Наш город с его славным прошлым, богатейшей культурой и мировой известностью давно заслуживает многотомной «Истории». Но написать ее под силу лишь коллективу лучших историков, а они не торопятся взяться за дело.
В 2009 году новгородцы будут отмечать 1150-летие родного города, и для многих это событие, возможно, станет одним из самых памятных. Чтобы лучше подготовиться к юбилею и до конца осознать, в каком уникальном городе мы живем, еженедельник «Новгород» начинает проект: «Новгородские седмицы: 859 – 2009».
Древнерусское слово «седмица» означает цикл, состоящий из семи дней, семи лет или даже десятилетий. Например, древнегреческий мудрец Солон делил человеческую жизнь на десять седмиц. Идея нашего проекта заключается в том, чтобы разделить оставшиеся до юбилея тысячу с лишним дней на седмицы-недели и отсчитывать их как годы истории Новгорода.
Еженедельно мы будем вспоминать о наиболее важных событиях славного новгородского прошлого: о становлении и расцвете вечевой республики, о пережитой городом опричнине, о Смутном времени, провинциальном забвении, страшных военных годах… Перед нашими глазами пройдут имена известных новгородцев, древние улицы и храмы города, многие из которых канули в Лету. Ближе к современности оглянемся на недавнее прошлое, очевидцами которого были многие из нас. При этом будем помнить слова академика Валентина Янина: «У Новгорода нет старости, вопреки обилию в нем древностей».
Из IX века в XXI мы сможем добраться за три года – ровно столько и осталось до официального празднования 1150-летия. Итак, мы начинаем обратный отсчет.

Год 859. От начала времён

Привычная сегодня дата возникновения Новгорода – 859 год – была впервые предложена академиком М.Н. Тихомировым в конце 1950-х годов в ответ на предложение руководства Новгородской областью «поискать в летописях повод отметить исторический праздник города». Празднование 1100-летия Новгорода в 1959 году до сих пор на памяти у многих новгородцев. Это событие стало ярким фактом в жизни города – современники воспринимали его как торжество своих сверхчеловеческих усилий по восстановлению разрушенного войной Новгорода. С легкой и уважаемой в научном мире руки академика Тихомирова 859 год утвердился и в исторической науке, став официальным поводом для празднования 1125-летия, а затем и 1140-летия города. Именно с последнего юбилея в 1999 году у новгородцев стало входить в привычку ежегодно отмечать дату возникновения Новгорода.
Согласны ли с этим современные историки? И какие конкретные события стоят за датой «рождения» Новгорода?
К сожалению, письменные свидетельства о первых десятилетиях новгородской истории не просто скудны, они практически безмолвны. Как справедливо отметили недавно два английских историка С. Франклин и Д. Шеппард: «Осторожность никогда не вредит, если речь идет о ранней истории Руси». В поисках ответов на поставленные вопросы сегодня больше помогает «наука лопаты» –археология.
Благодаря систематическим раскопкам за последние десятилетия появились очевидные археологические свидетельства процесса возникновения славянских поселений в Новгородской округе. На совершенно обычных, заросших травами и занятых посевами полях археологи обнаружили целый ряд древних селищ, раскрывающих перед нами первые страницы новгородской истории.
Самое важное открытие было сделано на берегах почти исчезнувшей реки Прость в километре к югу от Юрьева монастыря. Историки и раньше знали о том, что здесь, на плодородных почвах Поозерья, существовали древние поселения, сведения о которых содержатся в летописях. Например, деревня Ракомо – упоминается уже в 1015 году!

В 1997-1999 гг. раскопки селища на р. Прость показали, что славянские поселенцы жили здесь уже в VIII веке. Их орудия труда, керамическая посуда, женские и мужские украшения чудом сохранились в небольшом по толщине культурном слое, почти уничтоженном распашкой. На площади около 1000 кв. метров были раскопаны несколько углублений от некогда существовавших жилых построек, найдено женское погребение с ребенком, собрана редкая по древности коллекция стеклянных бус, некоторые из которых древнее бус Старой Ладоги, претендующей сейчас на роль первой столицы Руси. Анализ найденных в земле остатков растений показал, что основу питания жителей селища составляли ячмень, просо и в небольшом количестве рожь. Из бобовых растений будущие новгородцы предпочитали горох.
Разнообразие злаковых культур на селище у р. Прость подтверждает, что основным занятием наших предков было земледелие. Еще более наглядной находкой является близкий по времени «клад» из местечка Холопий городок, расположенного при слиянии Волхова и Волховца у Хутыни. Это действительно клад, но не злата и серебра, а сельскохозяйственных орудий. Он был найден при раскопках 1980 года и состоял из 12 предметов, главными среди которых являются два железных наконечника пахотных орудий и две косы. Ближайшие аналоги этим пахотным орудиям специалисты находят в раскопках Старой Ладоги, на острове Готланд, в Швеции, Норвегии, Эстонии, Латвии. Пахотные орудия с такими наконечниками использовались при распашке участков, освобожденных от леса.
Эти археологические материалы позволяют ясно представить первые века освоения славянами верховьев Волхова. Благодаря тяжелому труду нескольких поколений среди необъятных новгородских лесов появились обжитые участки по берегам реки, связывавшей озеро Ильмень – «Словенское море» - с Ладогой и берегами Балтики. Этот центр поселений был не единственным на просторах Приильменья. Подобные сгустки земледельческих поселений появлялись в это время на Луге, на Мсте и Ловати, в озерных краях Валдайской гряды. Такую картину славянского освоения Приильменья и описывает Повесть временных лет, в недатированной части которой, предшествующей событиям 859 года, говорится: «словене же седоша около озера Илмеря и прозвашася своим именем и сделаша город и нарекоша Новгород».

860-е годы. «Новгородцы суть люди от рода варяжска…»

К славянской колонизации Приильменья уже в первой половине IX века добавилось активное проникновение на восток Европы отрядов скандинавских воинов-купцов – викингов, норманнов, или по-древнерусски «варягов». Варяги стремились установить беспрепятственное движение торговых экспедиций из Балтийского региона на арабский Восток. Их влекло серебро, в обмен на которое они везли в страну арабских халифов пушнину.
Стараниями варягов и сформировался Балтийско-Волжский путь, проходивший через Ладожское озеро, Волхов, Ильмень и Мсту. Этот путь сомкнул в единую цепочку разбросанные по берегам рек и озер поселения. Вскоре и верхушка славянских племен стала втягиваться в трансконтинентальную торговлю, сулившую выгодный обмен неисчерпаемых запасов меха на предметы роскоши и социального престижа. Взаимный интерес варягов и славян привел к формированию центров взаимодействия местного населения и странствующих «торговых агентов», носивших на поясе меч.
Одним из таких центров стала нынешняя Старая Ладога, или по-скандинавски Альдейгьюборг. Здесь следы торгово-ремесленного поселения, обслуживающего нужды варягов, относятся к концу VIII века. Недостатком Ладоги было отсутствие развитой земледельческой округи, так и не позволившей ей стать городом в раннем Средневековье.
Совсем иная ситуация сложилась на другом конце Волхова, в его истоке. Здесь деятельность варягов контролировалась мощным племенным союзом славян и угро-финских племен (чуди). Преследуя собственный интерес, лидеры этого союза выплачивали дань варягам за обеспечение военной защиты торгового пути, мирясь с их постоянным присутствием. Контрактные основы такого взаимодействия станут впоследствии новгородской традицией в отношениях с князьями.
Возникавшие время от времени конфликты нарушали основы договоренностей, что нередко приводило к изгнанию варягов. Именно о таком событии с одновременным упоминанием собирательного названия «новгородцы» говорится под 862 годом: «Изгнаша варяги за море и не даша им дани и почаша сами в собе володети и не бе в них правды…»
Вскоре после этого новгородцы призывают на княжение князя Рюрика, основавшего первую династию правителей России, закончившуюся на Иване Грозном в XVI веке.
Неразрешимые проблемы этнической и политической интерпретации первых событий новгородской истории в рамках летописных текстов уже в начале XX века породили ироническое отношение к ним русской интеллигенции. На фоне бесконечных споров историков и не менее спорных учебников (например, выдержавшего 30 изданий гимназического учебника Д.И. Иловайского) выигрышнее всего читается «Русская история», обработанная сотрудниками журнала «Сатирикон» и опубликованная в 1912 г.: «Славянские послы обулись в праздничные портянки и самые модные для того времени лапти… Пришедши к варягам, послы потихоньку заглянули в шпаргалки, которые на всякий случай носили в кармане, и выпалили из Иловайского: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».
За знание истории варяги поставили послам пять, а потом приступили к деловому разговору: – Зачем вам порядок? – спросили варяги.
Послы переглянулись и почесали затылки. Видно было, что к этому вопросу они совершенно не были подготовлены.
– Да как же без порядка! – стали они мямлить: – Нужен порядок …
– Зачем же нужен?
– Для порядка, значит, нужен. Сами знаете, без порядка какой же порядок.
…После небольшого колебания варяги согласились принять власть над славянами.
Три брата: Рюрик, Синеус и Трувор с дружинами пошли к славянам.
Рюрика приняли с удовольствием. Хоть и не Рюрикович, – говорили про него послы, – но его потомки будут Рюриковичами.
Синеуса приняли благосклонно.
– Усы выкрасим, – решили послы, – и он сделается Черноусом.
Но на счет Трувора возникли прения.
– Пойдут от него Тру-воровичи, – говорили послы, – а мы люди робкие. Раструворуют нашу землю самым лучшим манером.
Но варяги шутить не любили, и пришлось уступить». Очевидно, что для современников «Сатирикона» летописные цитаты вызывали в памяти «извечные» болезни русского общества: государственную неустроенность, персонификацию власти, казнокрадство и пр. Но это нельзя назвать идеологизацией восприятия истории, в сравнении с тем, что действительно происходило в отечественной исторической науке в отношении «норманнской теории».

880-е годы. Олеговы дни

Главным героем событий новгородской и общерусской истории в последних десятилетиях IX века был князь Олег, оставленный Рюриком на новгородском престоле при младенце Игоре.
В 882 году Олег, собрав под свое начало «варяги, чудь, словени, мерю и все кривичи», совершил дальний поход из Новгорода на юг. На пути к Киеву он со своей «интернациональной» дружиной захватил Смоленск и Любеч. В Киеве Олег убивает правивших там Аскольда и Дира, явив киевлянам законного наследника на киевский престол – Игоря Рюриковича. «И рече Олег: здесь будет мать градом русским», – сообщает летописец. Долгое время эта фраза воспринималась историками как указание на первородность Киева перед другими русскими городами. Обоснованное сомнение в этом выразил академик В. Л. Янин, поскольку и летопись, и новейшие археологические материалы Ладоги и Новгорода указывают на вторичность Киева в роли столицы Древнерусского государства. Что же хотел сказать князь Олег?
В.Л. Янин справедливо отмечает, что выражение «мать городов» звучит как перевод греческого слова «метрополия», что означает «столица». Таким образом, в словах Олега следует усматривать именно такое указание на роль Киева: здесь, а не в Новгороде, отныне будет новая столица Руси. Подтверждением этой идеи служат последовавшие за походом 882 года военные экспедиции киевских князей, стремившихся на всем протяжении X века продвинуться еще южнее, на Дунай и в Крым, ближе к могущественному и богатому соседу – Византийской империи.
Вслед за захватом Киева Олег в 883-885 гг. покоряет славянские племена полян, древлян, северян и радимичей, избавляя последних от уплаты дани хазарам.
Активная деятельность князя по собиранию Русской земли стала основой глубокой народной памяти о «вещем Олеге», популяризированной А. С. Пушкиным. Известный историк Г. Вернадский прямо указывает, что скорее Олег «нежели его новгородский предшественник Рюрик, может считаться первым скандинавским князем, ставшим монархом всей Руси». Любопытно, что имя Олег является славянской формой скандинавского имени Хелги, что означает «Святой». Под таким именем русский князь Олег отмечен в скандинавских сагах.
Возникшая благодаря активности Олега «империя Рюриковичей» стала на долгое время одним из самых мощных государственных образований Восточной Европы. Расширение и защита границ Руси становится с тех пор одним из приоритетов в деятельности князя. Для этого он устанавливает всем племенным центрам дань на содержание своей дружины. Ежегодный «дружинный налог» новгородцев составлял триста гривен (примерно 6 килограммов серебра) и сохранялся до времен Ярослава Мудрого.
Уйдя из Новгорода, Олег не мог не позаботиться о безопасности пролегавших по Волхову торговых маршрутов, а также о сохранении княжеского контроля над Приильменьем. Центральным пунктом этого контроля стало укрепленное поселение на холме у истока Волхова, впервые упоминающееся в летописях в 1103 году под названием «Городище» (в XIX веке первые новгородские историки-краеведы назовут его Рюриковым Городищем).
С 1975 года на Городище ведутся систематические раскопки под руководством директора петербургского Института истории материальной культуры Евгения Носова. За три десятилетия работ археологи выяснили, что на городищенском холме уже в середине IX века существовало поселение с широчайшими международными связями. Среди находок этого времени здесь встречаются восточные и византийские монеты, бусы из горного хрусталя, сердолика и янтаря, грецкие орехи, предметы из Скандинавии и Хазарии.
Присутствие или скорее господство на Городище варягов подтверждается находками характерных для них мужских и женских украшений, оружия, культовых вещей, таких как молоточки Тора, фигурки богинь-валькирий, амулеты с руническими заклинаниями. Большая часть этих предметов богато орнаментирована и украшена, притом что в поселениях викингов на территории Скандинавии такие же вещи выглядят гораздо проще и беднее.
Сегодня уже не подлежит сомнению, что именно Рюриково Городище было военно-административным центром Приильменья, предшествовавшим Новгороду. Загадкой этого поселения долгое время оставалось отсутствие каких-либо остатков укреплений эпохи Рюрика и Олега. В начале 1980 гг. были найдены следы древнего рва, отгораживавшего с востока холмистую часть поселения от окружающей равнины. Но главным открытием, случившимся на исходе XX столетия, стало обнаружение остатков деревоземляных укреплений на южной стороне холма со стороны Сиверсова канала.
В ходе раскопок 1997-2004 гг. выяснилось, что центральную часть холма, на которой сейчас возвышаются руины церкви Благовещения, во второй половине IX века окружали дубовые стены 4-метровой высоты и мощный ров. Раскопки вала показали его конструктивное сходство с укреплениями эпохи викингов в Дании, Северной Германии и в Южной Руси.
Уже на рубеже IX-X веков эти укрепления по каким-то причинам были срыты и постепенно исчезли под толщей культурного слоя. Теперь же усилиями археологов они вновь вернулись из небытия как зримое подтверждение скупых летописных известий о славных днях Вещего Олега. Несомненно, что одним из важнейших мероприятий к 1150-летию города должны стать музеефикация этих укреплений и включение их в экскурсионные маршруты по новгородским древностям.

890-е годы. «Не хлебом единым…»

К концу IX века на Руси стали проявляться дальние последствия походов князя Олега на юг. Постоянные контакты с христианским миром Византии и Болгарии способствовали проникновению в самые отдаленные уголки Руси первых миссионеров или просто крещёных людей. Благодаря этому начала рассеиваться тысячелетняя мгла безвестности, отделявшая русские земли от цивилизованного юга Европы.
Авторы древнейших русских летописей отлично понимали, насколько важно вставить «русское звено» в историю христианства. Так в «Повести временных лет» появилось Сказание о хождении на Русь апостола Андрея. В Сказании говорится, что приблизительно в середине I века н. э. Андрей Первозванный прибыл из Крыма на место будущего Киева и решил добираться оттуда до Рима северным путем – «из грек в варяги». Он благословил киевские горы, посулив им большое будущее, и поставил там крест. Пройдя дальше вверх по Днепру, Андрей оказался в новгородских пределах, затем посетил варягов и вернулся в Рим. И уже в Риме он поведал о странностях жизни новгородцев: «Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут чуть живые, и обольются водой студёной и только так оживут. И творят это всякий день, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то совершают себе омовенье себе, а не мученье».
Споры историков о том, когда появилось это сказание, продолжаются до сих пор. Зато никто из них не подвергает сомнению его новгородское происхождение, поскольку Киевская земля ни в древности, ни до сих пор не знает «парных бань», в отличие от регулярных банных «мучений» новгородцев.
Уже в XVI веке новгородская часть легенды о хождении Андрея Первозванного была расширена. Появившееся дополнение рассказывает, что Андрей дошел до середины Волхова и там водрузил или «погрузил» в землю свой жезл, осенив христианской благодатью всю Новгородскую землю. Память об этом событии сохранилась в названии села Грузино (12 км к востоку от г. Чудово), где с XVI века появляется каменный собор Андрея Первозванного. Граф Аракчеев, которому имение в Грузине принадлежало в начале XIX века, даже установил на грузинском холме беседку с бронзовым памятником апостолу Андрею. К сожалению, все архитектурные постройки Грузина погибли в годы войны.
Сказание о хождении апостола в Киев и Новгород оказалось крайне полезным в XVI-XVII вв., когда потребовалось защитить самостоятельность России в церковных делах. «Воистину Россия ничем не меньше других восточных народов, ибо и в ней проповедал апостол», – заявляли тогда на весь мир церковные иерархи.
Совсем недавно, в июне 2003 года, мощи апостола Андрея все же побывали в Великом Новгороде. Православная святыня прибыла к нам со святой горы Афон и была открыта для доступа в Покровском соборе Зверина монастыря. То, что долгое время считалось легендой, всё же случилось спустя две тысячи лет…
Под 898 годом в Повести временных лет помещен рассказ о деятельности двух величайших просветителей славянского мира – Кирилла и Мефодия: «начаста составляти письмена азбуковные Словенски и преложиста Апостол и Евангелие. И рады быша Словении, яко слыша величие Божие своим языком». На самом деле к этому времени оба брата уже умерли, но дело их только начинало жить. Посланные византийским императором Михаилом III в крупную славянскую державу – Великую Моравию для перевода христианского учения на понятный славянам язык, Кирилл и Мефодий в короткий срок создали особую законченную систему славянского письма, в том числе первый алфавит. В результате их переводческой деятельности появился литературный язык, не уступавший греческому и латинскому. Кирилло-мефодиевское наследие оказало огромное воздействие на культуру Руси, Сербии, Чехии и Хорватии. Установленный церковью день памяти Кирилла и Мефодия – 24 мая – отмечается в России как государственный праздник.
Что же происходило в конце IX века на краю христианской ойкумены, в новгородских пределах? Судя по всему, жизнь здесь протекала обыденно. На Городище, поверх разобранной крепости Олега, археологи нашли остатки нескольких печей. Самая древняя печь датирована концом 890-х годов. Она была сложена из небольших валунов на глине и явно использовалась для выпечки хлеба.
Подобные «летние» печи, вынесенные за пределы жилищ в противопожарных целях, хорошо известны в Финляндии, Польше, у других народов восточной Европы. В окружении печей найдены семь лошадиных черепов – явные следы языческого почитания этих животных, без которых невозможно представить быт русских дружинников. Как не вспомнить: «И холод и сеча ему ничего, но примешь ты смерть от коня своего…» Эпоха Вещего Олега уже клонилась к закату, но впереди еще был последний поход на Царьград.

900-е годы. «От Царьграда до Холопьего городка»

Спираль русской истории, совершившая первый виток в 862 году в Новгороде, уже к началу X века раскручивалась на обширном евразийском пространстве от Балтики до Багдада. Славянские племена, невольно оказавшиеся в эпицентре торговой стихии, постепенно втягивались в нее при активном участии варягов. От Волхова до Днепра возник «становой хребет» могучей державы, которая рукоятью меча постучала во врата Константинополя, заявив о своих правах на партнёрские отношения с наследницей Римской империи – Византией.
К 900-му году заканчивается период господства ирано-иракских территорий в чеканке серебряной арабской монеты, и на первый план выходит среднеазиатская держава Саманидов. Из Бухары и Самарканда хлынул свежий поток серебряных дирхемов, пышно расцвела культура, подарившая миру поэтов Рудаки и Фирдоуси. Поиск новых путей в процветающее государство Саманидов вынудил варяжских гостей сместить направления походов с Волховско-Волжского пути на Волховско-Днепровский. Известный всем путь «из варяги в греки» по-настоящему оформляется только в это время и становится господствующим направлением восточной торговли, связавшим Северную Европу с народами Поволжья, хазарского Предкавказья и арабского Востока.
Серьезным противником варяго-славянских дружин на пути к арабскому серебру стала Хазария, не желавшая пропускать русских купцов мимо своих рынков и таможен. Князь Олег, оттеснив хазар от восточных славянских земель, к началу X века сумел обеспечить безопасный проход по всему течению Днепра до выхода в Чёрное море.
В 907 году Олег «пошёл на греков», собрав под свои знамёна войско на 2-х тысячах кораблей, в том числе варягов, славян, чудь, кривичей, мерю и пр. Участие в походе Олега новгородских словен и чуди не вызывает сомнения. Греки назвали эту рать «Великая Скифь», связав русских с древним индоиранским населением Причерноморья – скифами.
Русская рать подошла к Царьграду-Константинополю, и грекам ничего не оставалось, как укрыться за стенами своей столицы. Проход в Судейскую гавань города они перекрыли мощной железной цепью. И тут свершилось чудо: русские корабли «встали» на колеса и под парусами пошли дальше, к стенам Царьграда. Испуг греков быстро сменился предложением мирного договора. Олег отправил к императору Льву Философу своих ближайших помощников: Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида. Имена этих людей явно скандинавские, что ещё раз убеждает в главенстве варягов-викингов в военных походах Руси.
Условия мирного договора, повторенного в 911 году, заботливо сохранены летописями, поскольку они демонстрируют уважительное отношение византийцев к Руси. Помимо огромной контрибуции (по 12 гривен на «ключ» – уключину корабля), греки разрешили русским купцам жить в одном из кварталов Константинополя, иметь здесь бесплатную пищу и кров. В договоре, заключенном на 30 лет, впервые говорится о «Русской земле» – стране и народе в широком смысле слова.
Память новгородцев о военных походах на греков, происходивших вплоть до середины XI века, хранилась в местном фольклоре многие столетия. Посол римского папы Сигизмунд Герберштейн, посещавший Новгород в 1517 и 1526 гг., записал любопытную легенду. В ней говорится, что новгородские жены, устав от многолетнего отсутствия мужей, занятых осадой греческого города Корсуни, вышли замуж за рабов. А когда мужья вернулись, рабы попытались не пустить их в город. Новгородцы изгнали их без оружия, взяв дубинки и плётки. Тогда рабы укрылись в месте, которое называлось Холопий городок, но потерпели поражение и понесли от господ заслуженную кару.
Этот фантастический сюжет явно заимствован у греческого историка Геродота, описавшего подобные события в Скифском царстве еще в V веке до н. э. Но Холопий городок может увидеть каждый новгородец при посещении Хутынского монастыря.
Это островное городище с почти размытыми валами находится при слиянии Волхова и Малого Волховца, там действительно есть археологические следы поселения IX-X веков.
Женская тема «Седмиц 900-х годов» на этом не исчерпана. В самом начале X века на страницах летописи появляется первое женское имя в русской истории. Под 903 годом сообщается, что князь Игорь вырос, начал вслед за Олегом собирать дань, «и приведоша ему жену из Пскова, именем Ольгу». Выбор первой русской княгини оказался на редкость удачным: именно Ольге предстоит войти в историю русского христианства как равноапостольной святой, а кроме того, предпринять в 940-х годах решительные шаги по усилению княжеской власти на Новгородчине.
В 912 году Олег, «княжа в Киеве и мир имея со всеми странами», неожиданно погибает от укуса змеи. О месте погребения «вещего» князя, мудрого и прозорливого правителя, сделавшего для становления Руси гораздо более своего предшественника Рюрика, спорили уже в XII веке: летописи указывают на его могилу в Киеве и в Старой Ладоге. Современные исследователи склоняются в пользу второго варианта. А ладожские археологи без всяких сомнений каждый год пируют на Олеговой могиле в излучине Волхова.

910-е годы. «Новгородская окраина?»

Когда после первых десятилетий раскопок Новгорода стал очевиден разрыв между летописным упоминанием новгородцев (859 г.) и археологическими следами их жизни (930-е гг.), возник вопрос о том, где же все-таки находился «старый город». Сейчас историки практически единодушно предшественником Новгорода, центром земель «новгородских словен» признают Рюриково Городище. Перенос или смещение этого центра происходил по разным причинам и не сразу, по мере складывания поселенческой структуры на берегах Волхова ниже Городища по течению.
Древнейшие следы человеческой деятельности недавно изучены археологами на Троицком раскопе, к югу от Кремля. Здесь в погребённой под культурным слоем древней почве были тщательно исследованы остатки растений, «рассказавших», как осваивалась территория будущего города.
Выяснилось, что до рубежа IX–X веков на месте нынешней Троицкой (Пролетарской) улицы несколько тысячелетий стоял лес. По сохранившимся в почве древесным уголькам учёные определили, что в нём преобладали дубы, значительно меньше было берёзы и липы. После вырубки леса здесь несколько десятилетий был луг. Среди луговых трав палеоботаники обнаружили ежу сборную, манник, овсец, гребенник. Очевидно, что луг, появившийся во второй половине IX века, использовался для выпаса скота и заготовки сена. Значит, поселение было где-то неподалёку! На это же указывают и следы распашки, которые частично накрыли луговые угодья в первые десятилетия X века. Наложение пахотных борозд друг на друга и их пересечение позволили археологам подсчитать, что пахали здесь недолго – около 5 лет. Владельцами этой пашни, находившейся на окраине небольшого поселения, были первые новгородцы.
Чтобы представить, как первопоселенцы выбирали места для дворов, взглянем на карту древнего рельефа города. Она составлена на основе нескольких тысяч геологических скважин, которые были пробурены в ходе проектно-строительных работ за последние 60 лет. Светлые участки карты показывают возвышенные участки рельефа, а более темные – низкие, часто затапливаемые Волховом места.
На Софийской стороне города хорошо видны два мощных холма – один под Софийским собором, а другой в северной части Неревского конца, у драмтеатра. Этими холмами отмечен древний водораздел: справа от него - речная долина Волхова, а слева – реки Гзень. Берег Волхова здесь довольно крут, но зато защищен от затопления.
К югу от Софийского холма заметен древний овраг или ручей, пересекающий территорию современного Кремля. Следы этого оврага до сих пор видны на участке кремлевских стен со стороны пляжа.
Территория Троицкого раскопа выглядит одним из наиболее удобных мест для заселения: река рядом, берег высок, но не крут, вокруг обширное ровное пространство для освоения. Вероятно, поэтому здесь и найдены древнейшие на сегодняшний день следы поселенцев.
На Торговой стороне рельефной доминантой служил холм на пересечении нынешних Большой Московской и Ильиной улиц. Земли к западу, северу и югу от него полого спускаются к реке и находятся в зоне подтопления. Новгородским старожилам памятно наводнение 1966 года, когда апрельская вода затопила этот берег почти до Большой Московской улицы. Случалось такое и в древности. Тем не менее, Славенский конец, связанный с существованием здесь торга и купеческих поселений, считается одним из древнейших участков заселения города.
Вся эта информация благодаря Опорному историко-археологическому плану города, разработанному по заказу и на средства городской Администрации, стала доступной историкам и археологам лишь к концу 1990-х годов. Так наука нашла общий интерес со строительными планами города, что значительно обогатило наши знания о Новгороде.
Вернёмся в небогатое летописными сведениями десятилетие русской истории. Князь Игорь в Киеве вынужден справляться с новой угрозой: с 915 года начинаются непрерывные набеги печенегов на южную Русь. Эта кочевая тюркская орда, прорвавшаяся из-за Волги в степи Причерноморья, перекрывает русским купцам путь к Константинополю и на долгие десятилетия становится головной болью киевских князей. Воспряли духом и византийцы, ловко использовавшие «печенежский фактор» в своих дипломатических играх с Русью.
В сложившейся ситуации новгородские земли становятся для Киева далёкой и спокойной окраиной, где не слышен свист печенежских стрел и не видны отблески пылающих сел и городов. Здесь вырубаются леса, распахиваются поля и возводятся деревянные хоромы – рождается новый город.

920-е годы. «Я видел русов …»

Как выглядели первые новгородцы? Во что они были одеты? Как проживали свой век и как встречали смерть? Для исчерпывающих ответов на эти вопросы у нас пока недостаточно источников – и исторических, и археологических. Но кое-что они всё же рассказывают.
В 922 году арабский купец Ибн Фадлан на Средней Волге встретился с русскими купцами и описал их внешний вид, нравы и погребальные традиции: «Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам... И я не видел людей с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны… На шеях у женщин несколько рядов монист из золота и серебра, так как, если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене монисто в один ряд, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много рядов монист».
Следующая часть текста Ибн Фадлана недавно нашла отражение в голливудском фильме «Тринадцатый воин», где арабский «мачо» в исполнении Антонио Бандераса с ужасом наблюдает за утренним туалетом своих товарищей по оружию: «И у них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы посредством самой грязной воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именно так, что девушка приходит каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Итак, он моет в ней свои обе руки и свое лицо, и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее… И когда он окончит то, что ему нужно, девушка несет лохань к тому, кто сидит рядом с ним, и этот делает подобно тому, как делает его товарищ».
Современные историки единодушны в том, что Ибн Фадлан описал не славянские, а скандинавские языческие нравы и обычаи. Под названием «русы» он невольно повторил формулу русских летописей, которая называет княжескую дружину «вся русь». Происхождение слова «русь» исследователи пытаются объяснить уже более двух столетий. Современные лингвисты как будто бы нашли истину: они считают, что слово «русь» пришло к нам из древнескандинавского языка и первоначально обозначало «команду гребцов». Для сравнения – на западе «викингами» называли членов команды длинных морских судов, бороздивших северные моря под парусом. В землях славян скандинавам приходилось пересаживаться на более мелкие, гребные суда и в таком качестве поступать на службу к «русскому» князю. Слово «варяг» впервые появляется в византийской хронике только в 1034 году и первоначально означает «наёмника, принесшего клятву верности». Таким образом, «русь» и «варяги» различались в использовании не только по смыслу, но и по времени.
Воздействие скандинавских обычаев и нравов на славян было взаимным и в конечном итоге привело к формированию сходной материальной культуры. И на Руси, и в Скандинавии костюм состоятельной женщины обязательно включал монисто из разнообразных бус, серебряные привески, включая монеты и кресты.
Во время раскопок 1938 года в Новгородском кремле, у Спасской башни, был найден кожаный кошелёк, содержавший диковинный набор предметов: 2 чашки небольших бронзовых весов и коромысло для них, арабскую монету – дирхем с дырочкой, 20 бронзовых гирек, 5 маленьких камешков, обломок иглы, бронзовую пряжку, бусину, сплющенный бронзовый перстень и даже … вишневую косточку. Подобный набор вещей – весов и различных весовых предметов – обычно сопровождает погребения воинов-купцов. Сотни подобных находок происходят с территории Швеции, Дании, есть они и в Новгородской области, в знаменитом Гнёздовском могильнике на Днепре и в других местах. Но что мог делать такой набор здесь, на берегу Волхова? К сожалению, археологи 1930-х годов не слишком тщательно описали обстоятельства находки этого кошелька, но есть все основания предполагать, что в этой части рождающегося города могло существовать древнее кладбище, где хоронили умерших новгородцев или путешественников на пути «из варяг в греки». Датировка этой замечательной находки возможна благодаря наличию среди вещей в кошельке арабской серебряной монеты. Это подражание дирхему Ахмада II ибн Исмаила, который правил Саманидской державой в 907-914 гг. Правда, новгородский дирхем фальшивый – на бронзовую основу нанесено посеребрение, а надпись написана зеркально. Так что, скорее всего, эта монета была, говоря современным языком, дешёвой бижутерией. Видимо, не очень богатые новгородцы стремились украсить шеи своих избранниц рядами монист, вот только серебра для этого у них не хватало.
К сожалению, в самом Великом Новгороде пока не обнаружены погребения, которые можно было бы однозначно связать с древнейшим населением города. Недавно редкая удача выпала нашим соседям – псковичам. В 2003 году псковские археологи при раскопках обнаружили погребение знатной женщины, жившей в X веке. Археологи назвали её «варяжской гостьей» и даже сумели восстановить её облик и наряд в момент погребения. Всего вокруг умершей псковитянки были найдены 60 предметов – позолоченные фибулы-застёжки, серьги-лунницы и другие предметы. Серебряный крестик и позолоченные византийские монеты свидетельствовали о том, что женщина, умершая примерно в 30 лет (в то время - средний срок жизни), была одной из первых русских христианок. Найденные рядом весы и гирьки являются доказательством её финансовой независимости, археологи даже предположили, что она была вдовой и сама вела торговые операции с Киевом, Константинополем, городами Швеции.
Нет сомнений, что и среди первых новгородок были такие же достойные женщины, современницы великой княгини Ольги.

930-е годы. «Чудское наследство»

930-е годы – последнее десятилетие «великого безмолвия» русских летописей. Пытаясь как-то объяснить почти полное отсутствие сведений о происходящих в это время событиях в Новгороде и Киеве, многие историки выражают сомнения в правильности летописных дат. Более оптимистичное объяснение предложил историк Г. Вернадский, назвавший 920-941 годы «периодом мира».
Далёкие от киевской политики новгородские словене неуклонно, поколение за поколением продвигались по рекам Ильменского бассейна – Ловати, Шелони, Мсте, постепенно осваивая обширные пространства будущего Новгородского государства. Эти земли не были пустыми: с эпохи неолита (III-II тыс. до н.э.) их населяли финно-угорские племена, предки современных финнов, карелов, эстонцев, народов Поволжья и Приуралья. По уровню развития хозяйства финно-угры стояли на ступень ниже славян: железные орудия были у них в дефиците, они занимались подсечным земледелием, выжигая под посевы большие участки леса. Улучшение климатических условий в VI-VII веках н. э. привели к демографическому «взрыву» в среде финно-угорских племён и к началу стремительного освоения ими территории к западу от Урала. Дальше всех на запад продвинулись мадьяры, создавшие в центре Европы государство венгров. Ближайшие к Новгороду прибалтийские финны получили у славян название чудь.
Но уже в VIII веке наступает резкое похолодание, и финно-угорская цивилизация в Приильменье начинает стремительно вырождаться. Это совпало с появлением здесь славянских племён, обеспечивавших своё выживание на нелёгких почвах пашенным земледелием. В таких условиях славянская ассимиляция «местных» жителей, вымиравших целыми деревнями от голода, была не только возможной, но и спасительной.
«Чудское наследство» на Новгородчине особенно хорошо сохранилось в названиях рек и озёр, которые дольше других топонимов сохраняют память о первых поселенцах. Озеро Ильмень в летописях постоянно называется Илмерь, Иломерь, Ирмерь. Окончание –ерь соответствует финскому jarvi, что означает «озеро». Та же природа названия и у озера Селигер. А вот Илм точно передаёт эстонско-финское слово, означающее «погода». Итак, Ильмень – «озеро, делающее погоду». Кто из новгородцев будет спорить, что порывы шелонника из «мокрого новгородского угла», со стороны Поозерья, стремительно меняют погоду в Новгороде? Финское происхождение признают и за названием Волхов. Причём Волхов и Волга скорее всего синонимы и означают «река, текущая вниз». Еще более прозрачная этимология у Мсты: musta – по-фински «чёрный», что точно отражает тёмный цвет мстинской воды.
Наследием финского населения в культуре древнего Новгорода стали характерные женские украшения с шумящими привесками. Уже в X веке они теряют «национальную» окраску и широко распространяются среди прекрасной половины жителей Новгорода.
Процессы ассимиляции славянами финно-угорских племён приводят к появлению на просторах Приильменья – на Мсте, Луге, Ловати – нескольких крупных поселенческих зон, постепенно перерастающих в самостоятельные центры развития. К середине X века эти центры начинают дистанцироваться от новгородской «пуповины» – верховьев Волхова, где на Городище хозяйничают княжеские люди.
Новые племенные центры возникают на базе разветвлённой сети небольших поселений, где живут занятые сельским трудом славянские семьи. Для защиты этих поселений и строительства укреплённых «городков», родовая верхушка собирает с них дань. Она же правит суд. Такие небольшие «варварские государства» были распространены в раннем Средневековье по всей Европе.
Одну из ячеек такого архаичного сообщества – славянское поселение X века – раскопал на реке Ловати в 1980-х годах новгородский археолог Владимир Конецкий. Здесь, в изгибе речного русла, на участке в 1500 кв. метров несколько десятилетий жила большая славянская семья, оставившая после себя следы жилых и хозяйственных построек.
Жило в таком поселении 20-25 человек – семейная община. Здесь чётко выделяется жилая зона, где стояли три небольших дома и один крупный, общесемейный. В центре деревни находился загон, куда загоняли на ночь скот, чтобы спасти от волков. Здесь же стояли хозяйственные постройки – клеть для хранения имущества, амбар-житница, овин или «шиш» для сушки снопов. Неподалёку археологи обнаружили сопку – могилу главы семейства, а рядом с ней круглую каменную обкладку, внутри которой захоронены простые члены семьи.
Первые жилые усадьбы, появившиеся в Новгороде в 940-950-х годах, во многом повторяют планировку и расположение изб, раскопанных в урочище Губинская Лука на Ловати. Это родство ещё раз подчёркивает, что хоть скандинавы-варяги и чувствовали себя хозяевами на торговых путях, главным творцом новгородской истории уже в X веке был славянин-пахарь, одолевший ильменские глинозёмы и помогший в тяжёлую пору соседу-чудину.

940-е годы. «Походы огненной княгини»

С начала 940-х годов вновь обостряются отношения Византии и Руси. Отказ византийского императора платить Руси дань, установленную еще Олеговым договором в 907 году, вызвал новый всплеск военной активности русов.
В 941 году князь Игорь с огромным войском – 10 тысяч только кораблей – двинулся на Константинополь. Летопись сообщает, что русы разгромили пригороды Константинополя, а затем двинулись на восток, дойдя до византийской провинции Пафлагонии. После серии битв на суше и на море, где византийцы умело применили свой «греческий огонь», русское войско было разгромлено и лишь небольшая часть воинов с князем «возвратишася во свояси».
Только в 944 году Игорю удалось взять реванш и добиться прибытия византийского посольства в Киев. В результате долгих переговоров мир был восстановлен, а новый договор окончательно уладил все русско-византийские противоречия.
В трудные годы войны с Византией Игорь явно забросил внутренние дела, и это вскоре проявилось в его конфликте с древлянами, закончившемся трагически. Пытавшийся собрать двойную дань с этого племени Игорь с ближней дружиной был захвачен в центре древлян Коростени. Там его и казнили, привязав к двум наклонённым берёзам, которые, выпрямившись, разорвали князя пополам.
И здесь на сцену русской истории вышла вдова Игоря, княгиня Ольга. Ей предстояло привести в порядок расстроившиеся внутренние дела и сохранить центральную власть в распадающейся державе Рюриковичей. Но начала она с мести за мужа, жестоко подавив восстание древлян и разбив их

войско, причем впереди киевской рати на коленях у воеводы ехал трёхлетний сын Игоря и Ольги, княжич Святослав.
После годичной осады Коростеня Ольга предложила древлянам заплатить дань городскими голубями. Когда птицы были собраны и переданы киевской княгине, по её приказу к их лапкам привязали зажжённую паклю. Вернувшиеся под родные крыши голуби запалили весь город.
После расправы над древлянами Ольга отправилась на север, в новгородские пределы. Здесь она встретилась с тревожной ситуацией: на Луге и Мсте сложились новые племенные центры, конкурирующие с ролью Городища, как единого центра Приильменья. Появившееся в 930-940 годах у истока Волхова новое поселение, которому ещё предстояло стать Новгородом, без мощной княжеской поддержки было явно не способно стать настоящим центром. Ситуация выглядела критической, ведь власть князя в Приильменье и так не слишком сильна со времён Рюрика. Где же тут справиться слабой женщине?
Но она справилась. В 946 году «первая леди» Руси совершает молниеносные военные экспедиции, о которых летопись сообщает вполне мирно: «Иде Ольга Новугороду и устави по Мсте погосты и дани, и по Луге оброки и дани». Совсем иную картину рисуют нам археологические свидетельства этих походов. Жизнь крупных поселений на Мсте (район современного п. Любытино) и на Луге (Передольский погост) резко прерывается в середине X века: поверх культурных слоёв легли слои пожарищ. Рядом с прежними центрами дружинники Ольги возводят мощные крепости, в которых остаются княжеские гарнизоны. Одну из таких крепостей у п. Любытино уже 10 лет исследует экспедиция НовГУ под руководством В. Конецкого. Здесь прекрасно сохранился земляной вал со срубной конструкцией внутри, а также постройки на самом городище. Крепость простояла около десятка лет, а потом была заброшена.
В чём же был смысл походов Ольги? Как считают историки, она «выжгла» корни сепаратизма в лужских и мстинских землях, а родовую верхушку – будущих новгородских бояр насильно переселила к истоку Волхова. Так возникла прочная связь нового растущего города с обширными землями к западу и востоку от него. Это был лучший залог будущего могущества Новгорода – земля и живущие на ней землепашцы стали подвластны единому центру, а порядок сбора даней и оброков приобрёл характер посреднических отношений между князем, новгородским боярством и населением огромных территорий на севере Руси.
После наведения порядка в русских землях Ольга вновь обращается к югу и проводит серию дипломатических акций с Константинополем. В конце концов, она сама отправляется в столицу Византии и принимает там святое крещение. В её новом христианском имени – Елена, которое можно перевести с греческого как «факел», видны отблески пожарищ над древлянскими, мстинскими и лужскими погостами.
«Огненной княгине» следует отдать должное как одной из самых решительных и властных правительниц России. Если бы не её энергия, государственный ум и последовательная жёсткая политика, то Русь уже в X веке могла бы превратиться в конгломерат удельных земель с местными вождями во главе. Проще говоря, если бы Ольга упустила момент и не помогла Новгороду, то не стал бы он Великим.
К глубокому сожалению для новгородцев, память о княгине Ольге увековечена в нашем городе лишь её скромной фигурой на монументе «Тысячелетие России». А вот во Пскове в 2003 году, к 1100-летию города, появились сразу два Ольгиных изваяния: прикрывающая внука Владимира своим крылом русская княгиня работы Вячеслава Клыкова и воинственная женщина с грузинским профилем в исполнении «батоно» Зураба Церетели. Оно и понятно, ведь Ольга была родом из Пскова, здесь же, по сообщению летописи, после походов 940-х годов остались стоять её сани.

Огненной княгине» следует отдать должное как одной из самых решительных и властных правительниц России. Если бы не её энергия, государственный ум и последовательная жёсткая политика, то Русь уже в X веке могла бы превратиться в конгломерат удельных земель с местными вождями во главе. Проще говоря, если бы Ольга упустила момент и не помогла Новгороду, то не стал бы он Великим.

На первую страницу