и появления «многополярной» Руси. Выработанный родственниками-князьями на исходе XI века механизм разрешения споров на регулярных съездах создавал важные прецеденты для будущих конфликтов и способствовал общему умиротворению удельных князей.
Но главным фактором прогресса, отчасти стимулировавшимся княжескими войнами, стало развитие городов как необходимых для князей центров денежных и людских ресурсов. Строя новые города и развивая их экономику, в том числе обеспечивая горожанам военную и юридическую защиту, князья создавали новый слой населения страны – грамотный и образованный, понимающий основы права, обладающий культурой и системой ценностей христианского мира. В конечном итоге именно горожане – а к ним относились не только бояре, но и купцы, ремесленники, чёрное и белое духовенство – оказывались инстанцией, которая давала моральную оценку поведению князя и решала, поддержать его или отвернуться.
Это в полной мере касалось Новгорода, чьё развитие системы самоуправления, не слишком очевидное по летописным известиям, скрытно, но неуклонно подводило горожан к необходимости создания своих представительских органов власти, призванных ограничить власть княжескую и поставить её на службу городу. Первые проявления этих тенденций к самостоятельности заметны ещё в эпоху Ярослава Мудрого, но со всей силой они покажут себя уже в первой трети XII века.
В силу особенностей истории и географического положения Новгород в политических аспектах своей жизни всё больше отдалялся от других княжеских уделов. В то же время, несмотря на растущую дробность и кажущуюся разобщённость русских земель, Древняя Русь в XII веке вступила в свой «золотой» век, сопровождавшийся ростом материального благополучия городов, стремительным развитием рыночной экономики и торговли и, как следствие, общим расцветом древнерусской культуры – главным фактором, связывавшим население страны в нацию.

Печальная весть из прошлого

Закладку каменной церкви Благовещения принято связывать с рождением в 1103 году у князя Мстислава Владимировича сына, будущего новгородского князя Всеволода. С этого времени у новгородских князей входит в обычай отмечать рождение сыновей-наследников строительством каменных храмов, посвященных христианским праздникам или святым – тёзкам новорожденного.
Возведение церкви на Городище во многом изменило планировку и застройку княжеской резиденции, существовавшей здесь со времён Рюрика и Олега. Как выяснилось в ходе раскопок 1980-х годов, уже в XI веке древние укрепления Городища – ров и вал – были снивелированы, что позволило расширить центральную площадку холма для величественного каменного храма.
К сожалению, подлинные части храма 1103 года сохранились лишь частично - под землёй и фундаментами более поздней церкви, выстроенной в середине XIV века. Видимо, строители начала XII века не учли особенностей рельефа холма, и храм стал разрушаться от подвижек грунта, в том числе в сторону засыпанного рва. Тем не менее, западная часть стен древнейшей церкви была исследована археологом Михаилом Каргером в 1930-х и 1960-х годах. Он сделал вывод, что Благовещенская церковь мало в чём уступала Софийскому собору: размеры и план церкви, даже наличие лестничной башни для подъёма княжеской семьи на хоры были схожие.
Во второй половине 1980-х годов экспедиция петербургских археологов под руководством Евгения Носова в 25 метрах от древней церкви обнаружила остатки печи, сооружённой для обжига известняка и получения извести. Печь была сложена из плинф – тонких квадратных кирпичей, по размеру совпадающих с плинфами в кладке церкви 1103 года. Значит, площадка для приготовления извести, а возможно, и обжига кирпича находилась в непосредственной близости от места закладки храма. Историки архитектуры считают, что строителями Благовещенской церкви всё ещё были пришлые мастера – если не греки, то выходцы из Киевской земли.
Судя по другим археологическим находкам, время строительства нового храма отмечено общей активизацией жизни на Городище. К промежутку между 1099 и 1105 годами относится первая найденная в 2004 году на Городище берестяная грамота. Её повреждённый текст содержит упоминания князя и попа; автор распоряжается о продаже «сенника» – то ли сеновала, то ли покоса. Другой экзотической находкой того же периода стала часть черепа североафриканской мартышки. Возможно, князь подарил обезьянку своему наследнику для развлечения, а может, на княжеском дворе, вообще, был целый зверинец. Согласитесь, это сильно меняет наши представления об облике княжеской резиденции на самом севере Руси.
Сильно перестроенная церковь Благовещения простояла до Великой Отечественной войны. Храм, оказавшийся на линии фронта, больше двух лет был объектом пристрельного артиллерийского огня. В 1960-1970 годах по проекту реставратора Леонида Красноречьева храм, в отличие от других восстановленных новгородских церквей, был законсервирован в разрушенном виде.
Заросшая бузиной и репейником руина храма и сейчас венчает вершину холма: уже не «благая», а, скорее, печальная весть из прошлого о славной, но забытой потомками истории Городища – единственного ровесника грядущего новгородского юбилея.

Годы 1106 – 1112. Из «временных лет» – в вечность

В первые десятилетия XII века неясные контуры территории Новгорода обретают строгую планировочную структуру. Доминантами города и его ближайших окрестностей становятся крупные каменные церкви, выстроенные новгородскими князьями в Детинце (Софийский собор, 1045-1050 гг.), на Городище (церковь Благовещения, 1103 г.) на Ярославовом Дворище (Никольский собор, 1113 г.). Чуть позднее к ним добавились ещё два огромных собора – храм Рождества Богородицы (1117 г.) в монастыре, основанном Антонием Римлянином, и церковь Св. Георгия в Юрьеве монастыре (1119 г.). В результате возникла чёткая градостроительная композиция Новгорода, основой которой стали две пересекающихся оси: одна прошла с юга на север, соединив Юрьев и Антониев монастыри; вторая связала Софийский и Никольский соборы по направлению запад-восток, причём эта ось воплотилась в виде деревянного Великого моста. В такой крестообразной планировке угадывается и определённый символизм, связанный с христианским восприятием города.
Большие храмы Новгорода, построенные преимущественно по княжескому заказу, не были единственными церквями в городе. В описании пожара 1105 года Новгородская первая летопись упоминает «святого Илью на Славне». Не исключено, что и в других частях Новгорода к этому времени существовали небольшие, скорее всего, деревянные церкви. Жизнь простых горожан в это время не столь заметна, как храмовое строительство князей, но она не менее важна по последствиям. Как удалось установить археологам по многочисленным находкам этого времени, на рубеже XI-XII веков происходит кардинальное изменение в характере ремесленного производства. На смену изделиям, сработанным с особым изяществом и технологическим совершенством (явно для требовательного заказчика), приходит «ширпотреб» – предметы быта, инструменты и украшения среднего качества, лишённые индивидуального почерка и рассчитанные на быстрый износ. Такое изменение в ремесленном производстве знаменовало переход к массовому рынку; при этом в прежнюю схему «производитель-покупатель» всё чаще вклинивается торговый посредник-купец.
Такие изменения говорят, с одной стороны, о численном росте городского населения и повышенном спросе на ремесленную продукцию, с другой – указывают на постепенное складывание нового социального слоя Новгорода. Это независимые от боярства в личном и экономическом плане люди, ремесленники и торговцы, ведущие собственное хозяйство и обеспечивающие население своей продукцией или товаром. Именно этому слою горожан суждено стать главной политической силой в развитии республиканских институтов Новгорода. Тем временем, в политической жизни Руси нарастает ощущение смены эпох. Улаживание конфликтов внутри княжеских семей и борьба с половцами не должны заслонить от нас главное: Русское государство состоялось, закрепилось на своих территориях, обросло и «обрусело» своим населением, «сцементировалось» общей православной верой. Апогеем этих достижений Руси стал энциклопедический труд монаха Киево-Печерского монастыря Нестора – «Повесть временных лет», законченный в 1110-х годах.
Благодаря гигантским усилиям самого Нестора и его предшественников, Русь обрела детализированную письменную историю, «вплетённую» в историю человечества от сотворения Адама и Евы. Будущее этого огромного государства зависело не от сотен тысяч патриархальных крестьянских хозяйств, а от нескольких десятков крупных и малых городских центров, разбросанных на бесконечных просторах от Тьмутаракани до Новгорода, на всё ещё известном Нестору, но уже уходящем в прошлое пути «из варяг в греки».

Годы 1113 – 1119. Между летописью и былиной

XII веке летописные сообщения о жизни на Руси становятся всё более обширными и подробными, поэтому в тексте «Седмиц» нам придётся ограничиться наиболее важными событиями русской истории, которые имели решающее значение для судьбы Новгорода. Что же касается внутригородской жизни, то здесь в центре нашего внимания останется развитие политической системы Новгорода, формирование мировоззрения его жителей и процесс складывания уникальной новгородской культуры.

Княжение Мстислава Владимировича в Новгороде стало одним из периодов расцвета культуры и бурного развития архитектурного облика города. Удачные походы на чудь привели к расширению новгородских владений и росту благосостояния новгородцев. Финансовые ресурсы позволяли князю вести непрерывное храмовое строительство, а случившийся в 1113 году крупный пожар, уничтоживший периферийные участки города на Софийской стороне («город Кромный»), заставил князя заложить «Новгород болии перваго». Любопытно, что даже Юрьев монастырь летописец называет частью Новгорода. За доблесть и благодеяния новгородцы подарили Мстиславу прозвище «Великий».
Однако всё изменилось после киевского восстания 1113 года, когда князь Владимир Мономах, посаженный киевлянами на престол, отозвал к себе на помощь своего сына Мстислава. В Новгороде остался молодой князь Всеволод Мстиславич, и новгородцы не замедлили воспользоваться его неопытностью. Они попытались существенно ограничить полномочия князя. Дошло до того, что Мстислав был вынужден обеспечивать содержание Всеволода и его двора за счёт смоленских земель.
И здесь лопнуло терпение Владимира Мономаха: он вызвал к себе всех новгородских бояр для грозного напоминания о том, кто на Руси хозяин. Особый гнев великого князя был обращён на участников разгрома усадеб бояр Даньслава и Ноздрьчи, в числе которых оказался и сотский Ставр. В чём была причина этого разгрома – летопись умалчивает. Интрига конфликта сохранялась до лета 2005 года, когда на Троицком раскопе был обнаружен клочок бересты с забавным текстом, в котором некие Жирочка и Тешка просят какого-то Вдовина усмирить Шильца, осрамившего весь Людин конец. Срам заключался в «пошибании», то есть наведении порчи на скот, чем и занимался этот самый Шильце. Весть об этом разнесла Ноздрька, явно жена боярина Ноздрьчи. Но ведь как раз о падеже скота в 1115 году нам и сообщает Новгородская первая летопись!
Так всё стало на свои места: обвинённые в порче княжеских лошадей людинцы разгромили дворы неревских бояр-клеветников и за это были заточены Владимиром в киевскую тюрьму. О дальнейшем ходе событий повествует древняя былина о Ставре Годиновиче, просидевшем много лет в «киевских подвалах» и спасённом женой Василисой Микуличной.
Теперь представьте, что не нашёлся бы в пластах культурного слоя скромный кусочек бересты с 7-ю строчками резных букв. Кто ещё смог бы нам поведать об этом эпизоде новгородской истории, связав воедино разрозненные тексты летописи и былины?

В Новегороде живу да я хозяином,
Я хозяином живу да управителем
И полным лицом живу доверенным…
Ой, глупые бояре, неразумные,
Они хвалятся градом Киевом…
А что это за ограда во Киеве
У ласкового князь-Владимира?
У меня ль, у Ставра, широкий двор
Не хуже будет города Киева.
(Из былины о Ставре Годиновиче)

Кожаные книги

В XII веке на Руси постепенно осваивается искусство изготовления рукописных книг. В Новгороде уже в конце XI века возник собственный скрипторий – мастерская по переписыванию книг, находившаяся в несохранившемся Лазаревском монастыре. Этот монастырь стоял на берегу Волхова, между существующими ныне церковью Петра и Павла в Кожевниках и Николо-Бельским монастырём (областной Дом народного творчества).
Как и в Византии, книги в Новгороде писали на пергаменте, который изготавливался из телячьей или бараньей кожи, поэтому на Руси его называли «телятиной» или по-гречески «харатьёй». Процесс выделки пергамента был сложным: сначала надо было срезать со шкуры мясо, шерсть и щетину, затем выскоблить её специальными ножами. На последнем этапе кожу чистили золой и поташом, после чего обезжиривали мелом и выглаживали пемзой. Стоили такие книги безумно дорого: несколько пергаментных книг равнялись цене хорошего села. Дороговизна пергамента приводила к тому, что на листах «кожаных книг» часто просматриваются затёртые тексты, или палимпсесты, от греческого выражения «снова скоблю».
Если в XI-XII вв. пергамент был преимущественно ввозным, то большинство древнерусских книг XIII века написаны уже на отечественном пергаменте. С широким распространением в XIV веке бумаги «харатейные» книги постепенно выходят из обращения. Всего от периода XI-XIV вв. сохранилось 708 «кожаных книг».
Одним из наиболее известных образцов рукописной книги на пергаменте и одновременно шедевром ювелирного искусства является Мстиславово Евангелие. Книга была изготовлена князем Мстиславом Великим для церкви Благовещения на Городище. Её текст закончен не позже 1117 года; несколько лет спустя Мстислав подарил ещё одно роскошное Евангелие только что основанному Георгиевскому собору Юрьева монастыря.
Приписки на полях указывают, что писал Мстиславово Евангелие Алекса, сын пресвитера (священника). Буквы золотил некий Жадан, а бесценный переплёт, украшенный золотом, эмалями и драгоценными камнями, был изготовлен в Константинополе. Хранившееся издревле в Софийском соборе Евангелие Мстислава при Иване Грозном «переехало» в Архангельский собор Московского Кремля, а уж затем в ризницу Синода.

Годы 1120 – 1126. «Киевские дядьки»

В 1120-х годах новгородцы вступили в затяжную борьбу с Киевом за право выбирать посадника по своему усмотрению. Случившийся в 1118 году конфликт с новгородцами не давал покоя великому киевскому князю Владимиру Мономаху. Чувствуя угрозу своей власти со стороны излишне самостоятельных новгородцев, Мономах посылает в 1120 году в Новгород своего чиновника, некого Бориса, который становится новгородским посадником. Подобные вещи происходили и ранее, вспомним хотя бы посадника Добрыню, крестившего Новгород, или Остромира, посадничавшего в середине XI века. Но уже в малолетство Мстислава Владимировича и на всём протяжении его новгородского княжения посадниками становились исключительно представители боярских родов Новгорода. И вдруг – снова киевский дядька!
Посадник Борис исполнял свои обязанности довольно долго: лишь в 1126 году его сменил выбранный новгородцами Мирослав Гюрятинич. Однако вскоре ситуация повторяется, и уже в 1129 году в город вновь прибывает киевский посадник Данила.
Готовность новгородцев всегда поспорить с князьями за свои права не оставляла в покое Киев. В 1122 году у князя Мстислава умерла первая жена Христина, и он сразу же женится на дочери новгородского посадника Дмитра Завидича, умершего ещё в 1118 году. В 1123 году и сын князя Всеволод «оженися» в Новгороде. Такими семейными альянсами князья рассчитывали закрепить мирные отношения с новгородцами.
Тем не менее, после смерти Владимира Мономаха в 1125 году и некоторого ослабления власти великого князя, новгородцы вновь пытаются избавиться от назойливой княжеской опеки. Как только Мстислав занял трон отца и вызвал к себе из Новгорода Всеволода, новгородские бояре тут же проявили свой норов. Как удалось установить академику В.Л. Янину на основании анализа серии свинцовых княжеских печатей (см. рисунок), во время отсутствия Всеволода в Новгороде на княжеский престол был посажен его малолетний сын – Ивор (христианское имя Иоанн). Ивору Всеволодовичу в это время было не более 3-х лет, но от его имени подписывались и скреплялись печатями важные княжеские документы. Такая форма правления может вызвать улыбку, но для новгородцев, «вскормивших» у себя в городе не одного правителя Киева, малолетний князь выглядел оптимальным партнёром.
Вернувшийся в феврале 1127 года Всеволод без особого труда снова занимает новгородский престол, просто пересадив Ивора-Иоанна себе на колени. А для того, чтобы обеспечить сыну достойную судьбу, в том же году Всеволод закладывает каменный храм Рождества Иоанна Предтечи.
К сожалению, на следующий год малыш умер, так и не вкусив «взрослого» княжения. Но до сих пор стоит на Торговой стороне, напротив почтамта, посвящённая ему церковь Иоанна на Опоках – лучшая память о малолетнем новгородском князе Иворе Всеволодовиче.

Годы 1127 – 1133. Людские вещи

Знакомясь с особенностями отношений новгородцев с князьями, легко заметить, что уже к началу XII века Новгород никак нельзя назвать «княжеством», сродни тем, которые формировались на юге, западе и востоке Руси. Как же можно определить в понятных нам терминах то политическое устройство, при котором жили новгородцы уже на третьем столетии своей истории?
Для ответа на этот вопрос заглянем в сочинения Сигизмунда Герберштейна – иностранного путешественника, посетившего Россию в 1517 и 1526 годах. Просвещённый европеец так поясняет организацию власти в Новгороде: «Князей, которые должны были управлять их республикой, они поставляли по своему усмотрению и желанию…». Посланцу Священной Римской империи были хорошо известны различные политические системы Европы, и в точности его оценок сомневаться не приходится. Итак, республика. Но что скрывалось за этим названием для средневекового новгородца?
Сам термин res publica имеет древнеримское происхождение и заключает в себе ценности античной эпохи, когда свободные горожане греческих городов-полисов, а затем римляне, чётко разделили частную и публичную собственность. Общественные здания (театры, цирки, храмы), а также крепостные стены, мосты и источники воды (водопроводы и уличные фонтаны) названы Цицероном понятием res publica, то есть «общими вещами». Строительство и содержание «общих вещей» объединяло горожан, заставляло их сообща вкладывать средства, устанавливать формы контроля над публичными объектами, вводить должности магистратов, отвечавших за мощение улиц, строительство храмов и мостов, то есть развивать местное самоуправление. Такая политическая система, основанная на совместном (коммунальном) хозяйстве горожан, получила со временем название республики.
Взглянем с этих позиций на Новгород. Уже в середине X века жители города начинают мостить общие улицы, объединяться на этой основе в уличанские общины, выбирать старост и делегировать им полномочия по сбору средств на ремонт и содержание мостовых. В XI веке мы узнаём о практике сбора общегородского веча, на котором Ярослав Мудрый просит помощи в походе на Киев. К концу XI века в городе появился свой посадник, правивший суд вместе с князем. В этом смысле и сам суд – тоже res publica, поскольку его заседания проходят публично, гласно и часто касаются общественных интересов.
В 1998 году на Троицком раскопе была обнаружена уникальная усадьба, большая часть которой представляла собой мощёную площадь размером почти 130 кв. м. В досках настила вырублены отверстия для столбов, явно удерживавших навес. Для чего жителям этой части города понадобилась такая площадь, служившая, судя по навесу, местом собрания в любую погоду?
Разгадку дали десятки берестяных грамот, найденных рядом с настилом. Это были в основном документы о судебных разбирательствах. Значит, перед нами судебный двор, где князь или его представители вместе с новгородским посадником вершили «сместной», то есть совместный суд. Приведённый пример ещё одной «общей вещи» позволяет определить время установления в Новгороде публичной судебной инстанции, без которой было бы немыслимо развитие демократических институтов власти. Эта судебная площадь, судя по годичным кольцам плах настила, появилась в 1126 году и в течение почти всего XII столетия возобновлялась на прежнем месте.
Как же новгородцы называли свои «общие вещи»? Относящаяся к XII веку Ефремовская кормчая (сборник церковных и светских правил) содержит выражение «людские вещи». Этот перевод точно соответствует латинскому res publica и греческому ta demosia pragmata, но был известен, видимо, только в среде монахов – переписчиков книг. Новгородцы же, когда собирались обсудить общие проблемы, просто называли их «вещами», что зафиксировано летописями; само собрание при этом они называли вече, но не от «вещи», а от глагола «вещать», то есть говорить, обсуждать.

Мост к величию

Сообщение 1133 года об обновлении моста «церес Волхово» застает его уже существующим. Точное время появления первого долговременного моста через водную артерию города пока назвать невозможно. Очевидно лишь, что именно строительство моста зафиксировало исходную планировку центра Новгорода: линия, по которой он был проложен, связала религиозный центр города – Софийский собор и двор владыки с Торгом и княжеским Никольским собором. Поэтому находился древний мост, скорее всего, в нескольких десятках метров выше по течению нынешнего пешеходного моста.
Об устройстве древнего моста долгое время судили лишь по летописным известиям и очень условным изображениям на летописных миниатюрах и иконах. За последние два года благодаря подводным исследованиям у археологов появился повод утверждать, что мост покоился на дубовых сваях, забитых в довольно плотное речное дно. Ближе к верхней кромке воды сваи были «обшиты» деревянными срубами, защищавшими мост от ледоходов. Эти конструкции называются в летописи городнями, причем их количество достигало 22-х. На городнях покоился бревенчатый помост, по которому изо дня в день топали тысячи кожаных сапог новгородцев, спешивших кто на главный городской рынок – Торг, кто на службу в Софию, а кто – побросать удочку в поисках доброго улова (медные рыболовные крючки чаще других находок встречены водолазами на волховском дне).
Строительство моста через широкий и стремительный Волхов было не только сложной инженерной задачей, но дорогим удовольствием. Финансировалось это строительство всей «Новгородской землей», с участием весьма отдалённых от города территорий. Необходимость совместного содержания моста стала ещё одним мощным фактором складывания республиканской системы города. Причём именно мост, ставший уже в XIII веке «Великим мостом», выступает «вещным» символом республиканских порядков Новгорода: это и место публичных казней, и площадка для разрешения общегородских споров, в том числе посредством кулачных боёв.
Современный исследователь республиканского устройства Новгорода, петербуржец Олег Хархордин пишет: «Древнерусский «мост» – как мостовая улицы, так и Великий мост – это неотъемлемый фундамент создания некоторого сообщества, которое создаёт себя, замостив арену, где будет разворачиваться судьба этого сообщества». К середине 1130-х годов «арена» новгородской истории была подготовлена во всех отношениях. В 1136 году на ней развернутся драматические события, показавшие нам, что res publica новгородцев существует не только в виде бревенчатых настилов, но и в умах и поступках свободолюбивых горожан.

Годы 1134 – 1140. «Призрак революции»

В среде специалистов по средневековому Новгороду одним из центральных событий новгородской истории считается антикняжеский мятеж 1136 года, который даже был назван Б. Д. Грековым в период увлечения марксизмом «новгородской революцией». Попробуем разобраться, кто чего не мог и кто не хотел в этой «революции».
Поводом к недовольству новгородцев стало намерение князя Всеволода начать «суздальскую войну», чтобы посадить в Суздале своего брата Изяслава. Новгородцы не были едины в поддержке этой войны и сумели вернуть своё войско с полдороги. По настоянию Всеволода рать всё же продолжила поход зимой, но закончилось всё ужасно – новгородское войско потерпело поражение под Жданой горой, потеряв на поле боя посадника и много «добрых муж».
Накал антикняжеских страстей привёл к аресту самого Всеволода с семьёй и последующему изгнанию из Новгорода. Несколько дней на княжеском столе сидел Владимир – малолетний сын Всеволода, но вскоре новгородцы дождались приглашённого из южной Руси князя Святослава Ольговича, брата черниговского князя. Святослав пришёлся по душе не всем – сторонники Всеволода даже стреляли в него из-за угла, но стрела пролетела мимо.
Изгнанный Всеволод вскоре объявился во Пскове и стал готовиться к войне с Новгородом. Казалось, битвы не избежать – Святослав собрал огромную рать и даже пригласил брата Глеба с курянами, а к Всеволоду перебежали его новгородские «милостници». Но в решающий момент новгородцы с князем повернули назад, сказав «не проливаиме крови с своею братьею, негли бог управит своим промыслом». Бог и управил: Всеволод Мстиславич неожиданно умер. А через год новгородцы изгнали надоевшего Святослава, пригласив к себе сына ростово-суздальского князя Юрия Долгорукого. На этом и с псковичами замирились, да и в городе на какое-то время утихли раздоры.
«Призрак революции», подобный новгородскому восстанию 1136 года, бродил в то время и по городам Северной Европы. Горожане как организованное сообщество вторгаются в датскую историю с убийством короля Нильса 25 июня 1134 года. В 1140-е гг. жители шведского Лунда выступают как городская община, предоставляя архиепископу и королю свою военную поддержку. Население крупнейших городов Европы принимало активное участие в политической борьбе для того, чтобы достичь преимуществ города как самостоятельного целого. Новгородцы не то что не отставали от них, но были одними из первых, кто добился права самостоятельно выбирать себе князя, а немного позднее, в 1156 году, и епископа.

Жизнь на Владычном дворе

Церковная история Новгорода в первые десятилетия XII века наполнена непростыми событиями. В условиях нараставшей борьбы новгородского боярства с княжеской властью епископы Новгорода не только не оставались в стороне, но иногда старались использовать ситуацию для получения большей независимости от киевского митрополита и даже константинопольского патриарха.
Наиболее загадочной личностью на новгородской кафедре в это время был епископ Иоанн Попьян, который простоял во главе церковной иерархии Новгорода с 1110 по 1130 год, а затем «отвержеся», то есть отказался от сана. Более того, в древних списках новгородских владык говорится, что «отверженного» епископа в церковных службах «не поминают». В чём же причины намеренного забвения высшего иерарха Новгорода?
Как считает петербуржский исследователь Александр Мусин, Иоанн Попьян оказался в сложнейшей ситуации выбора между сохранением прежних форм церковной жизни и проявлениями новых экономических условий в церковном хозяйстве города и пригородных монастырей. Со времён крещения Руси материальная основа церковных институтов обеспечивалась «церковной десятиной», которая перечислялась соборным церквям в виде 1/10 от даней, торговой и судебной деятельности князей. При такой форме обеспечения церковь была лишена собственной экономической базы и полностью зависела от княжеского благополучия и благосклонности. Недостатки этой системы со всей очевидностью проявились в начале XII века, когда серия неурожайных лет серьёзно подорвала экономическую основу церкви.
В этих условиях князья перешли к наделению монастырей земельными владениями и одновременно устанавливали прямые отношения с настоятелями обителей. Со временем такую практику начнут и богатые новгородцы. Всё это приводило к дроблению церковной системы и утрате строго иерархического подчинения епископу. Не видя возможности противостоять складывающимся союзам княжеских домов и монастырей, Иоанн принял решения самостоятельно сложить с себя сан епископа, что при отсутствии санкции сверху считалось каноническим преступлением. Ни о какой «нелюбви» новгородцев к своему владыке в этой ситуации говорить не приходится, скорее наоборот, ведь за деятельностью Иоанна Попьяна стояло желание сохранить единство церкви, избежать прямого княжеского вмешательства в церковные дела.
К XII веку относятся и достоверные археологические свидетельства жизни Владычного двора. Благодаря раскопкам Марка Алешковского в 1950-1960-х годах, выяснилось, что в северной части нашего Кремля, под каменными стенами и башнями сохраняются бревенчатые стены древнейших укреплений епископской резиденции. На глубине от 3 до 5 метров залегают мощные дубовые срубы, которые опоясывали по кругу пространство вокруг Софийского собора. Деревянная крепость была вдвое меньше кремля и занимала площадь около 4,5 га. Судя по найденным у основания стен каменным выкладкам, всё пространство Владычного двора было замощено булыжником - большая редкость для деревянного города. Именно здесь, за крепкими дубовыми стенами, и был посажен под охрану в 1136 году неугодный новгородцам князь Всеволод вместе с женой, детьми и даже тёщей.
 

Годы 1141 – 1147. Про кинерала, невидека и сморочь

1141 г. – «Априля в 1 бысть знамение на небеси дивно велми: 6 кругов, 3 около солнця, а кроме солнця другыя 3 великы, и стоя близ не весь день. В то же лето придоша ис Кыева от Всеволода по брата Святослава вести Кыеву; « сына моего, рече, приимите собе князя …И Якуна яша на Плисе, и приведше и семо с братом его Прокопьею, малы не до смерти, обнаживше, яко мати родила, и сверша его с моста; но бог избави, прибреде к берегу и боле его не биша, но взяша у него 1000 гривен».
1142 г. – «Епископ и купце и слы новгородскыя не пущаху из Руси, и они не хотяху иного князя, разве Святополка; и вда им Святополка и-своею руку… И услышаша Новегороде, яко Святополк идет к ним со всеми людьми их, и яша Ростислава, и всадиша в епископль двор, седевше 4 месяци… В то же лето приходи Свеискеи (шведский – С.А.) князь с епископом в 60 шнек (шнека - морское судно – С.А.) на гость, иже и-заморья шли в 3 лодьях; и бишася, не успеша ничтоже, и отлучиша их 3 лодье, избиша их полутораста».
1143 г. – «Стояша вся осенина дждева, от Госпожина дни до Корочюна… и бы вода велика вельми в Волхове и всюде, сено и дрова разнесе; озеро морози в нощь, и растерза ветр, и внесе в Волхово, и поломи мост, 4 городне отинудь бе-знатбе занесе».
1144 г. – «Делаша мост весь церес Волхово, по стороне ветхаго, нов весь. В то же лето погоре Холм весь и церкы святого Илье».
1146 г. – «Том же лете сделаша 4 церкви: святую мученику Бориса и Глеба в граде, святого пророка Илье, и святую апостолу Петра и Павла на Холме, и святую безмзднику Козму и Дамияна».
1147 г. – «На осень ходи Святополк со всею областию Новгородскою на Гюргя, хотя на Суждаль, и воротишася на Новем торгу, распутья деля (из-за распутицы – С.А.)».

Внимательный читатель «Седмиц», просматривая летописные сообщения, наверняка уже заметил постоянное чередование в них букв «ч» и «ц». Вот и в 1144 году новгородцы делают мост «церес Волхово». Что это, ошибка или неграмотность летописца?
Такие же вопросы постоянно задавали себе археологи и лингвисты, знакомившиеся с текстами берестяных грамот после их открытия в 1951 году. Частое смешение букв «ъ» и «о», «ь» и «е», а также «ц» и «ч» учёные пытались объяснить малограмотностью горожан. Притом, что слова на бересте писались без разделения, слитно, легко представить, с какими трудностями прочтения приходилось сталкиваться при дешифровке текстов. Шедевром тарабарщины стал текст одной из грамот XII века: «коросто кинерала невидека сия сморочь варала» (№ 663). Прямо рассказ, как генерала Невидека какая-то сморочь зачем то варает… Ничего себе, новгородский говорок!
Анализ особенностей письма новгородцев долгое время не выходил за рамки «теории ошибок», пока в научном мире не появились публикации Андрея Зализняка. Оказывается, новгородцы говорили и писали на диалекте, имевшем существенные отличия от всех остальных славянских языков. Среди этих особенностей и характерное «цяканье», сохраняющееся до сих пор в северорусских говорах, и постоянное употребление окончания -е в названиях вещей, в именах и даже в глаголах. Главный же вывод учёного: по каким-то причинам на Новгородчине на столетия задержалась так называемая вторая палатализация – общий для восточных славян процесс превращения заднеязычных согласных (к, г, х) в свистящие (ц, з, с). Поэтому новгородцы говорили келый – вместо целый, вхе – вместо все.
Приведённая выше абракадабра после искусного препарирования академиком А. А. Зализняком, оказалась сообщением о том, что дети некоего Коростки, а вместе с ними и Сморчовы дети – Невид и Касьян (уменьшительное – Кася) заплатили пахотные подати (поралье или рало). В общем, всё понятно, «по-новгороцки».

Годы 1148 – 1154. Новгородский указатель княжеского пути

1148 г. – «Ходи архиепископ Нифонт к Суздалю мира деля к Юргеви; и прия и с любовью Гюрги, и церковь освяти Богородицю великым священием, и новоторжци выправи вси и гость цел, и посла с честью Новугороду; но мир не дасть. Тои же осени присла Изяслав сына своего Ярослава ис Кыева, и прияша и новгородци, а Святополка выведе злобы его ради и дасть ему Володимир. Тои же зиме приде Изяслав Новугороду… иде на Юрга к Ростову с новгородци; и много воеваша людеи Гюргов, и по Волзе взяша 6 городов, даждь и до Ярославля попустошиша, а голов взяша 700, и воротишася, роспутья деля».
1149 г. – «На ту же зиму приидоша Емь на Водь ратью в тысящи и услышавше новгородци идоша по них в 500 с воеводою и не упустиша ни мужа».
1151 г. – «Победи Изяслав с Вячеславом Юрья у Переяславля, иуля в 17... В то же лето архиепископ Нифонт поби святую Софею свинцем всю прямь и извистию омаза всю около».
1153 г. – «В то же лето заложи Аркадии игумен святыя богородица Успение и состави собе монастырь; и бысть крестияном прибежище и аггелом радость».
1154 г. – «Месяца марта изгнаша новгородци князя Ярослава, в 26, и введоша Мстислава, сына Ростиславля… Тогда же иде Ростислав из Новагорода в Киев на стол, оставив сына своего в Новегороде; и вознегодаваша новгородци, зане не створи им наряда, но болши раздра, и показаша путь сынови его по нем».

После изгнания новгородцами князя Всеволода Мстиславича (1136 г.) на княжеском столе в Новгороде началась настоящая чехарда. Пытаясь следовать за успехами князей в междоусобных войнах, новгородцы поочерёдно приглашали на княжение представителей почти всех династических домов, возникших на развалинах Киевской Руси. За 50 лет после 1136 года власть в Новгороде переходила от князя к князю 30 раз, так что на каждое правление приходилось менее двух лет. Причём, в отличие от большинства других территорий Руси, у новгородцев не было своей династии князей с правом наследования стола. С одной стороны, это облегчало им отношения с князьями, с другой - явно не способствовало стабильности в жизни города. Вот и приходилось время от времени рассылать посольства во все концы Руси: в Киев, к потомкам Мстислава Великого, в Чернигов, к заклятым врагам киевских князей – Ольговичам, и даже в Суздаль, к боковой ветви Мономашичей в лице Юрия Долгорукого.
В сложившейся ситуации у новгородских владык появились новые обязанности по улаживанию княжеских споров. В 1131 году новгородцы единогласно избрали своим епископом Нифонта, киевлянина по происхождению. Ему пришлось много потрудиться в качестве миротворца: за двадцать пять лет его святительства новгородцы сменили около 10 князей, и епископ был одним из главных советников при выборе нового князя. Насколько это было трудно, не скрывает даже монах-летописец, вынужденный прибегать к редким для церковного письма выражениям при описании эмоциональных выступлений новгородцев: «вознегодаваша», «показаша путь по нём», то есть, указав путь куда подальше.
Помимо политической борьбы новгородские владыки в XII веке всё больше внимания уделяют церковному строительству, украшению старых и возведению новых храмов. Так, архиепископ Нифонт, вскоре после его поставления на епископскую кафедру, закладывает в центре Торга каменный храм Успения Богородицы, а Софийский собор покрывает свинцом и обмазывает известью.
В окрестностях Новгорода в эту пору разворачивается активное монастырское строительство. Один за другим основываются новые монашеские обители: Духов,  Зверин, Пантелеймонов, Аркажский монастыри.

Годы 1155 – 1161. Дары княжеских сватов

1155 г. – «На вербницю прииде князь Юрьи к Кыеву и седе на столе, а Изяслав избежа Давыдовиц к Чернигову, и прия Юрьи сын его в мире с любовию, и волости им раздая достоиныя; и бысть тишина в Рустеи земли».
1156 г. – «Согнаша новгородци Судила с посадничества, и по изгнании 5 день умре; и потом даша посадничьство Якуну Мирославичю. Тои же весне преставися архиепископ Нифонт новгородчкыи… В то же лето собрася все град людии, изволеша собе епископом поставити мужа свята и богом избрана именем Аркадиа… В то же лето поставиша заморьскыи купци церковь святую Пятницю на Торговищи».
1157 г. – «Бысть котора (вражда – С.А.) зла в людех, и всташа на князя Мстислава на Юрьевича, и начаша изгонити из Новагорода, торговы же послаша в оружьи по нем; и свадишася братиа, и мост переимаша на Волхове, и сташа сторожи у городних ворот, а друзии на оном полу, мало же крови не пролиаша межи собою… На ту же осень зело страшен бысть гром и молниа, град же яко яблока больши, месяца ноября в 7 день».
1158 г. – «Иде Ростислав к Смоленску и с княгинею своею, а сына своего Святослава посади в Новегороде на столе, а Давыда в Новем Торгу. В то же лето, по грехом нашим, мор бысть в людех много, и конеи множество помре, яко нелзе бяше проити до торгу сквозе город, ни по гребли, ни на поле, понеже бо велик бяше смрад. Еще же и скот рогатыи помре…»
1160 г. – «Прияша новгородци Святослава Ростиславица, и послаша его в Ладогу, и княгыню впустиша в монастырь святыа Варвары, а дружину его в погреб всажаша, и введоша Мстислава Ростиславица, внука Юрьева…»
1161 г. – «Урядися Ростислав с Андреем о Новегороде, и выведоста Мстислава Юрьева внука, седевшю ему год без неделе…»

Середина XII века прошла у новгородцев в постоянных выяснениях отношений с Юрием Долгоруким – энергичным владимирским князем, изо всех сил старавшимся удержать Новгород в орбите своего влияния. Нет нужды пересказывать многолетнюю историю этих отношений, коснёмся лишь тех эпизодов, с которыми связаны несколько ценнейших предметов из ризницы Софийского собора.
После нескольких неудачных попыток «усадить» на новгородском столе сына Ростислава Юрий Долгорукий отправляет в Новгород в 1155 году другого сына – Мстислава. Причём в этот раз, чтобы заручиться поддержкой новгородцев, он женит его на дочери новгородского боярина Петра Михалковича. По каким-то причинам новгородские летописи об этом умалчивают, и сообщение о женитьбе Мстислава на «Петровне Михалковича» сохранилось в киевском и владимирском летописании.
Но политический расчёт себя не оправдал: летом 1157 года новгородцы изгнали Мстислава; а вот его тесть Пётр Михалкович сумел сохранить их доверие и продолжал исполнять обязанности княжеского представителя в сместном суде. Об этом историкам рассказали тексты многочисленных берестяных грамот, обнаруженных в 1998 году вокруг известного судебного помоста на одной из усадеб Троицкого раскопа.
В качестве материального свидетельства брачного союза Мстислава Юрьевича с дочерью новгородского боярина Петра в ризнице Святой Софии сохранился великолепный серебряный кратир – чаша для причастия. Надёжную атрибуцию этого кратира, на котором содержится надпись «се сосуд Петров и жены его Марьи» и указание «Коста делал», недавно выполнил московский филолог Алексей Гиппиус. Благодаря сопоставлению берестяных и летописных текстов, а также тщательному изучению кратира он пришёл к выводу, что Петр и Марья – это родители невесты, сваты князя Юрия Долгорукого. Их дар в сокровищницу общегородского храма был не единственным. Самая известная новгородская икона «Знамение Божьей Матери» содержит на оборотной стороне образ святых Петра и Анастасии. «Можно думать, что кратир и икона были парным вкладом, сделанным Петром Михалковичем в Софийский собор в связи с бракосочетанием его дочери Анастасии с князем Мстиславом Юрьевичем», – предполагает А. Гиппиус. Так мы узнали и имя княжеской невесты. Пройдёт ещё немного времени, и подаренная Софийскому собору икона чудесным образом спасёт Новгород от ратей Андрея Боголюбского.
Ко второй половине XII века относится и упоминание в новгородских берестяных грамотах будущей столицы русских земель, обласканной всё тем же Юрием Долгоруким. Грамота № 723 сообщает «Покланяние от Душиле к Насте. Шел ты есмь Кучкову». До находки этой грамоты старое название Москвы – Кучково – упоминалось только в тексте Ипатьевской летописи.

ОНИПОЛОВЦЫ

«И сташа сторожи у городних ворот, а друзии на оном полу», – сообщает нам летописец о новгородской распре 1157 года. Где находились «городнии ворота», мы ещё можем представить – это скорее всего ворота в Детинец со стороны Великого моста. Но что такое «на оном полу»?
Ответ на этот вопрос, казалось бы, давно дан историками. «Оный пол» значит – та, другая половина города, то есть современная Торговая сторона. Кстати, похожее название сохранилось в ильменском Поозерье – деревня Ондвор. Но летопись не просто называет две части города, а явно противопоставляет собственно Новгород (Софийскую сторону) и население Торговой части: «начаша изгонити из Новагорода, торговы же послаша в оружьи по нем». Иногда летописец, сообщая о жителях Торговой части, употребляет название «зареченцы» и «ониполовцы».
Историк Елена Скржинская даже усмотрела в последнем названии родство с обозначением кочевого населения левого берега Днепра – половцами. Она приводит довольно веские аргументы в пользу того, что постоянно тревожившие Русь своими набегами кочевники звались русскими соседями «половцами» по тому же принципу – как население «оного пола», то есть той, заднепровской стороны.
В таком отделении торгово-купеческого поселения от города нет ничего необычного. Многие европейские города на ранних стадиях своей истории имели несколько ядер: город епископа, купеческий посёлок, княжеский замок. Видимо, не случайно в тексте грамоты князя Изяслава Мстиславича (1134 г.) так говорится о подаренных Пантелеймонову монастырю крестьянах села Витославлицы: «не потянути (не перейти – С.А.) им не ко князю, ни к епископу, ни в городцкие потуги». Новгород середины XII века все ещё не был цельным поселением с единым ядром; он продолжал расти и вокруг Детинца на Софийской стороне, и вокруг Торга на «оном полу».

Годы 1162 – 1168. Посадники, князья и боярские аппетиты

1163 г. – «Преставися архиепископ новгородчкыи владыка Аркадии септября в 19; положиша его с великой честью в притворе святыя Софея».
1164 г. – «Приидоша Свея под Ладогу и пожгоша ладожане хоромы своя, а сами завторишася в городе с посадником своим Нежатою, а по князя послаша и по новгородци… В 5 же день потом приспе князь с новгородци… и победиша Божиею помощью, овы иссекоша, а другыя изимаша».
1165 г. – «Поставлен бысть Илья архиепископ новгородчкыи от митрополита Иоанна, при великом князе рустем Ростиславе, марта в 28, на вербьницю, и прииде к Новугороду мая в 11 день при князе Святославе, а при посаднице Захарьи».
1168 г. – « Прииде князь Роман Мстиславиц, внук Изяславль, Новугороду на стол, априля в 14 день; и ради быша новгородци своему хотению. В то же лето ходиша новгородци с плесковици к Полтеску и пожгоша волость и воротишася от города за 30 верст. Тому же лету исходящу, на весну ходи Роман с новгородци к Торопцю, и пожгоша домы их, и голов множество полониша».

В 1160-х годах новгородцам пришлось много повоевать, чтобы отстоять свои земли и право выбора князей. Вспыхивающие время от времени стычки боярских группировок за право пригласить «своего» князя свидетельствуют о том, что Новгород по-прежнему нуждается в фигуре князя для полноценного управления городом и организации военных походов.
По мнению академика В.Л. Янина, в среде новгородского боярства 1130–1170-х годов существовали две наиболее влиятельные группировки. Первая, представленная посадниками Якуном Мирославичем и Захарией, тяготела в своих политических предпочтениях к черниговским князьям. Вторая, объединявшая посадников Судилу, Нежату и некоторых других, занимала противоположную позицию и с этой целью часто поддерживала суздальских князей.
В подобных политических распрях можно усмотреть слабость нарождающейся новгородской государственности. С другой стороны, неустойчивость боярских союзов с князьями и смена посадников защищали город от вечной проблемы городского самоуправления – узурпации власти, семейственности и коррупции. Чтобы заручиться поддержкой городского населения при выборе князя, боярам не только приходилось сдерживать свои «аппетиты», но и активно вкладывать собственные средства в развитие и благоустройство городского хозяйства, в том числе в строительство приходских храмов и монастырей.
Одним из примеров такого строительства стало возведение на берегу Волхова неподалёку от Софии огромного каменного храма, посвящённого святым князьям-мученикам Борису и Глебу. Культ князей-страстотерпцев становится особенно популярным на Руси с начала XII века: в условиях непрерывных княжеских распрей невинно убитые княжичи были призваны напоминать об истинных христианских добродетелях – братской любви и смирении.
Под 1167 годом летопись сообщает: «Заложи Сотко Сытиниц церковь камену святого Бориса и Глеба». Строителя храма звали Сотко, и это уже давно дало историкам повод усматривать в нём прототипа былинного гусляра Садко. При всей «красивости» этого созвучия трудно представить, чтобы гусляр, даже с помощью «златопёрых рыб», смог построить в центре Новгорода каменный храм, не уступавший по размерам Георгиевскому собору Юрьева монастыря.
Загадочность фигуры Садко подчёркивается наличием прямых параллелей этому персонажу в западноевропейской литературе. В частности, в старофранцузском романе о Тристане из Леонуа (сохранился в списке XIV века) фигурирует купец по имени Садoк. Специалисты по новгородскому фольклору связывают сюжетную линию былины (спор с новгородцами, метание жребия в бурю и спуск в подводное царство) с фольклорным наследием многих народов Евразии, при этом наиболее близкие сюжеты обнаруживаются в Индии и Фракии, подарившей миру миф об ещё одном «гусляре» – Орфее. В таком случае, за былиной о Садке стоит многотысячелетняя традиция индоевропейских народов, переложенная на новгородский лад.

Годы 1169 – 1175. Вся «земля просто русская» против Новгорода

1169 г. – «Иде Даньслав Лазутиниц за Волок даньником с дружиною своею и присла Андреи полк свои на нех, и бишася с ними, и бяше новгородцев 400, а суздалец 7000; и пособи бог новгородцем, и паде их 30 и 1000, а новгородцев 15 муж… В то же лето, на зиму, приидоша под Новгород суздалци с Андреевицем, Роман и Мстислав со смолняне и торопцаны, и с муромци и с рязанци с двемя князьма, и полочкыи князь с полочаны, и вся земля просто Руская, а новгородци же сташа твердо о князи Романе Мьстиславлици, о Изяславли внуце, и о посаднице Якуне, и устроиша город около города. И приидоша к городу в неделю на збор, и сходиста промежи себе о уряди по три дни; и к вечеру победи я князь Роман, но еще бо тогда детеск бяше сыи, с новгородци, силою крестною и святою богородицею и молитвами благоверного владыки Ильи, месяца февраля в 25…»
1170 г. – «Бысть дорогов в Новегороде: купляхут кадь ржи по 4 гривне, а хлеб по две ногате, а мед пуд по 10 кун… В то же лето боголюбивыи архиепископ новгородчкыи владыка Илья с братом Гаврилом создаста манастырь и церковь устроиста святыя Богородица Благовещение».
1171 г. – «Того же лета отъяше князь Рюрик посадничество у Жирослава и выгнаша его из Новагорода, и он поидяше к Суздалю к князю Андрею, и даша тогда посадничество Иванкови Захариницю…»
1172 г. – «Того же лета, на зиму, ходи архиепископ новгородчкыи Илья ко Андрееви, в Володимир, ходил бяше на всю правду».
1173 г. – «Иде князь Юрьи Андреевиц с новгородци и с ростовци Кыеву на Ростиславица и прогнаша ис Кыева и стояше под Вышегородом 7 недель, и приидоша в Новгород вси здравы».
1174 г. – «Убиша в Володимири князя Андрея свои милостници: в нощи, спящю ему в Боголюбем…»
1175 г. – «Выведоша из Новагорода князя Юрья Андреевича; а Мстислав сын свои посади Святослава в Новегороде… В то же лето преставися посадник новгородчкыи Иванко Захарьиниц, и даша Жирославу опять; и концающюся лету тому, исгнаша ис посадничьства Жирослава и даша Завиду Невероницю».

Одним из самых драматичных эпизодов новгородской истории являются события зимы 1169-1170 годов, когда объединённые силы русских княжеств под предводительством владимиро-суздальских князей двинулись на Новгород, рассчитывая раз и навсегда обуздать строптивых новгородцев.
Незадолго до этого небольшой корпус новгородских «данников» во главе с Даньславом Лазутиничем отправился для сбора дани «за волок» в сторону Северной Двины. Двиняне как раз в это время задумали «отложиться» от Новгорода и вступили в союз с Андреем Боголюбским. Чтобы поддержать двинян, Боголюбский выслал против новгородцев свой экспедиционный корпус, который был наголову разбит меньшей по численности ратью новгородцев.
Такой обиды князь Андрей простить уже не мог, ведь даже Киев был под его властью и там сидел младший брат Глеб! Вскоре после событий в Заволочье вся «земля просто Руская» под предводительством князя Мстислава Андреевича оказалась под Новгородом. 25 февраля огромное войско приступило к городу, рассчитывая крупно поживиться в одном из богатейших городов Европы.
О дальнейших событиях нам рассказывают несколько летописных текстов, имеющих явные противоречия в описании «новгородского чуда» 1170 года. Историки делят их на «проновгородскую» и «антиновгородскую» версии, вошедшие в состав древнейших летописей уже в XII веке. Нам, современным новгородцам, конечно, ближе летописная версия новгородской ориентации, тем более что на её основе уже в XIV веке появилось «Слово о Знамении Святыя Богородица в лето 6677», в деталях рассказывающее о чудесном спасении Новгорода от разгрома заступничеством иконы Божьей Матери «Знамение».
На третью ночь после начала осады Новгорода архиепископу Иоанну послышался голос: «Иди в церковь святаго Спаса на Ильину улицю, и возьми икону святую богородицю, и вынеси на острог противу супостат». Икона была вынесена на острог. Суздальцы начали наступление на город и «спустиша стрелы, яко дождь умножен». После того, как одна из стрел вонзилась в икону, Богородица обратилась ликом к городу, и из её глаз потекли слезы. И тогда Господь обратил свой гнев на суздальцев: их покрыла тьма, на них напал «трепет и ужасть», и они стали избивать друг друга. Новгородцы, увидев это, вышли из острога, стали разить и пленять врагов. В ознаменование свершившегося чуда Иоанн «сотвори праздник светел», который с тех пор празднуют 27 ноября.
«Антиновгородская» версия делает акцент на справедливости действий Андрея Боголюбского (кстати, канонизированного впоследствии православной церковью), покаравшего новгородцев за их непомерную гордость и неласковое обращение с князьями.
Что же случилось на самом деле? Наиболее вероятным является удачное для новгородцев сражение с вражескими войсками, случившееся на третий день осады. Битва происходила «на десятине» – чаще всего под этим местом понимают территорию около Десятинного монастыря, где, вероятно, проходила линия городских укреплений – «острога», второпях построенного новгородцами. В тексте древнейшей Новгородской Первой летописи ни о каком чуде от иконы не говорится; новгородцев всё же выручили их воинская доблесть и отчаянная храбрость, ведь защищали они родные алтари и семейные очаги.
Из-за частокольных стен города за битвой наблюдали архиепископ Иоанн с клиром, молясь при этом принесённым из городских храмов иконам. Среди них, несомненно, была и икона «Знамение Божьей Матери», подаренная в 1156 году Софийскому собору боярином Петром Михалковичем в память о выдаче дочери Анастасии замуж за князя Мстислава Юрьевича.

Годы 1176 – 1182. Дела церковные

1176 г. – «Иде Волхово опять на зводь (вспять – С.А.) по 5 днии. Тои же весне оженися князь Мстислав в Новегороде и поняша у Якуна у Мирославича дщерь… Том же лете постави Михалко Степановиц церковь нову святого Михаила, а другую Моиси Доманежиц святого Иоанна Усекновение главы на Чюденцеве улице».
1177 г. – «Того же лета погоре на осень Неревьскыи конец от Иванковеи, и сгоре церквии 5. И на зиму прииде князь Мстислав с братом Ярополком в Новгород и посадиша новгородци Мстислава на столе, а Ярополка на Новем торгу, а Ярослава на Ламском волоце, и тако управишася по воле».
1178 г. – «Преставися князь Мстислав, сын Ростиславль, а внук Юрьев, и положиша у святеи Софеи в притворе; а брата его Ярополка посадиша в Новегороде на столе. И зая Всеволод гость новгородчкыи, и показаша путь Ярополку новгородци, и тогда Всеволод изгони Новый торг и взя. И послашася новгородци по князя Романа к Смоленьску, и вниде на сбор по чистои недели».
1179 г. – «Заложи архиепископ новгородчкыи владыка Илья церковь камену святыа богородица Благовещение, а начаша ю делати мая в 21, а концаша августа в 25, а всего дела церковнаго днии 70; и бысть крестияном прибежище».
1180 г. – «Преставися князь Мстислав в Новегороде Ростиславиц … и положиша и в святеи Софеи в пределе святыя Богородица».
1181 г. – «Месяца июля в 3 зажжена бысть церкви от грома Варяжьская на Торговищи, по вечернии, а другая святого Иоана Ищекова. Того же лета загореся в Славне от Коснятина двора, сгореста 2 церкви: святого Михаила и святых Отец, и дворове мнози по гребли и до Ручья. В то же лето срубиша церковь святого Якова на Добрыне улици, и святого Кузмы и Дамиана, и святого Саву, и святого Георгиа, и святого Иоана Ищекову».
1182 г. – «Прииде в Новгород князь Ярослав, сын Володимир, внук великаго Мстислава. Того же лета концаша церковь архиепископ новгородчкыи владыка Илья с своим братом Гаврилою на воротех святое Богоявление. Тогда же и святых Отец церковь поставиша».

Проходящая в этот раз перед нами седмица лет жизни Новгорода до предела насыщена событиями: по-прежнему выясняют при помощи военных походов и захвата городов свои отношения владимирские, ростовские и смоленские князья, а новгородцы, умело лавируя между ними, то приглашают к себе на стол победителей, то изгоняют пораженцев; горят один за другим Славенский и Неревский концы; Волхов течёт по весне вспять несколько дней кряду.
На этом фоне поразительной выглядит строительная активность новгородского архиепископа Ильи, который, невзирая на все трудности бытия, последовательно возводит или восстанавливает после пожара по всему городу и окрестностям каменные и деревянные храмы. Возможно, что за этим строительством проглядывает то, о чём молчит летописец: население города растёт и богатеет, а избыточное богатство новгородцы охотно вкладывают в возведение приходских храмов и монастырей. Иногда эти вклады обрастали легендами.
В житие архиепископа Ильи содержится подобный эпизод, связанный с устройством церкви Благовещения в основанном им же монастыре. Начатое Ильей и его братом Гавриилом строительство храма пришлось остановить, когда церковь была выстроена уже наполовину – кончились средства. Благочестивых строителей спасла молитва, обращенная к Богородице. Она явилась братьям во сне и пообещала не оставить их в нужде. Наутро перед входом в монастырь стоял прекрасный конь в золотой упряжи. По бокам пустого седла висели два мешка: один с золотом, другой с серебром. Когда мешки были сняты, конь растворился в воздухе… Средств хватило не только на строительство, законченное за 70 дней (!), но и на покупку сёл для монастыря и последующее содержание монашеской братии. Храм Благовещения на Мячине, отмечающий место древнего монастыря, и поныне стоит у развилки дорог неподалёку от бывшего аэропорта Юрьево.
К сожалению, не все храмы той поры дошли до наших дней – многие сгорели в бесчисленных пожарах или разрушились от времени. Приметой церковного строительства XII столетия было частое посвящение храмов Иоанну Предтече, крестившему Христа в водах Иордана. Дело в том, что ещё в княжение Владимира Мономаха на Русь был привезён перст от руки Иоанна Предтечи как символ близости Византийской и Русской церквей. До этого византийского императора благословляли на трон целой десницей святого Иоанна, что символизировало в этой церемонии акт крещения самого Господа. Подаренный киевскому князю Иоаннов перст стал ещё одной православной святыней, закреплявшей за Киевом право на равный диалог с Константинополем в церковных делах, и на Руси стало «модным» посвящение храмов Иоанну Предтече.
Один из храмов, в память об Усекновении главы Иоанна Предтечи, находился возле Кремля, на окончании древней Чудинцевой улицы. Нынешние новгородцы без особого труда могут ощутить под ногами руины храма 1176 года – нужно только дождаться времени, когда пустеет заставленная торговыми лотками сувенирная аллея.

Годы 1183 – 1189. Республиканские рокировочки

Не утихающая борьба боярских группировок, вращающаяся вокруг личностей приглашаемых и изгоняемых князей, уже к 1180-м годам приводит к очевидным изменениям во всей политической системе Новгорода. Особого накала межклановая вражда новгородских бояр достигла к 1186 году: сначала новгородцы изгнали посадника Завида, сторонника смоленского князя Давыда, а затем, сбросив с моста, убили его родного брата Гаврилу и некоего Вачу Свиневича, вероятного союзника влиятельных братьев.
На смену Завиду пришёл Михалко Степанович, который уже был до этого посадником в самом начале 1180-х годов. Возникла уникальная ситуация, при которой сидящий в Новгороде князь Мстислав, сын смоленского князя Давыда, и посадник Михалко, явно блюдущий интересы суздальских князей, представляли в управлении городом два наиболее влиятельных и одновременно враждебных княжеских дома.
Уже в 1189 году Михалка сменил связанный с убитым Завидом посадник Мирошка Нездинич; при этом поменялся и представитель княжеской фамилии, и вновь на противоположный Мирошкиным интересам полюс. Так, переставляя на шахматном поле городской политики фигуры князя и посадника, новгородцы преодолели ещё одну ступеньку развития своей республики, научившись сохранять баланс интересов боярства и князей без очевидного перевеса в чью-либо сторону. Похоже, к последним десятилетиям XII века князья смирились с непостоянством новгородских предпочтений и необходимостью принимать как руководство к действию любое решение новгородского веча.
В конце XII века произошла ещё одна важная перемена в организации республиканских органов власти: должность тысяцкого, представлявшего интересы ремесленно-купеческого населения города, организованного в сотни, тоже становится привлекательной для новгородских бояр. Первым «боярским» тысяцким стал Милонег или Миронег, выходец из богатейшего сословия новгородцев, о чём свидетельствует строительство им каменных храмов. С точки зрения экономики города объединение под боярским началом должностей посадника и тысяцкого вело к установлению республиканского контроля над налоговой системой Новгорода.
Автором этой реформы, по мнению академика В. Л. Янина, стал уже упомянутый Мирошка Нездинич, хорошо знакомый новгородским археологам по периферийной части его двора, исследованной на Троицком раскопе. Подтверждением влиятельности Мирошки, и в целом посаднического звания, служат найденные здесь грамоты № 601 и № 609, в которых князь Ярослав Владимирович и его княгиня отчитываются перед посадником за расходование средств на погребение своих двух внезапно умерших сыновей.

БАРБАРОССА И ХОРУЖЕК

Во второй половине XII века началась первая, торговая, экспансия немцев на Балтике. Очень быстро германские купцы выяснили, что наиболее удобным плацдармом для расширения их торговой миссии может стать остров Готланд, до этого находившийся под контролем скандинавов. Уже к середине XII века здесь возникла немецкая купеческая община, которая быстро осознала все выгоды торговли с Новгородом, богатым на мех, воск, пеньку и прочие ценные ресурсы.
В 1188 году немецкий император Фридрих Барбаросса выдал «русским», то есть новгородцам, льготную грамоту, позволяющую им беспошлинно торговать в Любеке. И в этом же году Новгородская Первая летопись сообщает о серьёзнейшем конфликте между новгородскими и немецкими купцами на «Готском берегу» – как называли на Руси Готланд.
Текст этого сообщения долгое время не поддавался осмысленной расшифровке. Если злодейские действия варягов-немцев на «Готех», то есть на Готланде, ещё можно понять, то кто же кого «рубоша» в каком-то «Хоружку» и в «Новоторжце»? Исследователи даже предлагали видеть в них «переводные» названия городов Торсхэлла и Нючепинга на юге Швеции, где якобы варяги и посадили в заключение («в поруб») новгородских купцов.
Содержание конфликта прояснилось лишь благодаря усилиям академика А. А. Зализняка. Он убедительно доказал, что в данном случае слово «рубоша» говорит о конфискации товара, Хоружка – не что иное, как личное имя одного из новгородцев (Хоруг), а новоторжцы – купцы из Нового Торга (Торжка). Следовательно, немцы на Готланде арестовали новгородские товары, а в ответ Новгород объявил им бойкот.
Размолвка, впрочем, была недолгой. Взаимные торговые интересы требовали возобновления отношений, и уже в 1191-92 гг. появляется торговый договор, составленный от имени новгородского князя Ярослава Владимировича, посадника Мирошки, тысяцкого Якова и всех новгородцев с немецким послом Арбудом и «со всеми немецкими сынами и готами и со всем латинским языком». Текст договора на пергаменном листе сохранился до наших дней; он подробно расписывает ответственность сторон за любые незаконные действия и провозглашает важнейший принцип: в случае разрешения конфликта судебным путём «в том миру ити гостю домов без пакости».
Уже к концу XII века Готланд и его столица Висби начинают испытывать серьёзную конкуренцию со стороны Любека – будущей столицы могущественной Ганзы. А в 1200-м году в устье Даугавы – Западной Двины появится флотилия немецких судов и возникнет город Рига – оплот рыцарей-крестоносцев. С этих пор немецкая экспансия на Восток, в сторону Прибалтики и Новгорода, станет не только торговой, но и военной.

Годы 1190 – 1196. Семь лет кряду «на столе своём»

1190 г. – «Родися Новегороде у Ярослава сын Михаил, а княже имя Изяслав, а внук Володимир. Том же лете избиша плесковици Чюдь поморскую: пришли бо бяху в 7 шнек и оболчилися около порога в озеро, и удариша на не плесковици и не упустиша ни мужа, а шнеке привезоша Плескову в город».
1191 г. – «Ходиша новгородци с Корелою на Емь, и воеваша землю их и пожгоша и скот исекоша. В то же лето срубиша церковь на Городищи святого Николы князь Ярослав, а влыдыка в дворе у себе Устретение господне… В то же лето ходи князь Ярослав на Лукы, позван полотьскою княжьею и полоцяны, и поя с собою новгородец переднюю дружину; и сняшася на рубежи и положиша межи собою любовь … и приде князь Новугороду Ярослав одарен».
1192 г. – «Иде князь Ярослав Плескову на Петров день, и новгородци вмале; а сам седе в Плескове, а двор свои послав с плесковици воевать, и шедше взяша город Медвежу голову и пожгоша, и придоша сторови. В то же лето постави церковь внизу на Хутине Варлам цернец, а мирским именем Алекса Михалевиц, во имя святого Спаса Преображения… В то же лето в Русе срубиша церковь на острове, Мартурии игумен, во имя святого Преображения, и створи манастырь, и бысть прибежище крестьяном».
1193 г. – «Преставися Гаврила, архепископ новгородскыи, месяца маия в 24… Новгородци же с князем Ярославом и с игумены и с софьяны и с попы сдумавше, изволиша богом избрана Мартурия, и… посадиша и в епископии… В то же лето идоша из Новагорода в Югру ратью с воеводою Ядреем…»
1194 г. – «Зажжеся пожар Новегороде в неделю на Всех святых, в говение, идуче в заутренюю: загореся Савкине дворе на Ярышеве улици, и бяше пожар зол, сгореша церкви 10: святого Василия, святыя Троиця, святого Воздвижения, и много домов добрых; и уяша у Лукини улици… Том же лете и Ладога погоре переди Новагорода, а потом и Руса погоре…»
1195 г. – «Заложи церковь камяну на городьных воротех боголюбивыи архепископ новгородьскыи Мартурии во имя святыя богородиця Положение ризы и пояса … Том же лете, на зиму, позва Всеволод новгородьце на Чернигов, на Ярослава и на все Ольгово племя; и послаша новгородьци к нему Мирошку посадника и Бориса Жирославиця, Микифора соцского, просяче сына, а Ярослава негодующе; и взворотишася в Новгород».
1196 г. – «…Том же лете испьса црковь на воротех архепископ Мартурии святыя Богородиця, а писец Грецин Петровиц… Всеволод иде на Чернигов, скупив силу свою и половечьску силу приведе, и вожаше с собою посадника новгородьскаго Мирошку, и Иванка и Фому… И возратився Всеволод, пусти Фому Новугороду, а Мирошке и Иванка не пусти, и розгневи новгородьце; и сдумавше новгородьце, и показаша путь из Новагорода и выгнаша и на Гюргев день, осень, Ярослава князя. Иде князь Ярослав на Новыи торг, и прияша и новоторожци с поклоном; и жаляху по нем в Новегороде добрии, а злии радовахуся».

Среди княжеских имён, с калейдоскопической быстротой сменявших друг друга на новгородском столе в XII веке, одно задерживается на страницах летописи на относительно долгий срок. Князь Ярослав Владимирович несколько раз княжит в Новгороде с 1181 по 1199 годы. При этом целых семь лет, с 1187 по 1196 год, он непрерывно сидит в Новгороде. Историки диаметрально расходятся в оценке его деятельности и причин столь долгого княжения. Некоторые, включая отечественного классика С. М. Соловьёва, считали Ярослава Владимировича малозначительной фигурой, усидевшей так долго на новгородском столе в силу влиятельности могущественного свояка, суздальского князя Всеволода Большое Гнездо. А вот историк Л. В. Черепнин приписывал ему многочисленные заслуги: удачные военные походы на Чудь, строительство новых храмов и монастырей, заключение торговых договоров с Готландом.
Последнюю точку зрения недавно поддержал московский учёный Алексей Гиппиус, собравший множество аргументов в пользу того, что Ярослав Владимирович был действительно «великим» князем, как его однажды именует Новгородская Первая летопись. Практически все аргументы он черпает со страниц летописи, где особо указывается на то, что Ярослав «внук великого Мстислава». Князь Ярослав не только был наследником новгородской славы деда; его бабка - дочь новгородского посадника Дмитра Завидича, выданная в 1122 году замуж за Мстислава. Таким образом, он находился в тесном родстве с известным боярским кланом, представители которого на протяжении XII века также избираются в посадники и явно оказывают поддержку «своему» князю.
Какой же след оставили в Новгороде семь лет непрерывного княжения одного князя? Не было ли в этом попытки «реставрации» сильной княжеской власти? Несомненно, Ярослав Владимирович настойчиво укреплял авторитет своей династии. По его указанию в Пскове состоялось «обретение мощей» и местная канонизация князя Всеволода, изгнанного новгородцами в 1136 году. Воздав должное дяде, Ярослав позаботился и о том, чтобы его собственное имя дополнялось титулом «второй Всеволод». Взвешенная политика князя по отношению к городскому самоуправлению проявилась в оформлении института тысяцкого, ставшего важным балансиром для деятельности боярских посадников со стороны торгово-ремесленного населения города. При Ярославе Владимировиче княжеский Юрьев монастырь приобрёл статус «вечевого» монастыря, а юрьевский архимандрит, которого избирал «весь Новгород», стал своеобразным противовесом власти новгородского владыки со стороны чёрного духовенства.
Итогом «новгородской седмицы» Ярослава Владимировича явилось складывание новой системы управления Новгородской республикой, цель которой, по мнению А. Гиппиуса, заключалась в ограничении влияния «непредсказуемого в своём политическом выборе новгородского боярства путём введения новых влиятельных общественных институтов, представляющих более широкие слои населения».
К сожалению, эта система сдержек и противовесов не защитила самого князя. В 1199 году он был в очередной раз изгнан из Новгорода и навсегда исчез из поля зрения летописцев где-то на просторах Южной Руси.

«Карельская грамота»

Военные походы Ярослава Владимировича в 1190-х годах чётко очерчивают зону экономических интересов Новгорода: земли чуди и еми, а также далёкая, но бесконечно богатая пушниной Югра. Торговые пути от Ладожского озера до Ботнического залива и даже в Лапландию сложились уже в X веке, и контроль над ними был исключительно важен для Новгорода, богатевшего за счёт торговых связей.
Экспансия новгородцев на север – в сторону нынешних Карелии и Финляндии - наряду с военными целями носила ещё и характер религиозного миссионерства. При этом уже к концу XII века на территории финских племён новгородцы сталкиваются с отрядами шведов, также вожделевших освоиться в озёрном краю.
И всё же новгородцы опередили скандинавов. Распространяя среди карелов свою веру, язык и традиции, русское население оставило неизгладимый след в памяти этого народа. До сих пор в финском языке risti – это крест, skiita – скит, а pappi – поп.
В 1957 году на Неревском раскопе была найдена грамота № 292, заставившая археологов поломать голову. Попытаемся её прочесть: «Юмалануоли 10 нимижи ноули се хан…». Полная чепуха для русского уха оказалась записью карельского текста с использованием кириллического алфавита. Перевод грамоты звучит примерно так: «Божья стрела (молния) десять имён твоих. Стрела та она принадлежит богу. Бог судный направляет». Это языческое заклинание древних карел, записанное где-то в середине XIII века. До появления других текстов на карельском языке остаётся ещё долгих шесть столетий.

К началу

На первую страницу